Так говорили ему шаманы.
Двое шаманов, один из которых Трубач, — его магия была сильной и старинной, и еще у него было несколько демонов, так вот, они сказали, что это было нечто другое. И сам Аттила был согласен с тем, что некоторые проклятия против хунну были очень сильными, когда животные превращались в людей, а потом в растения, и что подобное колдовство сильнее всего действовало на кагана.
Хотя он сам не припоминал этого, но тысячу раз слышал о том, как хунну следовали за белым оленем через болота по Европе. Как они проходили по равнинам. Это были орды захватчиков. Каждый клан имел собственного короля. С ними путешествовали женщины, дети, юноши и старики. Их было очень много, как сейчас остготов или франков. И после этих времен с ними что-то случилось. Постепенно хунну начали вымирать. Болезни, которые не тронули германцев, убивали хунну. Женщины хунну рожали детей, которые могли прожить год или два, а потом умирали. Молодые мужчины уходили воевать и присоединялись к армиям римлян, и их убивали, или они женились на женщинах германцев, и их дети становились детьми германцев, а не хунну.
Денгазич был не хунну, а германцем, как и Ардарик, а Эллак — слаб умом. Только Эрнач, один из его сынов, обладал сердцем и способностью возглавлять людей, но Эрнач не получит шрамы до следующего лета. Ни один из сыновей Аттилы не знал заговоров, которые следует произносить над телом умершего отца. Ему следовало научить их этому. Им нужно было выучить это, когда он произносил заклинания над своим отцом каждый год во время смерти Мундзука. Но сам Аттила не повторял заклинаний уже десять лет, с тех пор как он убил Бледу, своего брата и старшего сына Мундзука.
В то самое время, когда он должен был молиться во имя духа своего отца, каждый клан и тотем Хунну обычно собирались вместе и проводили курултаи, чтобы лучше действовали заклинания во время охоты, и ехали на охоту, чтобы заготовить мясо на зиму. Но уже многие годы не проводилась Великая Охота. Хунну лениво прозябали в своих лагерях или ждали, когда германцы привезут им пищу. Никто уже не помнил ритуал курултая. Люди, владевшие умением и мастерством охоты, умирали, не оставив сыновей. Все позабыли песни и ритуалы, которые могли защитить стада, потому что теперь немногие хунну держали стада. Германцы ухаживали за стадами, и их у них было множество.
Данное ему при рождении имя не было Аттилой. Другим было и его тайное имя, которое он получил при нанесении шрамов на щеки, когда он стал мужчиной. Его стали называть Аттилой в качестве подарка, потому что он объединил своих людей и сделал их сильными, и они начали повелевать другими племенами. Ему казалось, что после его смерти хунну пропадут. В его животе поселилась боль. Правда, она теперь стала меньше от сладкого молока. Сделав усилие, он исключил грустные мысли и стал думать в другом направлении.
Дитрик оставался с Таксом под навесом дворца кагана до наступления темноты. Когда он удирал вместе с гуннами, то не думал о том, что ему все равно придется возвратиться к отцу. Он говорил об этом с Таксом, но тот его оборвал.
— Он будет слишком счастлив, что ты вернулся. Он немного покричит на тебя, а потом отошлет, чтобы ты подумал о том, какой ты совершил проступок. Не волнуйся.
— Ты не знаешь моего отца.
— Тогда не возвращайся к нему, а оставайся с нами. Дитрик фыркнул. Он прислонился спиной к стене. Монидяк, Бряк и Такс играли в палочки. Они кричали и шутливо били друг друга после каждого хода. И их голоса звучали, как голоса ссорящихся женщин. Дитрик смотрел на них. Ему не хотелось их покидать. Ему казалось, что их жизнь проходит гораздо легче, чем его жизнь.
Такс ничего не сказал Дитрику о том, почему им пришлось так внезапно покинуть Сирмиум. Утром, прежде чем отправиться к Эдеко, он сказал, что они отправятся смотреть петушиные бои, и подробно описывал, как следует выбирать петуха, на которого стоит поставить деньги. Днем он повидал Эдеко, а вскоре он и Дитрик уже возвращались в Хунгвар.
Возвращение домой было тяжелым. Они ехали от темна до темна и ели только горсточки подсушенного зерна, а пили растопленный снег и Белого Брата. Почти все время Дитрик был пьян от Белого Брата. В его памяти путешествие запечатлелось, как сияние ослепительно белого снега и неба, на котором иногда появлялись черные силуэты ветвей деревьев.
Теперь, когда он вспомнил об отце, мысль о доме наполнила его теплом и ощущением триумфа. Он смотрел, как Такс перекладывал свои палочки, и думал, как бы небрежно напомнить ему о возвращении домой.
— Такс, почему мы так внезапно заторопились домой? Такс глянул на него, улыбнулся и повернулся к Монидяку.
— Он — лучший всадник среди германцев, и ни разу не попросил меня ехать медленнее.
