— А как, — продолжал, насупив брови, человечек, — тебя зовут, если у тебя есть имя, чего никак нельзя исключить? Говори, не мешкай.
— Эдгар, а вас?
— Угадай с трех раз, — сказал человечек.
Эдгару хватило одного раза. Он спросил:
— Бел?
— Все зависит от того, как ты пишешь это слово. Если через одно л, то нет. Если через два, то да. Белл.
— Вы, кажется, — заметил Эдгар, — очень невысокого мнения о том величественном городе, что раскинулся внизу в долине.
— Так оно и есть, — сказал мистер Белл. — Я сочинил стихи об этом. Слушай.
Почти все, кто встретился Эдгару в тот день, читали какие-нибудь стихи; тем не менее он подавил вздох и вежливо стал слушать. Человечек продекламировал с горечью:
Надев на дев девятые штаны,
Они зевают дерзко вам в лицо.
Без сахара пекут они блины,
Но с сахаром едят они яйцо.
Они варенье требуют к сардинам,
Не прекращают даже рядом с домом
Они своих опасных игр — динам-
ит насыпают в нос своим знакомым.
— Очень сложно, — сказал человечек, — найти рифму к «сардинам». А теперь — самое важное место. Слушай внимательно:
Они перед обедом туш играют;
На площади, чтоб людям было видно,
Детей на ужин Зверю подбирают
И самке, и нисколько им не стыдно.
— Я не понял про зверя и самку, — сказал Эдгар, плохо расслышавший последнюю строчку, поскольку человечек пробормотал ее себе под нос.
— Разумеется, это его мать, — ответил человечек. — Очень скоро ты все поймешь. А теперь не перебивай. Я подхожу к последнему четверостишию, которое подводит итог всему:
Им старичок заговорил поджилки,
Им не помогут травы и припарки;
Я превращу их в стружки и опилки
И покормлю индюшек в старом парке.
Человечек сумрачно кивнул и сказал:
— Думаю, долго ждать не придется. Да ты сам увидишь, когда туда попадешь.
И он заковылял прочь от города, опираясь на палку и что-то бормоча себе под нос. Эдгар, с радостью и надеждой в сердце, стал спускаться по склону холма к Эдембургу. Стихотворение было совершенно бессмысленным.
Глава 5
Е, и D, и G, и А
Ах, Эдембург — он казался таким восхитительным городом! Эдгар с удовольствием гулял по его красивым улицам, но все время думал, как бы ему вернуться в класс, а оттуда — домой, пить чай (урок наверняка уже закончился). Он спрашивал обаятельных полицейских, которые с улыбкой патрулировали одетые зеленью проспекты и сияющие витринами улицы:
— Как мне попасть назад?
И почти все отвечали:
— Сынок, подожди до четырех.
На улицах города можно было увидеть не только коренных эдембуржцев, но и приезжих из дальних мест: Бразилии, Ямайки, Гондураса, Южной Африки, с Красного моря, Голубых гор и реки Оранжевой. Туристы, подумал Эдгар. Все они ходили с путеводителями и фотоаппаратами и непрерывно листали и щелкали, потому что кругом было на что посмотреть, о чем прочитать и что сфотографировать. Среди прочего там были:
Музей бокса с живыми образцами древнего и современного кулачного боя.
Механическая статуя Пирса Эгана, автора более двадцати тысяч популярных очерков.
Действующая модель Эгдонской пустоши.
Эглинтонский турнир со сражающимися рыцарями и горячими скакунами, изрыгающими пламя, а также ободряющими их прекрасными дамами.
Эйдотея, дочь мастера тысячи и одного превращения.
Эйстедфод бардов, поющих на самом настоящем валлийском языке.
Эльдорадо, золотой город, в миниатюре, но во всех подробностях, с золотым королем, тоже в миниатюре.
Доменико Теотокопули рисует гостей прямо на месте яркими красками и в растянутом виде, но очень дешево и необычайно быстро.
Римский император Гелиогабал беснуется и визжит.
Элен де Тупей, красивая девушка, но не очень умная. На самом деле довольно глупая.
Электра с десятью тысячами разноцветных электрических лампочек.
