Я совершенно убежден, что ваша милость, сеньор мой дон Фернандо де Гусман, благородный дворянин из Севильи, — самый храбрый и прекрасный наружностью из всех, кого я видел, это говорю вам я, Лопе де Агирре, не склонный к лести и славословию. Ваша милость обещала мне держать в секрете все, что я скажу, и я соответственно этому обещанию постараюсь, выражаться ясно и откровенно, ибо иной язык вашей милости не по нраву. Всем известно, что благородное сердце вашей милости скорбит скорбями и несчастьями ближнего, тем более когда этот ближний — наш товарищ по боям и походам. Ваша милость никогда не оставляла в забвении того, что больные нуждаются в лечении, а страждущие — в утешении. Противу желания вынуждены мы признать, что наш губернатор дон Педро де Урсуа, в начале похода обнаруживший свои таланты великодушного и великолепного военачальника в отношении своих солдат и слуг, переменился, переменился в тот злосчастный миг, когда в нашем лагере появилась прекрасная дама, которая подточила рассудок нашего влюбчивого губернатора и заставила его позабыть о существах, так ему преданных и так его любивших. Все заботы, все сладкие слова у. него ныне для одной доньи Инес де Атьенса, с ней он спит ночью, с ней запирается днем, все свои силы и достоинства тратит он в ненасытном лоне доньи Инес. В каждой хижине этого селения говорят и шепчутся о том, что безрассудство нашего губернатора губит нас безвозвратно, никогда не найти нам и следов сказочного Эльдорадо, поиски которого стоили жизни сотням бесстрашных испанцев; славы и могущества достигнем мы, лишь возвратившись в Перу, воодушевленные бесповоротным решением восстановить утраченную справедливость и освободить от злодеев нашу чудесную отчизну. Вашей милости, сеньор мой дон Фернандо де Гусман, предначертано свершить славные деяния, в очах вашей милости светится знамение грядущего величия. Верно, что губернатор Педро де Урсуа назначил вашу милость генерал-лейтенантом, но так же верно и то, что над вашей милостью он поставил Хуана де Варгаса, который стоит много меньше, и над всеми нами, на алтарь, вознес он женщину, которая смущает его чувства и которая станет роковой звездой его погибели. Только отвага и бесстрашие вашей милости, которая станет главою и предводителем этого неустрашимого войска мараньонцев, смогут вернуть веру нам, ее утратившим. Итак, одна лишь дерзновенная рука вашей милости, сеньор мой дон Фернандо де Гусман, способна привести эту гибнущую затею к славному концу.
(Походный шатер дона Фернандо де Гусмана в поселении Мокомоко. В центре — грубый стол, вокруг него — скамьи, сколоченные из бревен и струганых досок. В углу — разноцветный гамак, в котором сидит дон Фернандо де Гусман. Вокруг него собрались заговорщики. Лоренсо Сальдуендо, Хуан Алонсо де Ла Бандера и Алонсо де Монтойя стоят совсем близко к гамаку. Мулат Педро Миранда, Диего де Торрес, Алонсо де Вильена, канарец Хуан Варгас, Мигель Серрано де Касерес и Кристобаль Эрнандес сидят по скамьям. Лопе де Агирре и Мартин Перес де Саррондо не отходят от двери.)
ФЕРНАНДО ДЕ ГУСМАН (метису Фелипе Лопесу, своему слуге, который позавчера был сурово наказан губернатором Урсуа за незначительный проступок.) Сходи к губернатору, скажи, что от меня, попроси немного растительного масла, а сам осторожно рассмотри, что он делает, кто с ним и какое у них оружие.
(Метис Фелипе Лопес выходит.)
ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Самый подходящий момент, чтобы довести до конца начатое дело. Педро де Урсуа отослал из лагеря семьдесят человек под командой Санчо Писарро разведать дороги в глубь страны. С возвращением Санчо Писарро наши враги станут многочисленнее и нам придется вести бой куда как неравный.
МИГЕЛЬ СЕРРАНО ДЕ КАСЕРЕС. Я в сомнении, господа. Какие шаги мы предпримем после того, как возьмем в руки власть и командование походом?
