https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/vstraivaemye/
Но на крыльце увидел лишь чьи-то голые толстые пятки, торчащие над порогом, кто-то загорал прямо в сенях, куда утрами очень удобно падало солнце. Счастливые, беззаботные люди!..
НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ
Еще в сенях нас чуть не свалил укропно-луковый запах, а когда мы стремительной цепочкой проскочили на кухню Бобкиных, на столе, освещенном солнцем, во всех пяти тарелках уже курилась уха густыми тяжелыми парами, за которыми невозмутимо-строго, как жрица, возвышалась тетя Феня, веером зажав в руке блестящие ложки.
- Химия-мумия, хоп - фирдирбубия! - скороговористо пропел Юрка, с хозяйской гордостью рассаживая нас - Ложки, мам!
- Погоди, полюбуюсь вами, - не шевельнувшись, отозвалась тетя Феня. Уж больно вы милые после взбучки... Тихие, смирненькие - пай-мальчики...
- Ну, мама! - скислился Юрка. - Мы голодные, как черти, а ты. Я вон всю ночь не спал, не ел!
- Шелковые, - продолжала тетя Феня. - И не подумаешь, что это они вчера на крыше бузотерили... Похоже, каждое утро вам надо устраивать трепку.
Она колыхнулась, неторопливо раздала ложки, и мы дружно зашвыркали, мигом забыв об упреках. Уха была вкуснейшей. Млея в ее парах, мы сопели, захлебывались. Так бы и унырнуть в тарелку, и раствориться там среди окуневых плавников и ребер.
Когда дохлебывали по второй, тетя Феня угрозно-вдумчиво сказала:
- А вы все-таки поосторожней.
- Ничего, тетя Феня, брюхо без шва, не разойдется, да и не горячо, за всех ответил я благодушно.
- Не об ухе речь, о жизни вашей шалопутной.
- А что? - опять же я поднял голову.
В черной, с серебристыми пятнами косынке до бровей тетя Феня обвела нас каким-то смертоприговорным взглядом и отчеканила:
- Что?.. Поменьше надо выкрутасничать, вот что!.. Шалопай на шалопае едет и шалопаем погоняет!.. Поди и курите?.. Ну-ка! - она наклонилась к Генке. Тот, поперхнувшись, дыхнул. К Борьке. Дыхнул и он. - Где вас поймаешь, но смотрите!.. Это я при всех заступилась, а тут! Половиками растяну у порога, чтобы порядочные люди ноги о вас вытирали, если что!.. Думаете, кто у Анечки огород выпластал?
- Ну, мам, - опять было возмутился Юрка. - Чего ты...
- Цыц! - крикнула тетя Феня, чуть не дав сыну затрещину. - Думаете, кто выпластал у Анечки огород?.. Такие же, как вы, огольцы, разве что чуть похуже!
- Тетя Феня, да мы... - попробовал я возразить.
- Добавить? - перебила она, двумысленно берясь за половник.
- Хватит с нас, - тоже двусмысленно ответил я.
- То-то... А тебе вот! - и она плеснула Юрке еще поварешку. - Чтоб съел!.. Рыба спасла тебя от греха, благодари ее теперь - лопай!.. Уж ты бы не выкрутился!
Юрка и без того натрескался, но покорно умял и добавку, потом провел нас, разморенных и отяжелевших, в спальню, откуда мы кулями перевалились через подоконник в прохладу палисадника и распластались на хилой травке под акацией.
Меня задели тети Фенины шпильки, и я, вспомнив, что и дядя Федя вчера тоже, мягко выражаясь, пожурил нас за шум на крыше, невесело спросил:
- Ну что, орлы, влетело?
- Я говорил, прохода не будет - пожалуйста, - охотно отозвался Борька, тоже, наверно, думая об этом. - Теперь шаг не ступишь без колючек.
- И меня понюхала - не курю ли, - как-то удивленно-радостно заметил Генка.
Юрка ворчливо заоправдывался:
- Не знаю, с чего она... Можно, спросил, друзей ухой угостить? А как же, говорит, зови всю ораву. Я и позвал... Знал бы - рыбу выбросил.
- И погорел бы, - стукнул зубами Славка.
- Почему это погорел бы?
- Не было бы алиби.
- Кого? - Юрка сел.
