* * *

Обзор культурной деятельности и настроений на Украине-Малороссии был бы не полным, если бы обойти молчанием “Историю Руссов” и ее тенденции.


История Руссов

На рубеже 18 и 19-го веков появилась книга анонимного автора под названием “История Руссов или Малой России”. Весьма далекая от исторической действительности, в романтическо-фантастических красках рисовала она прошлое Украины-Руси и более похожа на роман, чем на научный труд. Казаки, по словам автора, это особый народ, ничего общего не имеющий с другими народами.
Все они безумно храбры, честны, благородны, полны всех возможных достоинств и не имеющие ни одного недостатка. И вот этот особый народ, имевший свои “вольности и привилегии”, в результате сложившихся обстоятельств, должен подчиняться общим для всей России порядкам. А потомки их вождей вместо того, чтобы быть казацкими гетманами и предводителями и носиться с саблей по полям брани, превратились в “гречкосеев”…
Написана книга горячо, с пылом - вероятно автор обладал не малым поэтическим даром. Но, исторически, она настолько неправдоподобна, что даже Грушевский говорит, что она “фантастична”.
Тем не менее, “История Руссов” в 20-х и 30-х гг. 19-го века приобрела большую известность и ее охотно читали, изнывавшие от скуки и безделья, в своих имениях потомки казацкой старшины, “малороссийские помещики”, в особенности те, которым не удалось сделать карьеру и которые, благодаря этому, вынуждены были сидеть в глухих селах.
В начале автором “Истории Руссов” считали известного архиепископа Конисского, но позднейшие исследования, с большой степенью вероятности, утверждают, что “Историю Руссов” написал помещик Роменского уезда Полтавской губернии Григорий Полетика с сыном, при участии полтавского помещика Капниста. Любопытно, что оба предполагаемые авторы или соавторы, не украинцы, а греки по происхождению. Возможно, что это просто совпадение, а можно допустить и то, что свойственное греческому народу, мифотворчество, повлияло на характер книги. Не будучи рядом поколений связанными с жизнью народа Украины-Руси, появившись на ней в 18 веке, когда бурный и жертвенный период ее истории уже закончился, не выйдя из широких народных масс, им трудно было быть выразителями настроений народа. Поэтому и книга их похожа больше на миф, создавать которые были такие мастера их предки - греки.
Тем не менее миф этот, облеченный в форму научного труда и названный “История Руссов”, произвел не малое впечатление на невзыскательных читателей, главным образом, - “малороссийских помещиков”. В достоверности сообщаемых сведений о прошлом разбираться они не могли, а читать о том, что они - потомки “высшей расы” - благородного “казацкого народа”, им было приятно. Некоторые из них, поверивши в это фантастическое прошлое, начинали мечтать и о возможности это прошлое восстановить в будущем. И здесь, можно предполагать, надо искать первые зародыши сепаратизма политического.
Небезынтересно тут обратить внимание и на то обстоятельство, как действовало чтение “Истории Руссов” на разные категории читателей. Одни, люди образованные и осведомленные, понимали, что это поэтический миф в, как таковой, его воспринимали, не делая из него выводов политических, сепаратистического направления.
Например, высокообразованные: Гоголь, Серезневский, Костомаров и др., которые читали и знали “Историю Руссов”, не пришли к сепаратизму, а, наоборот, недвусмысленно стояли на позициях единства Руси и даже всего славянства.
Людей же без подготовки или увлекающиеся натуры “История Руссов” толкала если не на пути, то на мечтания о политическом сепаратизме.
Как описывает Шевченко, настольной книгой одного мелкого “малороссийского помещика” и, при том единственной, которую он вообще читал, была “История Руссов”. Читая ее, он в мечтах переживал славное прошлое своих казацких предков, перенося эти мечты и на будущее.
Не избег влияния этой книги и сам Шевченко, называвший ее “Летописью Конисского”, ибо в то время, было распространено мнение, что ее автор - известный архиепископ Г. Конисский. Фантастические картины прошлого увлекли Шевченка, что и отразилось в некоторых его произведениях, хотя, как известно, политическим сепаратистом Шевченко не был. Идея единства общей родины и необходимости ее защищать недвусмысленно выражены в ряде его произведений. Мог ли политический сепаратист написать то, что Шевченко написал по поводу вторжения французов в 1812 году? А написал он следующее: “Как жертва всесожжения, вспыхнула святая Белокаменная, и из конца в конец по всему царству, раздался клич, чтобы выходили и стар и млад заливать вражеской кровью великий пожар московский. Достиг этот судорожный клич и до пределов нашей мирной Украины. Зашевелилась она, моя родная маты; зашевелилась охочекомонное и охочепешее ополчение малороссийское”… (Повесть “Близнецы”).
Так писал Шевченко, который настроения и устремления своего народа знал лучше, чем нынешние шовинисты-сепаратисты, называющие себя его почитателями и непозволительно и непочтительно искажающие взгляд Шевченко на единство Руси.
В общем же, “История Руссов”, несмотря на произведенное, на многих впечатление, на их политические взгляды и устремления не повлияла и никакого политического сепаратизма не вызвала.
Малороссийско-украинская же национально-культурная деятельность, всю первую половину 19-го века, беспрепятственно развивалась, разумеется, в рамках общей свободы, которая тогда была ограничена в одинаковой мере для всех народов России. Никаких специальных ограничений для украинско-малороссийской деятельности не было.
Волна революций 1848 г. и предреволюционные настроения конца 40-х гг. в Европе вызвали огромные изменения и в украинско-малороссийской национально-культурной деятельности, как в России, так и в находящейся под властью Австрии, части Украины-Руси.
В Австрии (до 1848 г.) правительство, в своей политике в Галиции, делало ставку на поляков, игнорируя интересы большинства населения - русских-украинцев. Во время революции поляки, в основном, были на ее стороне. Забитое же бесправное крестьянское население отчетливо стало против революции, в защиту “цисаря”, как они называли австрийского императора. Не разбираясь в политических программах, целях и задачах революции, галицийские крестьяне рассуждали так: паны за революцию - следовательно, она для них полезна; а, что полезно и хорошо панам - то плохо хлопам; потому мы за “цисаря”. Австрия, эти настроения учла и после подавления революции изменила свою политику в Галиции: начала поддерживать “рутенов”, как официально называлось русское население, что привело, сначала к возникновению украинской (тогда ее называли “русской”) национально-культурной деятельности, а впоследствии, с ее усилением и развитием, к ее использованию в общей политике Австрии и ее подготовке к столкновению с Россией. (Более подробно о жизни под Австрией изложено в соответствующей главе).