АЛОНСО ДЕ МОНТОЙЯ. Некогда нам разрешать ваши сомнения, друг. Надобно действовать, и без промедления. Оставьте, ваша милость, все вопросы и недоумения на потом, когда губернатор будет убит.
ФЕРНАНДО ДЕ ГУСМАН. Убит? Разве обязательно губернатора убивать? Не кажется вам, что более по-христиански было бы не убивать его, а заковать в кандалы и взять с собою?
ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Все равно что тащить на своем горбу свидетельство собственной измены. Зачем возить за собой пленника, коего обиды постоянно станут понуждать вернуть свои права. Я полагаю, куда более по-христиански оставить его здесь в индейском поселении, без защиты, зато в сладких объятиях его доньи Инес.
ХУАН АЛОНСО ДЕ ЛА БАНДЕРА. Ни за что! Его надо убить!
ЛОРЕНСО САЛЬДУЕНДО. Я — за! Убить, иного не дано.
ФЕРНАНДО ДЕ ГУСМАН. Святой боже! Придется убить.
АЛОНСО ДЕ МОНТОЙЯ. Надо убить, и я добровольно вызываюсь вонзить в него оружие. На моих щиколотках еще живы укусы его кандалов, а шея еще ноет от бесчестья ошейника.
ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Мы обязаны его убить и свершить те славные деяния, выполнением коих он пренебрег.
МУЛАТ ПЕДРО МИРАНДА. Смерть бесстыдному губернатору, тирану, бесчестному, гнусному сукину сыну!
(Входит метис Фелипе Лопес.)
ФЕЛИПЕ ЛОПЕС. Я застал губернатора лежащим в гамаке, босым, приготовившимся ко сну, он уже вернулся из хижины доньи Инес. При нем были только бакалавр Педрариас де Альместо, с которым он беседовал, и два пажа. Один из них, по имени Лира, дал мне масла и проводил меня до двери.
ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Да здравствует наш вождь дон Фернандо де Гусман!
ФЕРНАНДО ДЕ ГУСМАН (быстро поднимаясь из гамака). Я буду вашим вождем. Пошли!
АЛОНСО ДЕ МОНТОЙЯ (вынимая шпагу). Пошли!
(Все выходят.)
(Улица в том же селении Мокомоко. Издалека доносятся диковинные шумы селъвы, словно взбесившиеся музыканты наяривают кто во что горазд, извлекая из своих инструментов бессмысленную, мрачную мелодию. В один звуковой поток сливаются: завывание ветра, далекие раскаты грома, треск сухих ветвей под чьей-то поступью, страшный шум падающих огромных деревьев, неумолчный рокот большой реки, шум воды, срывающейся с высоты в узкую пропасть, басовитое кваканье гигантских жаб, пение и свист сотен различных птиц, скандальный ор попугаев, верещание обезьян, умоляющее, как у нищих, и заунывное, как у плакальщиц, вопль тапира, издыхающего в когтях у пумы, рев возбужденных кайманов, призыв священных рожков, которые индейцы изготовляют из тыквы и используют как военный сигнал, густой треск и дробь барабанов, слышные на расстоянии многих лиг. Рабы Хуан Примеро и Эрнандо Мандинга выныривают из темноты, в руках у Хуана Примеро светильник.)
ХУАН ПРИМЕРО (раб Хуана алонсо де Ла Бандеры). Говорю тебе еще раз, губернатора собираются убить. Хуан Примеро слышал, как его хозяин беседовал с мулатом Педро Мирандой.
ЭРНАНДО МАНДИНГА (раб губернатора Урсуа). Tы ничего не знаешь. Мы, черные рабы, никогда ничего не знаем.
ХУАН ПРИМЕРО. Испанцы ненавидят один другого, точно кровожадные звери, командиры собираются убить губернатора, Хуан Примеро не хочет видеть, как льется человеческая кровь, Хуан Примеро добрый негр и хороший христианин, Хуан Примеро ходил предупредить губернатора, что творится, Хуан Примеро не нашел губернатора в его шатре.
ЭРНАНДО МАНДИНГА. Он забавлялся с доньей Инес у нее в хижине, только мы, черные рабы, никогда ничего не знаем.
ХУАН ПРИМЕРО. Губернатора не было в его шатре, Хуан Примеро долго стучался, пажи не решились впустить его, беги скорей, скажи им, он твой хозяин, и его хотят убить сегодня ночью.
