Адриан подошел к отцу и твердо взял его за руку.
– Пойдем присядем, папа, и что-нибудь съедим.
Анри неловко отправился за ним, оставив Паскаль в растерянности. Ей тоже не нравилась назойливость этого садовника и были непонятны его цели, но она не понимала, что могло так расстроить ее отца.
– Ну и страсти, – прошептал Самюэль позади нее. – Ваш месье Лестрейд дьявол?
– Нет, просто немного странный.
Самюэль провел рукой по ее затылку, поправляя прядь волос, выбившуюся из-под шиньона.
– Твой отец почему-то ненавидит Пейроль. Он приехал только ради того, чтобы доставить тебе радость, и потому, что соскучился по тебе, но ему здесь плохо.
Самюэль увидел, что Марианна призывно машет ему с террасы.
– Поговорим об этом позже, – сказал он, покидая Паскаль.
Тарелки изрядно опустели, и Паскаль принялась убирать лишнюю посуду. Завтрашний день, похоже, придется посвятить уборке, но это ее не огорчало. Сейчас она прекрасно себя чувствовала и была счастлива, что находится у себя дома. Ее ничто не беспокоило, и у нее не было никаких проблем с Пейролем.
Она отнесла грязную посуду в кухню и вернулась, поставив два блюда с сыром на стол. Гости приятно развлекались на террасе.
– Может, посидите немного с нами? – спросил Лоран, когда она проходила мимо него.
Сидевший за столом с Жоржем и Авророй хирург рассказывал какую-то смешную историю, приключившуюся с ним во время отпуска. Паскаль присела на ручку кресла Авроры и рассеянно дослушала ее до конца, все время чувствуя на себе взгляд Лорана. Посмотрев на него, она заметила грустную улыбку и снова смутилась, чувствуя, что не выдерживает его взгляда. Этот мужчина определенно волновал ее. Возможно, она слишком долго пребывала в одиночестве. После развода с Самюэлем она пришла к выводу, что ни одна встреча больше не подарит ей таких чувств. Самюэль был ее первой настоящей любовью, а несколько последующих любовных историй не оставили в ней ничего, кроме разочарования. Может, ее реакция на внимание Лорана Вийнева означала, что она наконец освободилась от чувства к Самюэлю и перестала сожалеть об их разводе?
Она не знала, как заговорить с ним, и смогла лишь пробормотать, что принесет бутылку вина.
– Нет, не беспокойтесь, я сам принесу.
Вставая, он на секунду положил руку ей на запястье, и этот жест показался ей нежной лаской.
Глава 4
Нервничая, Анри смотрел на стюардессу, которая, рассказывая об аварийной эвакуации, демонстрировала пассажирам спасательный жилет и кислородную маску. Он терпеть не мог самолеты и удивился тому, что Паскаль нравилось летать. Слава богу, что сейчас она не летела с ними.
Сидящий рядом Адриан был погружен в чтение журнала, и, похоже, его не беспокоил момент взлета. Анри закрыл глаза и положил в рот жевательную резинку, чтобы избавиться от закладывания ушей. Хорошо, что выходные прошли, он выполнил свой долг, в следующий раз Паскаль сама приедет к нему. А потом он придумает предлог, чтобы больше никогда не появляться в Пейроле. Всю ночь он думал о Камилле и, заснув на рассвете, увидел ее во сне.
Камилла, хрупкая и нежная, всегда спала обнаженной, и на ее ресницах часто блестели слезы. Она плакала даже во сне. А когда он занимался с ней любовью, хваталась за него так, будто тонула. Может, удовольствием она стремилась заглушить свою печаль?
Самолет достиг крейсерской скорости, и полет, кажется, стабилизировался. Анри рискнул выглянуть в иллюминатор, но с такой высоты уже ничего не было видно. Вчера вечером, стоя у окна и глядя на ночной парк, он спрашивал себя, почему Люсьен Лестрейд докучает его дочери. Может, он хочет ей о чем-то рассказать? Но что он знал о драме, которая терзала тогда Фонтанелей? Он мог лишь строить догадки, потому что Камилла никогда не доверилась бы подобному человеку.
Как бы то ни было, Анри решил позвонить Лестрейду этим же вечером. Он предложит ему такую сумму денег, которая обеспечит его на тридцать лет вперед, и он больше не посмеет совать свой нос в дела его семьи.
Откидываясь на спинку кресла, Анри в миллионный раз спросил себя, был ли он прав. Ответа на этот вопрос он не знал, и он продолжал его мучить.
Стюардесса прикатила тележку с напитками. Полет из Тулузы до Парижа был недолгим, и Анри едва успел допить свой стакан, как объявили посадку. Тем лучше. Чем раньше он приступит к работе в клинике, тем меньше у него останется времени на воспоминания. В Сен-Жермен тень Камиллы также преследовала его, но не так отчетливо, как в Пейроле. К счастью, Паскаль ничего не знает, и Анри не позволит, чтобы Люсьен Лестрейд нашептал ей какие-нибудь гадости. Пусть уж она радуется этому дому, который так любит! Раз он не смог ее разубедить, то…
– О чем ты задумался, папа?