Кирилло-Мефодиевское Братство

В России же откликом революционных настроений Европы конца 40-х гг. были настроения, вылившиеся в формы организационные и приведшие к созданию “кружка Петрашевцев”, в Петербурге (за участие в котором был приговорен к смерти Достоевский) и “Кирилло-Мефодиевского Братства”, в Киеве, состоявшего, преимущественно, из уроженцев Украины и активных участников ее национально-культурной деятельности. Как известно, за участие в “Братстве” был сослан в солдаты Шевченко, с за прещением что либо писать или рисовать.
“Кирилло-Мефодиевское Братство” объединило около сотни людей, далеко не одинаковых взглядов и устремлений. На его левом крыле находились пылкие сторонники самых радикальных решений, к каковым можно причислить Шевченка и Белозерского, но большинство, с Костромаровым во главе, по словам Грушевского, были “умеренные патриоты, романтики национальности, настроенные гуманно, приязненно к народным массам, но не склонные к тактике резкой и насильственной” (Ист. Укр. стр. 495).
Каковы же были цели “Братства”, его конечные устремления?
На этот вопрос, лучше всего ответить словами представите лей левого, т.е. наиболее радикального крыла “Братства” - Шевченка и Беозерского.
Шевченко пишет, что “Братство” “ставило целью освобождение славянских народов, в том числе и украинского, и создания из них славянской федерации”.
Белозерский говорит подробнее: “ясно, что отдельное существование Украины невозможно: она будет между несколькими огнями, будет под давлением и может подпасть горшей доле чем та, которую претерпели поляки. Единственный способ для возвращения прав, приинятый разумом и одобренный сердцем, лежит в объединении славянских племен в одну семью”…, а дальше он пишет, что члены Братства “должны искоренять всякое недоброжелательство между племенами и ширить воспоминания, которые вызывают понимание народности и братства”. (Обе выдержки цитируются по Грушевскому). Таковы были крайние требования, программа-максимум, “братчиков” в секторе национальном, т.е. в вопросе государственного украинско-русского единства. Программа-минимум, большинства, была неизмеримо скромнее и дальше сентиментально-романтических мечтаний о славянском братстве и пожеланий беспрепятственного продолжения украинской культурной самодеятельности, не. выходящей за рамки дозволенного, не шла.
Зато, гораздо радикальнее, была программа “Братства” в области социальных взаимоотношений и гражданских свобод. Требования ликвидации крепостничества и произвола администрации и уравнения всех в правах и обязанностях, участия в самоуправлении было общим настроением у всех членов Братства. Требования эти не были специфически украинскими, а общими для всей культурной, прогрессивной части высшего слоя, тогдашней России.
Надо полагать, что именно эта вторая, политическая часть, программы “Братства”, а не его украинофильство, вызвало репрессии со стороны режима. Члены братства, которое, фактически, еще не только не приступило к активной пропаганде, но даже не успело и организационно оформиться, были арестованы и получили разные сроки ссылки в разные места. Большинство отделалось сравнительно легко: годом-двумя высылки в губернии внутренней России. Только Шевченко получил суровое наказание - был сдан в солдаты, в глухой гарнизон Средней Азии. (У него нашли стихотворение, оскорбительное для Императрицы).
С разгромом Кирилло-Мефодиевского Братства, всякая национально-культурная деятельность замерла и наступил период более чем десятилетней реакции, продолжавшейся до конца 50-х годов.