Монидяк и Бряк захохотали и наклонились, чтобы тронуть руку Дитрика. Он опустил глаза, ему стало очень приятно. Он начал размышлять о том, говорил ли ему Такс, почему им пришлось так внезапно покинуть Сирмиум. Он посмотрел на ворота. Солнце уже зашло, но было еще достаточно светло. Группа женщин шла через ворота. Они шли одна за другой и несли в корзинах снег, чтобы охладить вино хатун Креки. Караульный у ворот ждал, пока пройдет последняя женщина, чтобы закрыть ворота на ночь. На фоне темневшего неба прямые ветки дуба простирались, как сеть.
— Ну, — сказал Дитрик. — Мне нужно двигаться.
— Оставайся с нами, — ответил Такс, глядя на него через плечо. — Зачем тебе вообще нужно ехать к отцу?
Монидяк добавил:
— Дитрик, ты — уже мужчина, а не маленький мальчик. Оставайся жить с нами.
— Я бы хотел этого…
Он попытался представить себе, как он станет жить с гуннами, но не смог.
— Мне нужно вернуться. Я приеду к тебе завтра, Такс. Быть может…
Дитрик наклонился и хлопнул Такса по плечу. Он поднял свою шубейку с перил и пошел за угол дворца за конем. Он услышал, как Монидяк крикнул караульным, чтобы они открыли для него ворота.
В воздухе похолодало, после того как село солнце.
Он выехал из ворот, проехал по пустой дороге к броду и пересек реку. Ночной ветер проносился по равнине и бил его в лицо, принося с собой запах близкой оттепели. Он ехал вдоль берега реки и слушал, как деревья похрустывали под порывами ветра.
Все уже спрятались на ночь.
Он вспоминал поездку из Сирмиума. Когда они ночью остановились, Такс рассказал ему, как он и Мараг пересекали Альпы, и тогда разразилась сильная буря в начале осени. Когда он говорил о смерти своего друга, на лице Такса было сожаление. Даже гунны умирали в снегу, и перенести подобное путешествие — это было признаком силы. По мере того, как дом его отца становился все яснее и больше на холме,
Дитрик использовал память о путешествии, как защитную броню. Что бы ни говорил ему о гуннах Ардарик, он все равно знал их лучше него.
Он подъехал к дому и проник внутрь через маленькие ворота, которые он знал, как надо открыть. Он отвел коня в конюшню и оставался там до тех пор, пока, как он знал, все будут заняты ужином. Если ему удастся проникнуть на сеновал и провести там ночь, тогда утром Ардарик будет выглядеть глупо, начав скандалить. На него подействовали знакомые звуки и запахи дома. Ему вдруг показалось, что прошли годы со времени его поездки в Сирмиум и что туда ездил совершенно другой человек. Он вспоминал только какие-то отдельные детали.
Открыв дверь конюшни, он посмотрел на грязный двор и дом. Сквозь щели в ставнях проникал свет факелов. Он слышал смех и разговоры людей в доме. Он почувствовал запах мяса, хлеба и даже пива. На глаза юноши навернулись слезы.
Это была настоящая жизнь, а жизнь у гуннов была где-то далеко, в дымке прошлого. Он пошел к задней части дома, где было окно, через которое можно было проникнуть в дом.
— Остановись… Собака! Стой!
Дитрик остановился. По рукам у него пробежали мурашки, и во рту пересохло. Ардарик вышел из дома, сжав руки в кулаки и задрав кверху подбородок.
— Где ты был?
Так орал Ардарик, делая шаг на каждом слове.
— Куда ты отправился, когда я приказал тебе… Я тебе приказал никуда не ездить с ними…
— Пожалуйста… Пожалуйста.
Дитрик оглянулся, чтобы увидеть, кто их слушает.
— Ах, пожалуйста, — сказал Ардарик. — Пожалуйста!! Он подскочил к Дитрику и стукнул его по уху.
— Пожалуйста!
Потом он ударил его в другое ухо.
— Пожалуйста!!
Дитрик поднял руки, чтобы защититься от ударов.
— Отец…
Огромные кулачища Ардарика летали над ним, задевая по голове и молотя по рукам. Дитрик пригнулся, пытаясь удрать от возмездия отца. По лицу текли слезы унижения. Он решил убежать, но вместо этого он выпрямился и ударил Ардарика по лицу.
Он ссадил себе костяшки пальцев, и рука у него онемела до локтя. Ардарик попятился назад, размахивая руками, и потом тяжело приземлился на грязный мокрый снег. Дитрик был так поражен, что захохотал.
Ардарик с трудом поднялся со снега и, прихрамывая, пошел к нему. Дитрик развернулся и побежал, но он скользил по растоптанному снегу, и ему было трудно сохранять равновесие.
Огромная тяжесть толкнула его сзади, он упал лицом в снег и заскользил вперед, неся на спине Ардарика. Когда он остановился, его отец спрыгнул с него, схватил его за руки и рывком поднял вверх.