- Алиби... Нет рыбы, - значит, не рыбачил, значит, огород Анечкин обчищал. А тут рыба - алиби.
- Алиби, - передразнил Юрка. - Начитался, Славчина, всякой бузни!.. А если бы не клевало?
- Погорел бы.
- Ха, академик!.. Ну, ладно, давайте в ножички играть. Первый!
Взрыхлив землю, мы принялись играть, сперва нехотя-вяло, потом все оживляясь и оживляясь. Кон за коном - не заметили, как пролетело время и мы проголодались опять. Первым почуял это Борька и напомнил, что у нас в гараже остался с позавчера кусок копченой колбасы и едва начатая бутылка лимонада. Мы обрадовались и решили опять сообща подкрепиться, прихватив еще чего-нибудь из дома.
Только Генка выпучил глаза. По всей его физиономии была размазана грязь, потому что он чаще других продувался в ножичек и чаще выгрызал из земли штрафной колышек. Чем грязнее рожа, тем она бесстрашнее, но даже и грязь не изменила Генку.
- В гараж? Через огород? После всего того? - ужаснулся он. Бешеные!.. Да я лучше умру с голода!
Упускать его не хотелось: и потому что он все-таки друг, и потому что он обычно приносил с собой редкую и вкусную еду: то ананасовый компот, то вареных креветок, то китайских орехов - нельзя было упускать Генку. Мы давай его уговаривать, но он мотал головой так, что тряслись щеки. Наконец, обозвав его трусом и ехидно пожелав ему успеха в девчачье-кошачьем концерте, который, оказалось, все-таки состоится, мы разбрелись, чтобы вскоре встретиться в гараже.
Дома я отодрал от хлеба горбушку, сунул в карман луковицу, взял уже ополовиненную банку сгущенки и отправился.
Попасть в гараж было вовсе не просто. Сначала нужно было через калитку против Бобкиных шмыгнуть в огород и смело-нетерпеливо направиться к уборной, полускрытой подсолнухами. Если заметишь или почуешь слежку, то так в уборную и заходи, если нет - юркни за "скворечню" и под ее прикрытием прокрадись в конец огорода, к старому забору механических мастерских, а там, в крапиве и конопле, наш тайный лаз в гараж.
Издали я увидел, как исчез в калитке опередивший меня Славка, потом Юрка. Только было и я нацелился, как во двор влетела Пальма, овчарка из двора через улицу, где не было ни клочка зелени. Перед самым моим носом она с ходу перемахнула огородный заборчик и давай шастать в подсолнухах, хапая какую-то траву. Тут же примчались ее хозяева, брат-очкарик и сестра, с голубым бантом над левым ухом. Опасливо покосившись на меня, они проскочили калитку, прицепили осмиревшую Пальму к поводку, вывели ее, и она натужно, как буксир, потянула их прочь.
- Извините, - на бегу бросил братец, тычком пальца поправляя очки.
- Хоть килограмм! - небрежно ответил я, усмехнувшись, - они не подозревали, что я такой же нарушитель границы, как и они.
- Можете и к нам собак приводить, - на ходу обернувшись, выпалила сестра.
- Ладно! - крикнул я. - Дипломатия на собачьем уровне!
Но внезапные гости уже пропали за воротами.
Я чуть выждал, раздумывая об этой сцене, почему-то развеселился и потом так ловко проделал весь замысловатый огородный маневр, что и сам не заметил, как оказался в гараже.
Гараж!.. Мы открыли его три года назад, с тех пор стали его верными добрыми духами. Метрах в пяти от забора горой высился огромный деревянный сарай, за которым и шла вся шумная механическая жизнь: гудели станки, ухали молоты, ревели моторы и вспыхивала электросварка. А тут, в заросшем бурьяном тупике, было что-то вроде машинного кладбища: валялись покореженные кабины, перекошенные пропеллером рамы, рессоры, дырявые радиаторы, смятые крылья, драные сиденья с торчащими пружинами и прочие части, гнутые, облупленные, ржавые... Кое-что мы тут расчистили, перестроили на свой лад и, конечно, обзавелись каждый своей машиной.