Петербургский период украинской культурной деятельности

Только после Крымской войны, доблестной для армии, в которой одинаково боролись все народы России и которая выявила недостатки режима, началась политическая “оттепель”. Даже наиболее тяжело наказанный член братства - Шевченко, был возвращен из ссылки. И с конца 50-1 гг. украинская национально-культурная самодеятельность возрождается вновь. На этот раз ее центром является уже не Харьков и Киев, а Петербург, куда постепенно собралось не мало бывших членов Кирилло-Мефодиевского Братства, а также и новых молодых сил.
Начинают переиздаваться украинские писатели первой половины 19-го века, появляются новые произведения, создается журнал “Основа”, печатавшийся частично по-украински, частично по-русски. Старые “братчики” П. Кулиш и В. Белозерский готовят альманах “Хата”, в чем принимает самое деятельное участие, вернувшийся из ссылки, Шевченко и новая литературная сила - писательница Марко Вовчок.
Великоросска по происхождению, дочь орловского помещика Вилинского, она вышла замуж за, высланного в Орел, члена “Братства” А. Марковича, черниговского помещика, который, будучи на положении высланного, работал тогда в канцелярии Орловского губернатора. Вернувшись с мужем на Украину, она увлеклась украинским фольклором, а вскоре занялась писательством на украинском языке и заняла среди украинских писателей того времени первое место.
Петербургская группа украинских деятелей не была организационно оформлена, хотя она и была в то время весьма деятельной. Они попросту группировались около редакций и издательств и вели свою культурную работу. Политически-социальные устремления, которые были так сильны в Кирилло-Мефодиевском Братстве, здесь почти полностью отсутствуют. Предреформенные настроения и мероприятия правительства, пошедшего по пути широких реформ, освобождение крестьян, подготовка к введению земств и судебной реформы, создавали впечатление, что значительная часть социально-политической программы “Братства” осуществляется самим правительством.
Поэтому главный упор был на культурную деятельность вообще и на легализацию малороссийского языка, в частности.
Русская общественность относилась весьма сочувственно к этой деятельности и всячески ее поддерживала. Так, например, “Петербургский Комитет Грамотности”, в 1862 г., обратился к правительству с просьбой “разрешить преподавание на малороссийском языке в начальных школах Украины”, а в прилагаемом при прошении списке книг для школ больше половины было украинских. Это предложение вызвало горячую полемику об украинском (малороссийском) языке вообще, и о его пригодности в культурной жизни. В то время, как Кулиш, Костомаров и их единомышленники доказывали его возможность и нужность в культурном обиходе, очень многие, украинцы по происхождению, это категорически отрицали, считая, что “общерусский” язык должен быть общим языком в культурной деятельности и великороссов, и малороссов-украинцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10