Адриан с беспокойством смотрел на него, и Анри сказал первое, что пришло в голову:
– О следующем административном совете.
– Не беспокойся, все будет хорошо, – сказал сын, потрепав его по руке.
Конечно нет. Все его проблемы оставались там, в Пейроле. Анри взял стакан с апельсиновым соком и посмотрел на часы. Он торопился – торопился забыть…
Аврора осторожно спустила с чердака последнюю вазу.
– Вот! Наконец-то я их все собрала. Паскаль, стоя наверху, рассмеялась.
– Зачем тебе вазы без цветов?
Она рылась в покрытых пылью старых чемоданах, нагроможденных в темном углу. На некоторых были наклейки, подписанные рукой матери: «занавеси из библиотеки», «покрывала из спальни». Возможно, Камилла надеялась, что однажды они снова пригодятся? Может, собиралась вернуться в Пейроль, когда Анри выйдет на пенсию?
Паскаль подняла крышку и уловила слабый запах нафталина. В чемодане лежали ткани, завернутые в бумагу. Паскаль мельком взглянула на Аврору и решила ничего ей не говорить о своей находке, чтобы эти ткани не были развешаны по всему дому.
– Обожаю обследовать твой чердак! – сказала Аврора. – Ты только посмотри на этот чудесный трельяж… Мы починим ножку, заменим зеркало, и он прекрасно будет смотреться в комнате, правда?
Паскаль отошла от чемоданов и приблизилась к Авроре.
– Правда, но на сегодня достаточно, – сказала она. Хотя вчерашняя вечеринка удалась наилучшим образом, обе они изрядно устали. Только на мытье посуды ушло несколько часов.
– Тебе нужно отдохнуть, Паскаль. Ты работаешь по двенадцать часов в сутки, да еще под постоянным прессингом Надин Клеман. Ты хоть знаешь, какой фурор произвела в отделении! Жорж постоянно смотрит на тебя взглядом жареного карпа… Вообще это не мое дело, тем более что он мне самой очень нравится. Кстати, он не врач. Да, мне нравится его чувство юмора, он… Подожди-ка, а это что еще такое?
Машинально шаря рукой в ящике трюмо, она обнаружила серую пластиковую папку с загнутыми углами.
– В такой папке должны храниться сокровища или же любовные письма, – сказала она, передавая папку Паскаль.
От времени и высокой температуры папка немного расплавилась, зато в ней сохранилась маленькая книжечка.
– Я хочу напомнить, – продолжала тараторить Аврора, – что если тебе нравится Лоран Вийнев, то не следует…
– Да, да, я знаю…
Паскаль, нахмурившись, читала документ.
– Что это означает? – пробормотала она. Аврора заглянула ей через плечо.
– Выписка из свидетельства о браке, дата 16 апреля 1966 года. Муж: Косте Рауль; жена: Монтаг Камилла Хуонг Лан…
Ошеломленная Паскаль перечитала все еще раз.
– Париж, отдел регистрации 22-го округа! Странно, мама и папа поженились в 1970 году в Альби.
Она на секунду закрыла книжечку и критически осмотрела ее; к сожалению, документ выглядел вполне правдоподобно. Перевернув страницу, она увидела, что графы о смерти супругов были пусты, зато в графу «первый ребенок» было вписано имя, заверенное подписью чиновника.
– Третье августа 1966 года, в девять пятнадцать утра родилась Юлия Ньян Косте.
Графа о смерти детей тоже была пустой.
– У меня есть фотографии со свадьбы моих родителей, – растерянно проговорила она. – Они венчались в церкви. А венчаться можно один раз, если только человек не овдовел, как мой отец!
С приближением ночи тени на чердаке становились все гуще, несмотря на то что светила электрическая лампочка.
– Рауль Косте. Юлия Косте. Боже мой, кто эти люди? Проще всего было узнать обо всем у отца, и она сделает это сейчас же. Должно было существовать простое объяснение, до которого она не может додуматься, будучи сильно шокированной своим открытием. Анри все объяснит ей. Но… почему ни он, ни Камилла никогда ни единым словом не упоминали об этом?
Паскаль захотелось плакать, горло ее перехватил спазм. Аврора взяла ее за локоть.
– Пойдем отсюда.
Сжимая в руке найденное свидетельство о составе семьи, Паскаль позволила отвести себя на первый этаж. Сев за кухонный стол и подперев подбородок руками, она пыталась осмыслить то, что узнала. Так, значит, ее мать вышла замуж в двадцать один год и была уже беременна, поскольку ребенок родился через три месяца после заключения брака. Дочь назвали Юлией, добавив ей вьетнамское имя, как и у самой Камиллы… Сейчас ей должно было исполниться тридцать девять лет. Паскаль никогда не слышала о старшей дочери своей матери. Ни воспоминаний, ни даже намеков. Этой Юлии Косте не существовало в семье Фонтанелей. Скорее всего, она умерла в юном возрасте, но зачем было скрывать это?