Настоящие эльфы в серых кафтанчиках, похитители детей и творцы кошмаров, но они надежно заперты и совершенно безвредны, ха-ха-ха.
Действо об Илии в четырех частях: (1) его питают вороны у потока Хораф; (2) он воскрешает сына Сарептской вдовы; (3) он поражает пророков Бааловых; (4) он возносится на небеса на огненной колеснице.
Елисей, осмеиваемый детьми, с которыми незамедлительно кроваво, но справедливо расправляются большие бурые медведи.
Мюзикл с новыми и оригинальными песнями и танцами.
Огни святого Эльма, то есть свечение, часто наблюдаемое на мачтах и реях кораблей во время шторма.
Часовая лекция Ральфа Вальдо Эмерсона, очень ученого и интересного американского джентльмена из Бостона, штат Массачусетс.
История Аэндорской волшебницы, очень страшная, рассказанная сэром Эндимионом Латмосом.
АНГЛИЯ ОЖИДАЕТ, ЧТО КАЖДЫЙ ВЫПОЛНИТ СВОЙ ДОЛГ, знаменитый сигнал лорда Нельсона во время Трафальгарской битвы: шесть простых уроков для начинающих по передаче Этого Важного Сообщения с помощью флагов, флагов и еще раз флагов.
Леди Квинтэссенция позволит поцеловать свою ручку в принадлежащем ей замке Энтелехия, всегда открытом (за плату) для посетителей.
И так далее, и так далее, и так далее.
Над главной улицей города висели большие часы, которые в срок пробили четыре, а затем проиграли чудесную мелодию, напомнившую Эдгару «Погляди, как пляшет суслик» наоборот. Когда часы отзвонили, Эдгар увидел, что люди толпами направились к месту, которое, как гласили указатели, называлось площадью Обозрения. Некоторые, заметил он с любопытством, не хотели идти, но улыбчивые и обаятельные полицейские подгоняли их звуками, какими наездники понукают лошадей. Эдгар подошел к большому толстому сержанту в голубой форме с золотым и серебряным шитьем и вежливо спросил:
— Как мне попасть назад?
— Ты попадешь назад, если будешь двигаться вперед, — ответил полицейский. — Иди вместе со всеми туда, на площадь. Прислушайся. Слышишь оркестр? Иди туда, и все будет в полном порядке.
Он дружелюбно улыбнулся и довольно грубо и бесцеремонно втолкнул Эдгара в движущуюся толпу. Старик, шедший рядом с ним, спросил:
— И тебя туда же? Что ж, могу только сказать, что лучше быть старым и жестким, как я, чем юным и нежным, как ты. Но в конце концов, все зависит от того, какую они сыграют мелодию, не так ли?
— Не знаю, — ответил Эдгар. — Я здесь в первый раз.
— И в последний, если в твоей молоденькой головке есть хоть немного мозгов, — проговорила, задыхаясь от ходьбы, толстая старуха.
Эдгар вспомнил о белом человечке и его стихотворении, и у него по спине пробежали мурашки. Что-то в Эдембурге было не так. Что-то явно было не в порядке с некоторыми вывесками на магазинах:
ШОКОЛАДНЫЕ НАРУЧНЫЕ И СТЕННЫЕ ЧАСЫ ОТ Т. МУРА — В МАГАЗИНЕ «ЭПИГО» ВСЕ ОТ БОЛИ И ОЗНОБА — ОТ КАШЛЯ ВАМ ПОМОЖЕТ ENTENT CORDIAL — ЭПИДАВРОВЫ ЖИВЫЕ САХАРНЫЕ МЫШИ.
Он спросил идущего рядом старика:
— Что они хотят с нами сделать?
— Увидишь. Это все для туристов. Чтобы они приезжали и тратили деньги. Стыдно!
— Вам не нужны их деньги? — спросил Эдгар.
— Деньги — не все, — ответил старик. — Больше всего на свете я люблю хорошо прожаренные диадохи.
— Что?
— Диадохи, диадохи, ты никогда о них не слышал? Теперь их не купить ни за какие сокровища. На что же тогда, спрашивается, нужны их паршивые деньги? Ну вот мы и пришли.