ЭРНАНДО МАНДИНГА. Заткнись, врун черномазый!
(Из глубины улицы доносятся шаги приближающихся заговорщиков.
Двенадцать заговорщиков идут строем, впереди — алонсо де Монтойя и Хуан алонсо де Ла Бандера. Лопе де Агирре при всем оружии и с обнаженной шпагой ковыляет сзади.)
ХУАН ПРИМЕРО (выходя из укрытия). Господи боже, пресвятая богородица! Они идут убивать губернатора, Хуан Примеро знает!
ЭРНАНДО МАНДИНГА. Заткнись, дерьмо черномазое! Мы, черные рабы, никогда ничего не знаем!
(В шатре губернатора Урсуа. На столе остатки недоеденного ужина. Губернатор босой и без оружия лежит в гамаке, закинув руки за голову.
Педрариас де Альместо, прохаживаясь, беседует с ним.)
ПЕДРАРИАС ДЕ АЛЬМЕСТО. Ваше превосходительство отказывается видеть столь явную опасность, великодушное сердце мешает вашему превосходительству ее узреть. Но я еще раз обращаю внимание вашего превосходительства на то, что дерзость солдат — вернейший признак зреющего мятежа.
ПЕДРО ДЕ УРСУА. Вы повторяете слухи, о коих писали мне в своих письмах вице-король маркиз де Каньете и капитан Педро де Аньяско: страшные истории про бессовестных авантюристов, которые будто бы вышли в поход не завоевывать земли, но с бесчестным намерением взбунтоваться против короля Испании. Бог свидетель, никогда не верил я этому!
ПЕДРАРИАС ДЕ АЛЬМЕСТО. А в письмах, что получила ваша милость, названы имена непокорных?
ПЕДРО ДЕ УРСУА. Правда, названы: Хуан алонсо де Ла Бандера, Лоренсо Сальдуендо, Мартин де Гусман и Лопе де Агирре первыми в этом списке. Меня настоятельно просили изгнать их из войска.
ПЕДРАРИАС ДЕ АЛЬМЕСТО. И вы изгнали одного Мартина де Гусмана.
ПЕДРО ДЕ УРСУА. Его я тоже не изгонял, друг мой. Он ушел по собственной воле, испугавшись знамения, предвещавшего ему смерть, но оставил мне своего племянника дона Фернандо, который у меня генерал-лейтенант и самый верный товарищ.
ПЕДРАРИАС ДЕ АЛЬМЕСТО. Ваше превосходительство сверх меры доверяется его отваге и удачливости. Клянусь богом, мне не по сердцу призывать к жестокости, но в подобных обстоятельствах благоразумнее всего было бы отрубить четыре чужие головы во имя спасения собственной.
ПЕДРО ДЕ УРСУА. Вы слишком осторожны, мой добрый Педрариас. Бунт, коего вы боитесь, не пойдет дальше нытья и бахвальства. Сегодня начинается год, каковой с божьей помощью станет самым счастливым и славным в моей жизни.
(В дверь громко стучат.)
ПЕДРАРИАС ДЕ АЛЬМЕСТО. Кто там?
(Дверь от толчка распахивается. Входит Хуан Алонсо де Ла Бандера с обнаженной шпагой в руке, за ним — Алонсо де Монтойя и остальные заговорщики.)
ПЕДРО ДЕ УРСУА. Что вам надобно, друзья? Добро пожаловать, однако уже полночь, неподходящее время для посещений и праздных бесед. Видно, важное дело привело вас ко мне в столь поздний час.
ХУАН АЛОНСО ДЕ ЛА БАНДЕРА. Сию минуту узнаете. (Хуан Алонсо де ла Бандера, держа шпагу обеими руками, делает выпад и пронзает губернатора насквозь.)
ПЕДРАРИАС ДЕ АЛЬМЕСТО (хочет обнажить свою шпагу). Сеньоры, измена?
(Канарец Хуан Варгас и еще трое заговорщиков бросаются на Педрариаса де Альместо и хотят связать его.)
ФЕРНАНДО ДЕ ГУСМАН. Не убивайте его, Педрариаса не убивайте.
ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Бегите, Педрариас, торопитесь, если хотите остаться в живых.