— Ты посмел меня ударить… — Ардарик начал колотить его по плечам. — Ты ударил своего бедного отца… Моли бога, чтобы он простил тебя, проклятая собака…
Дитрик прикрывал голову руками и стоял пригнувшись, пока Ардарик бил и колотил его. Он вдруг понял, что половина людей из их окружения смотрели на них и смеялись. Головы торчали из окон. Но ему уже было все равно. Он спокойно ждал, когда отцу надоест колотить его или он устанет и остановится. И наконец он почувствовал, что удары стали не такими сокрушающими.
— Проси прощения! — орал Ардарик.
— Прости.
Дитрик отряхнул с одежды раскисший снег.
— За что я должен просить прощения?
Ардарик уставился на него. Его широкая грудь бурно вздымалась от усталости.
— Ты поехал в Сирмиум? Что ты там делал?
— Пошли в дом, — сказал Дитрик. — Я замерз. Ардарик схватил его за руку.
— Так тебе и нужно. Ты, непослушный и непочтительный сын.
Он сильно обнял Дитрика.
— Бог сильнее карает того, кого больше любит.
Его голос стал хриплым. Дитрик был поражен, когда почувствовал, как его отец неумело поцеловал его в щеку, и ощутил слезы на щеке.
Брат Такса Раз содержал дюжину кобыл в степи к западу от Хунгвара. Каждый вечер он сам приводил их на дойку. Через день после возвращения в Хунгвар Такс поехал на пастбище, чтобы привести своих лошадей, которых он оставил заботам брата. Он уже проехал половину пути, когда позади него раздался крик. Его брат ехал к нему. Раз был на шесть лет старше Такса. Он был единственным выжившим его братом. Хотя они никогда не были близки друг другу, Таксу нравилось с ним разговаривать, потому что у Раза было много разных странных идей и мыслей.
Раз подъехал галопом на своей черной лошади и остановил ее рядом с Таксом. Раз был высоким мужчиной с длинным лицом. Он напоминал больше мать, чем их отца Резака, которого очень любил Такс.
— Брат, я не знал, что ты уже вернулся из Сирмиума, — сказал он.
— Я вернулся вчера, — ответил ему Такс. — Эдеко послал меня раньше всех остальных.
Оба брата медленно поехали вперед. На плече у Раза висело собранное лассо. Такс всегда им восхищался, хотя ни за что не желал себе в этом признаваться. Раз был очень богат, и его уважали солидные люди. Пока они ехали, Такс искоса поглядывал на Раза.
Неожиданно Раз спросил:
— Что было интересного в Сирмиуме? Такс пожал плечами:
— То же самое, что и везде — много разных зданий, люди и всяческие вещи, которые делают римляне. Я встретил хунну, который служит в армии императора. Потом видел дом проконсула. У меня была шлюха — все одно и то же.
— Тебе следует опасаться шлюх. Тебя могут ограбить.
— Я взял с собой друга, и он охранял меня. Раз внимательно посмотрел на него.
— Этого Яя? От него тебе не будет никакого толка.
— Нет, Дитрика, сына короля гепидов.
— Короля гепидов? Ардарика? Я думал, что Яя — твой друг.
— Так оно и есть, но Дитрик — это мой близкий друг, как раньше был Мараг.
Раз отвел взгляд. Они ехали под ветвями деревьев, стоявших на краю пастбища. На голых серых ветвях набухли плотные зеленые бутоны. В тени снег лежал на земле кусками, пропитанный влагой и ноздреватый.
— Люди не забыли о твоем поступке, — сказал Раз. — Как ты привез тело Марага, чтобы его похоронили здесь. Его отец подарил мне трех жеребят, соль и железо, и он плакал и поклялся, что ты — настоящий человек.
Такс ничего не ответил. Он подумал, почему отец Марата сделал эти хорошие подарки не ему, а Разу. Хотя, конечно, Раз был главой семейства Такса. Он был поражен, когда услышал в голосе Раза восхищение. Такс откашлялся и стал смотреть в сторону. Равнина перед ними спускалась к замерзшему ручью и вдали снова поднималась вверх. Сотни лошадей паслись на коричневой грязи, в которую их копыта превратили снег. Большинство из них медленно продвигались по равнине туда, где их обычно собирали хозяева. Кони Раза уже ждали их под погибшим дубом. Их головы были развернуты в одну сторону, а хвосты развевались на сильном ветру. На боках были куски свалявшейся линяющей зимней шерсти.
— Значит, Дитрик стал теперь твоим близким другом, — заметил Раз. — Эта твоя черная кобылка очень противная.
Она никогда не пасется вместе с остальными конями. Ты ее где-нибудь видишь? Вчера я ее нашел вдали в лощине, что расположена через ручей.
Такс начал разглядывать лошадей, рассеянных по равнине. Черная кобылка предпочитала одиночество. Он ее не увидел и, приложив пальцы ко рту, свистнул. Его черная лошадка вскинула голову. Гнедая кобыла и серый мерин, принадлежавшие Таксу, начали проталкиваться посреди лошадей Раза.
Раз пошел собрать лошадей и привязать их всех вместе к веревке. Кони Такса шли к нему, опустив головы, а их длинные лохматые гривы развевались по ветру. Черная кобылка появилась среди деревьев. Она остановилась, высоко подняв голову, и Такс снова свистнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33