Площадь была полна народу. Со всех сторон ее окружали здания с надписями: КРОШКА ЭРИК; ХЭНКИ И ПЭНКИ; ЭКГ; ЭРНСТ МАЛТРОВЕРС; А. Э. ЭКСМЕЛИН; ВОДА «ЭСФИРЬ» (ПРОСТАЯ И МИНЕРАЛЬНАЯ), — а из окон высовывались какие-то люди (туристы?), щелкающие на солнце фотоаппаратами. В центре площади, которая имела форму круга, стояла большая конная статуя, и эта статуя, казалось, беседовала, то мотая, то кивая своей железной головой, с человеком в костюме клоуна (уж не артистом ли Эдембургского Ревю?). На эстраде играл оркестр, которым дирижировал необычайно длинный и тощий человек в военной форме и ослепительно белых перчатках; в ту минуту оркестр исполнял что-то нежное и мечтательное. Внезапно, безо всякого перехода, он заиграл громко и неистово, с лязганьем тарелок, а клоун несколько раз высоко подпрыгнул. Затем он побежал, смешно спотыкаясь, к группе микрофонов с надписями — ТУК, ТОП, КАК, ОП, ВАС, ЩЗХЯПВК — и закричал в них, и голос его загремел из динамиков на всю площадь:
— Вы все знаете, зачем мы здесь собрались этой весенью, или этим зиметом, после завтрака, так что не будем терять времени — не будем ведь? — ну конечно же не будем, Боже нас сохрани, дорогие друзья, а также моя теща, которую я вижу вон там, — теща, ку-ку! Начинаем.
Он сделал широкий дирижерский жест дирижеру, который сделал широкий дирижерский жест оркестру, и оркестр в полном составе сыграл всего одну ноту. Эту:
Дряхлая старушка, стоявшая перед Эдгаром, спросила:
— Что это было? Я ничего не слышала, я глуха как пень. И люди сказали:
— Е. Е. Они сыграли Е. Ноту Е.
— Ну, тогда всё в порядке, — сказала старушка. — Меня зовут Дорин, так что мне можно идти.
И она ушла, а вместе с ней и многие другие. Эдгар не понимал, что происходит. Он заговорил с низеньким толстым мужчиной, который жевал что-то похожее на длинные черные шнурки:
— Я совершенно ничего не понимаю.
— Все довольно просто, — ответил мужчина, продолжая жевать. — Тот, у кого имя начинается не с буквы Е, уходит. Просто берет и уходит. Меня зовут Эдвард, поэтому я не ушел. Слушай дальше.
Оркестр опять заиграл. На этот раз прозвучали две ноты:
— Значит, я остаюсь, — сказал мужчина. — Е и D, а меня зовут Эдвард. — Тебя-то как звать, сынок? — Эдгар ответил. — Стало быть, и ты остаешься.
Теперь оркестр сыграл три ноты. Площадь быстро пустела, и уходившие облегченно улыбались. Три ноты были такие:
— E, D и G, — сказал жующий мужчина. — То есть я ухожу, раз меня зовут Эдвард, то есть E, D и W. Как, ты сказал, твое имя? — Эдгар повторил. — Значит, E, D и G — как раз то, что они сыграли. До свидания, удачи тебе.
И он пошел прочь, жуя свои черные шнурки (наверно, лакричные), которые свисали у него изо рта и болтались на ветру. На площади почти никого не осталось, но туристы все еще щелкали фотоаппаратами. Эдгар окликнул молодого человека, стоящего метрах в ста от него:
— Как вас зовут, сэр?
— Меня? — спросил молодой человек. — Эдгбастон, вот как меня зовут. А того вон — я его хорошо знаю, мы с ним едим свиные ножки в одной закусочной на улице святого Евсевия, вкусно и недорого, — того зовут Эдгвер. Эдгвер Такервуд — язык сломаешь. Его родители, знаешь ли, очень любили ездить на автобусе. Ну вот, теперь-то мы узнаем, теперь-то мы все узнаем.
Дирижер взмахнул палочкой, и оркестр под грохот барабанов прогремел:

— Мне можно уходить, — сказал Эдгбастон. — И старине Эдгверу тоже. Эдгви! — позвал он.