(Педрариас де Альместо убегает. Алонсо де Монтойя вонзает свой кинжал в грудь губернатора. Фернандо де Гусман и Мартин Перес де Саррондо каждый своим оружием наносят губернатору раны.)
ПЕДРО ДЕ УРСУА. И ты, Фернандо, брат мой?
(Фернандо де Гусман, не отвечая, наносит ему удар.)
ПЕДРО ДЕ УРСУА. И ты, Мартин Саррондо, мой земляк?
МАРТИН ПЕРЕС ДЕ САРРОНДО (вонзая шпагу ему в живот). Ты не баск, ты француз.
ПЕДРО ДЕ УРСУА (в агонии). Исповедаться! Дайте исповедаться!
ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Ошибаетесь, если думаете, что отец Портильо, даже не будь он при смерти, пришел бы вас исповедовать. Он не забыл четырех тысяч песо, которые вы у него украли, не забыл, на какие пытки вы обрекли его, насильно притащив умирать сюда, в мрачную сельву. Он бы отказал вам в исповеди, генерал Урсуа.
ПЕДРО ДЕ УРСУА. Господи, смилуйся надо мной в милосердии своем! Miserere mei [26]…
(Умирает.)
ЛОРЕНСО САЛЬДУЕНДО (выкрикивает). Тиран умер, да здравствует король!
ХУАН АЛОНСО ДЕ ЛА БАНДЕРА. Да здравствует король дон Филипп, наш господин! ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Да здравствует свобода!
(Бунтовщики идут по улице к хижине, где живет Хуан де Варгас, заместитель губернатора. Хуан де Варгас выходит им навстречу. На нем эскаупиль, подобие лат из ваты, в руках у него круглый щит и жезл — королевские символы правосудия.)
ХУАН ДЕ ВАРГАС. Что происходит, сеньоры? Какова причина этого шума и беспорядка?
ЛОРЕНСО САЛЬДУЕНДО. Да здравствует король, тиран умер! ХУАН ДЕ ВАРГАС. Бессовестные злодеи, грязные негодяи, изменники, дьявол вас попутал!
ХУАН АЛОНСО ДЕ ЛА БАНДЕРА. Настал и твой последний час, гнусный сводник, сын грязной потаскухи! ХУАН ДЕ ВАРГАС. Опомнитесь, мерзавцы, злодеи, сукины дети без стыда и совести!
(Несколько заговорщиков вяжут Хуана де Варгаса, отнимают у него жезл, разоружают. Мартин Перес де Саррондо вонзает ему в грудь шпагу с такой силой, что она проходит насквозь и острием ранит канарца Хуана Варгаса, который стоял за спиной у пленника, заломив ему руки назад. Оба падают на землю. Шпаги и кинжалы заговорщиков с яростью пронзают тело заместителя губернатора.)
ХУАН ДЕ ВАРГАС. Предатели, предатели! Святой боже, я умираю!
(Умирает.)
ФЕРНАНДО ДЕ ГУСМАН. Да здравствует король, тираны мертвы!
ВСЕ, КРОМЕ ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Да здравствует король!
ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Да здравствует наш губернатор дон Фернандо де Гусман! Да здравствует его начальник штаба Лопе де Агирре! Да здравствуют солдаты, непобедимые мараньонцы! (Солдаты в страхе и удивлении выглядывают из дверей хижин. Некоторые с перепугу бегут в селъву, другие запирают покрепче двери. Бунтовщики выстраиваются посреди центральной площади селения, ряды их растут, одни присоединяются по доброй воле, других загоняют угрозами и тычками. Антон Лъамосо и Педро де Мунгиа, тотчас же примкнувшие к мятежникам, рьяно, как никто, привлекают сторонников и уговаривают колеблющихся.)
ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ (рабам). Несите вино, отпразднуем нашу победу! Церковное или какое угодно, живо!
(Черные рабы уходят и через некоторое время возвращаются с двумя большими кувшинами вина. Между тем народ прибывает. Из хижины выходит отец Энао и благословляет дона Фернандо де Гусмана. Антон Аьамосо, Педро де Мунгиа и Кристобаль Эрнандес обносят всех вином, разливая его по глиняным чашам и мискам из сушеных тыкв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37