Борька прошуршал следом за мной. Славка с Юркой уже прилаживали столик в мазовской кабине, служившей нам столовой. Едва мы разгрузили свои карманы и расселись, как в лазе опять зашуршало и оттуда, задирая штанины, полезли чьи-то ноги. Это оказался Генка, по-прежнему чумазый и вдобавок бледный, отчего выглядел еще чумазее. В руке его торчала свернутая трубкой бумага.
- Ура-а! - радостно крикнул я. - Салют музыканту!.. Вали на стол, что там принес!
- Ничего не принес, - растерянно сказал Генка, переводя дыхание. - Я и дома не был. Нинка с Миркой перехватили, развесь, говорят, афиши... На двух домах повесил, потом дай, думаю, к уборной прикреплю, чтобы к вам проскочить. С афишей ведь, не заругают. Прикнопил, и вот - тут... Одна афиша осталась, - выдохнул Генка.
- Ну-ка, что за афиша, - сказал я.
Это был большой, чуть покоробленный высохшей тушью лист миллиметровки, с которого яркие оранжевые буквы извещали, что завтра в семь часов тридцать минут вечера на крыльце Куликовых состоится концерт художественной самодеятельности. Ниже расписывалась программа. Среди номеров мы вдруг вычитали: "Головачев Гена с дрессированным псом Королем Моргом. Король Морг под баян исполнит "Песенку Герцога" из оперы "Риголетто". Что за петрушка? Ведь Генка только что подобрал этого барбоса у хлебного магазина. Тетя Тося чуть его не вышвырнула, но ей понравилась белая полоска на груди в виде галстучка, да и мы заступились. Славка тут же присобачил ему имя - Королева Марго. Потом выяснилось, что это не королева, и щенок стал Королем Моргом.
- Из "Риголетто"? - воскликнул я. - Да ты что, Генк?
- Халтуркой попахивает, - заметил Борька. - Спорим, что он сорвет тебе номер!
- Почему?.. Не-ет! Король Морг поет - будь здоров! - уверенно заявил Генка.
- Когда же ты успел его научить? - спросил Славка.
- Я и не учил, он сам запел... Только я задел ноту "ми", он как гавкнет!
- Хм, - сказал Борька, - не зря, значит, галстук носит - артист.
Разложив на фанерке еду, Юрка распорядился:
- Жор, химики-мумики!
Пока друзья устраивались, я еще раз, более ревностно, проглядел программу. Мне стало досадно немного, оттого что концерт не срывается из-за нас, наоборот, вон какую афишу намалевали. Значит, есть мы или нет безразлично, грош нам цена. Красиво!.. И еще я заметил, что среди номеров нет Томкиного. Все есть: Мирка, Нинка, Люська, Нинка даже дважды, а Томки нет. Что за фокус? Неужели она ничего не умеет?.. Я попробовал припомнить и уловить проблески какого-нибудь Томкиного увлечения, которое бы проскакивало в наших играх, но не смог. Она мне все представлялась хихикающей да закрывающей лицо руками. Играем "Из круга вышибало" - и то: увидит, что в нее целятся, все: захихикает, заслонится ладонями - ее, понятно, выбивают, ее выбивает даже мяч, катящийся по земле. Мирка с Нинкой увертывались от ударов не хуже любого мальчишки, прыгали - ноги выше головы, только Мирка со смехом переносила все игровые невзгоды, а Нинка то и дело вопила, что ей больно, что ей не по тому месту ударили и что надо иметь совесть. Менее живая Люська была зато серьезна и сосредоточенна - шиш ее просто так взять. А у Томки - ни хитрости, ни изворотливости. Если бы я не выручал ее галками, она бы, как бабушка, и сидела на крыльце. Да и в прятки я ее спасал...
Друзья уже нахрумкивали. Мне сунули мою долю лимонада в бутылке, я с кряком выпил и метнул бутылку к сараю. Она попала в низ стены и... воткнулась в нее горлышком, как нож в масло.
- Э! - прошептал я пораженно. - Смотрите!.. Бутылка воткнулась! Вон она...
Первым у стены очутился Юрка. Он выдернул бутылку, осмотрел стену и вдруг начал легко и бесшумно отделять от нее кусок за куском - доски оказались насквозь прогнившими. Когда образовалась приличная дыра, Юрка напролом сунул туда свою отчаянную голову и замер на четвереньках, как тот древний человек на рисунке из географии, который достиг конца света и выглянул за небесный свод.