Эдгвер Такервуд мрачно читал обрывок старой газеты. Он был очень похож на мистера Гладстона из Эдембургского Ревю. Услышав свое имя, он обернулся, кивнул и пошел прочь, а Эдгбастон за ним следом. Все уходили, и Эдгар тоже решил уйти. Но клоун ринулся к нему, крича:
— Ты разве не слышал музыку? Е, и D, и G, и А. Ты напоминаешь юношу, который к ней идеально подходит. Как тебя зовут?
Эдгар назвал свое имя. Клоун тут же проорал его на всю площадь, и раздался громкий шум ликования, а оркестр грянул туш. Клоун вопил:
— Эдгар! Эдгар! — И зеваки на краю площади, и туристы в окнах со своими фотоаппаратами тоже закричали:
— Эдгар!
На площадь въехала повозка с хором девочек, запряженная парой лошадей; оркестр заиграл новую мелодию, написанную, вероятно, специально для Эдгара, а девочки, очень хорошенькие, сладкозвучно запели:
Е, и В, и G, и А,
R в конце идет.
Выйдет EDGAR у тебя,
Только, ближнего любя,
Пой не мимо нот.
Е, и В, и G, и А —
Мотивчик недурной.
И хоть ты спеть не можешь R,
Его исполнит кавалер
С гитарой под луной.
Пока девочки пели, Эдгара осыпали самыми прекрасными и душистыми цветами всех оттенков Эркманово — Эридановой радуги — мальпаке, лоренцо, элия, ессей, уильямс, эспландиан, пифагор. Затем он почувствовал, как его поднимают на сильные плечи и неизвестно куда уносят люди в белых спортивных костюмах. Он закричал дурачившемуся клоуну:
— Куда?! Куда?! Куда?!
Но никто ему не ответил — разве что оркестр, который разразился очень странными бурными вариациями на основе первых четырех букв его имени (попробуйте сыграть это на пианино, или электрооргане, или эсприелле, если они у вас есть. Но если в вашем распоряжении целый оркестр, который весь день напролет бездельничает и играет в карты в винном погребе, дайте им всем по ушам, велите настроить инструменты и исполнить это fff, что значит фортиссимо, что значит очень-очень громко):
Густо усыпанный цветами, Эдгар почти не видел, куда его тащат, но скоро понял, что его под приветственные крики и громыхание оркестра вносят в широкие двери большого прохладного здания и довольно плавно опускают на стул около длинного стола, на котором стояли нижеследующие напитки и яства:
Пирог esto perpetua, очень горячий, с горшочком этцельного крема.
Фламандский сомпнор с эвфемным картофелем.
Три поющие эвфросины с гарниром из демогоргон и свежей шинкованной капустой.
Кусок говядины по-брейзнозски, обвалянной в нежных кусочках кноссов.
Тушеные ломти джоселина в соусе из когглсби.
Холодный рисовый пудинг.
Каладболги, очень легкие и воздушные, и тосты по-эскалибурски с небольшими отварными калибурнами и каледвулхами.
Большое серебряное блюдо с горой гуибрехтов и эйрбиггий, с пылу, с жару.
Чай. Чай «Великая Экспозиция» . Эксетерский чай (иногда называемый Леофрийским листом) . Альфоксденский чай. Чай «Малютка-Домовой». Чай «Ян с ветряной мельницы» . Чай ex pede Herculem. Чай «Испытание философии сэра Вильяма Гамильтона» . Чай «Эвангелин» . Чай «Бриллианты Эстесов» . Чай «Эврика». Чай «Золотое наследство» . Чай.
Люди в белых спортивных костюмах, которые его внесли, с поклонами вышли, и Эдгар остался в полном одиночестве. В комнате не было мебели, зато имелось множество дверей и слабо пахло мятой и лилиями. Он только успел взять восхитительный гуибрехт, испеченный из теста, легкого, как поцелуй весны, и с горячей начинкой из остро-сладкого уейнфлитского джема, и как раз собрался налить себе кружку эвфорионического чая, когда одна из дверей отворилась и в комнату тихо вошли две фигуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10