– Позвони отцу, поговори с ним, и тебе станет легче, – предложила Аврора, ставя на стол две чашки дымящегося чая.
Наряду с жизнерадостностью одной из привлекательных черт Авроры было ее дружелюбие. Что бы делала Паскаль без нее? Да, Пейроль был на самом деле слишком велик для одинокой женщины, а присутствие подруги все меняло. Вместе они быстро обустроили дом, много смеялись, болтали ночами, натирая старую мебель, найденную в глубинах чердака, доверяли друг другу свои секреты. Им было хорошо вместе, и будет так же хорошо зимой по воскресеньям, когда они вместе будут смотреть телевизор, завернувшись в плед, а весной будут вместе работать в саду, чтобы привести парк в порядок. Аврора была незаменима, без нее Паскаль никогда бы не открыла ящик этого трюмо.
– Если бы тебя там не было, – пробормотала она, – я бы просто расплакалась… Думаю, что не смогу задать отцу этот вопрос, потому что он мне не ответит. Или же скажет неправду. Похоже, это какая-то тайна, которую от нас тщательно скрывали. Боюсь, он ничего не расскажет.
– Но ты имеешь право все знать! Речь идет о твоей матери, о твоей сестре! Ну, по крайней мере, о твоей сводной сестре…
Где-то на этом свете, возможно, существовала женщина, которая была ее сводной сестрой. Та же степень родства, что и с Адрианом.
– Если она жива, – проговорила Паскаль, – то я найду ее.
Она не могла думать по-другому, зная, что не успокоится, пока не узнает правду.
– Как ты думаешь, твой брат в курсе?
– Не знаю. Несмотря на разницу в возрасте, мы были очень близки с ним и доверяли друг другу, пока я не вышла замуж за Самюэля. Невозможно представить, что он мог скрыть от меня подобные вещи.
Но теперь она была уже не так уверена в этом. Еще час назад она могла бы сказать то же самое о своем отце, а теперь…
– Я напишу в 22-й парижский округ. Если Юлия Косте умерла, у них это должно быть зафиксировано. Человека не могут похоронить, пока не свяжутся с отделом регистрации рождения и смерти, это обычная процедура. Когда я узнаю что-то от них, тогда решу, что делать дальше.
Аврора молча смотрела на подругу, затем встала и зажгла свет. В кухне сразу стало теплее и уютнее. Теперь Паскаль показалось глупым ее желание заплакать. Ее мать была нежной и деликатной женщиной, все свое время она посвящала образованию Адриана и Паскаль. Она обожала детей и должна была так же сильно любить эту Юлию. Как и когда она потеряла ее? Может, отец девочки, Рауль, увез или похитил ее? А что стало с ним самим? Но зачем – и этот вопрос был самым мучительным, – зачем понадобилось окружать все это такой секретностью? Конечно, Камилла говорила очень мало, и почти никогда не рассказывала о своей жизни, не вспоминала ни о своей юности, ни о семье, в которой ей довелось жить. «Те злые люди» – только так она и называла их, за исключением отца, который привез ее из Ханоя. О Вьетнаме у нее вообще не сохранилось никаких воспоминаний, кроме имени матери, которую звали Ле Ань Дао. Но какое отношение все это имело к какому-то Раулю Косте, возникшему неизвестно откуда?
– Как можно ничего не знать о своей матери? – вздохнула Паскаль.
В противовес этому она хорошо знала историю семьи с отцовской стороны. Это была целая династия альбийских врачей. Адриан и Паскаль, как и все Фонтанели, тоже дали клятву Гиппократа, продолжив традицию. Существовала даже улица Эдуарда Фонтанеля, хирурга, жившего в 19 веке. Но она ничего не знала о Монтагах. Только куцая история офицера, который привез из Индокитая медаль за боевые заслуги… и внебрачного ребенка. Камилла говорила, что в своей жизни она любила лишь двух мужчин – капитана Абеля Монтага и Анри, и никакого упоминания о Рауле! Может, это была ошибка молодости, о которой ей хотелось забыть? Но о том, чтобы покинуть ребенка, не могло быть и речи, она никогда бы не смогла так поступить. Она всегда повторяла с бесконечной любовью: «Двое моих детей. У меня двое детей». Это об Адриане, который не был ее сыном, и о Паскаль. Но иногда она говорила так: «Я родила двоих детей», и никто, похоже, не обращал внимания на некоторую смысловую неточность этих слов.
– Я приготовлю что-нибудь на обед, – объявила Аврора. – И не говори мне, что ты не голодна!
Ничто на свете не могло заставить Паскаль потерять аппетит – это уже стало семейной легендой, поэтому она не смогла признаться Авроре, что мысль о еде вызывала у нее тошноту.
Самюэль, насвистывая, вышел из палаты интенсивной терапии. Его очередной пациент абсолютно нормально выходил из состояния наркоза, сердечный и дыхательный ритмы тоже не внушали опасений. Радовало и то, что работать в субботу пришлось недолго. Иногда такое случалось из-за нехватки анестезиологов, что объяснялось новыми американскими веяниями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35