Мы околдованно сидели вокруг.
Он долго не шевелился, мы уже заволновались, но тут Юрка выдернул голову и, вскинув руки, восторженно прохрипел:
- Вы! Это же склад!.. У-у, сколько там всего!..
- Ну-ка! - Я оттолкнул его и тоже - ширк! - в дыру.
Меня обдало холодом и мазутным запахом. Запыленная фрамуга едва пропускала свет, и это сгущало складское богатство. Там и тут истуканами чернели бочки и ящики, прогибались перегруженные стеллажи, дырчато пузырились на стенах какие-то панцири. И еще что-то стояло, висело, лежало... Я не успел разобраться - меня вытянули, и в дыру нырнул Борька.
Потом Славка.
Генка же, весь подобравшись, косился на отверстие, как на змеиную нору, а когда Юрка принялся деловито расширять ее, горячо и прерывисто дыша, крикнул вдруг:
- Ты что?
- Чш-ш!.. Не крякать...
- Да вы сдурели!.. А вдруг кто придет?
- Будь спок!.. Три года не приходили, а тут придут?.. В этих ящиках шарикоподшипники, чтоб мне! По самокату обеспечено! - подогревал нас Юрка, понимая, что если все мы восстанем, то его затея провалится.
Но Генка не сдавался. Поднимая над бурьяном голову, оглядываясь и прислушиваясь, как камышовая птица, он шептал:
- Ой, пойдемте отсюда!.. Вовк, Славк, Борьк! - К Юрке самому он и не обращался, чуя, что тот невменяем. - Пойдемте лучше, а то будут нам и шарики и подшипники!
За наши души шла борьба, словно за раненных на нейтральной полосе фронта, как сказал бы дядя Федя, которого именно так и спасли. У Генки был особый нюх на нечестное, и, уловив его, он терялся начисто. Нюх этот был и у нас, но мы ближе, смертельно ближе подкрадывались к нечестному. Сейчас бы самый раз шикнуть на Юрку да шлепнуть его по рукам, а мы - нет, мы, затаивая дыхание, следили за его четко-настороженными движениями, и, когда он, кончив и мотнув над головой, дескать, за мной, первым вполз в склад, я с каким-то жжением в желудке, точно заглотил огонь, нырнул вторым, с радостью слыша, как пыхтит и процарапывается позади Славка, для которого лаз оказался тесноват.
Чуть прикасаясь к каким-то холодно-липким предметам, мы двигались осторожно-плавно, как лунатики. Нам ничего не нужно было, только ощущать опасность. А она тут была, как пульс - у самых ворот, откуда просачивался свет, где с перебоями и стрельбой чихпыхал мотор и о чем-то яростно спорили рабочие. Зайди кто - и мы пропали! Мы - преступники!.. Не зря нас Анечка и прочий оградный люд подозревали, ой, не зря!..
- Подшипники ищите! - хрипло напомнил Юрка.
Будто очнувшись, мы стали обшаривать ящики, где могли храниться шарикоподшипники. Нет, не для самокатов, которые мы никогда не мастерили, потому что поблизости от нас не было ни асфальта, ни деревянных тротуаров, искали просто так. А может быть, и взяли бы просто так, но в ящиках оказались болты с гайками разной величины да какие-то финтифлюшки. Юрка даже ругнул начальство за такой бедный выбор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ
Еще в сенях нас чуть не свалил укропно-луковый запах, а когда мы стремительной цепочкой проскочили на кухню Бобкиных, на столе, освещенном солнцем, во всех пяти тарелках уже курилась уха густыми тяжелыми парами, за которыми невозмутимо-строго, как жрица, возвышалась тетя Феня, веером зажав в руке блестящие ложки.
- Химия-мумия, хоп - фирдирбубия! - скороговористо пропел Юрка, с хозяйской гордостью рассаживая нас - Ложки, мам!
- Погоди, полюбуюсь вами, - не шевельнувшись, отозвалась тетя Феня. Уж больно вы милые после взбучки... Тихие, смирненькие - пай-мальчики...
- Ну, мама! - скислился Юрка. - Мы голодные, как черти, а ты. Я вон всю ночь не спал, не ел!
- Шелковые, - продолжала тетя Феня. - И не подумаешь, что это они вчера на крыше бузотерили... Похоже, каждое утро вам надо устраивать трепку.
Она колыхнулась, неторопливо раздала ложки, и мы дружно зашвыркали, мигом забыв об упреках. Уха была вкуснейшей. Млея в ее парах, мы сопели, захлебывались. Так бы и унырнуть в тарелку, и раствориться там среди окуневых плавников и ребер.
Когда дохлебывали по второй, тетя Феня угрозно-вдумчиво сказала:
- А вы все-таки поосторожней.
- Ничего, тетя Феня, брюхо без шва, не разойдется, да и не горячо, за всех ответил я благодушно.
- Не об ухе речь, о жизни вашей шалопутной.
- А что? - опять же я поднял голову.
В черной, с серебристыми пятнами косынке до бровей тетя Феня обвела нас каким-то смертоприговорным взглядом и отчеканила:
- Что?.. Поменьше надо выкрутасничать, вот что!.. Шалопай на шалопае едет и шалопаем погоняет!.. Поди и курите?.. Ну-ка! - она наклонилась к Генке. Тот, поперхнувшись, дыхнул. К Борьке. Дыхнул и он. - Где вас поймаешь, но смотрите!.. Это я при всех заступилась, а тут! Половиками растяну у порога, чтобы порядочные люди ноги о вас вытирали, если что!.. Думаете, кто у Анечки огород выпластал?
- Ну, мам, - опять было возмутился Юрка. - Чего ты...
- Цыц! - крикнула тетя Феня, чуть не дав сыну затрещину. - Думаете, кто выпластал у Анечки огород?.. Такие же, как вы, огольцы, разве что чуть похуже!
- Тетя Феня, да мы... - попробовал я возразить.
- Добавить? - перебила она, двумысленно берясь за половник.
- Хватит с нас, - тоже двусмысленно ответил я.
- То-то... А тебе вот! - и она плеснула Юрке еще поварешку. - Чтоб съел!.. Рыба спасла тебя от греха, благодари ее теперь - лопай!.. Уж ты бы не выкрутился!
Юрка и без того натрескался, но покорно умял и добавку, потом провел нас, разморенных и отяжелевших, в спальню, откуда мы кулями перевалились через подоконник в прохладу палисадника и распластались на хилой травке под акацией.
Меня задели тети Фенины шпильки, и я, вспомнив, что и дядя Федя вчера тоже, мягко выражаясь, пожурил нас за шум на крыше, невесело спросил:
- Ну что, орлы, влетело?
- Я говорил, прохода не будет - пожалуйста, - охотно отозвался Борька, тоже, наверно, думая об этом. - Теперь шаг не ступишь без колючек.
- И меня понюхала - не курю ли, - как-то удивленно-радостно заметил Генка.
Юрка ворчливо заоправдывался:
- Не знаю, с чего она... Можно, спросил, друзей ухой угостить? А как же, говорит, зови всю ораву. Я и позвал... Знал бы - рыбу выбросил.
- И погорел бы, - стукнул зубами Славка.
- Почему это погорел бы?
- Не было бы алиби.
- Кого? - Юрка сел.
- Алиби... Нет рыбы, - значит, не рыбачил, значит, огород Анечкин обчищал. А тут рыба - алиби.
- Алиби, - передразнил Юрка. - Начитался, Славчина, всякой бузни!.. А если бы не клевало?
- Погорел бы.
- Ха, академик!.. Ну, ладно, давайте в ножички играть. Первый!
Взрыхлив землю, мы принялись играть, сперва нехотя-вяло, потом все оживляясь и оживляясь. Кон за коном - не заметили, как пролетело время и мы проголодались опять. Первым почуял это Борька и напомнил, что у нас в гараже остался с позавчера кусок копченой колбасы и едва начатая бутылка лимонада. Мы обрадовались и решили опять сообща подкрепиться, прихватив еще чего-нибудь из дома.
Только Генка выпучил глаза. По всей его физиономии была размазана грязь, потому что он чаще других продувался в ножичек и чаще выгрызал из земли штрафной колышек. Чем грязнее рожа, тем она бесстрашнее, но даже и грязь не изменила Генку.
- В гараж? Через огород? После всего того? - ужаснулся он. Бешеные!.. Да я лучше умру с голода!
Упускать его не хотелось: и потому что он все-таки друг, и потому что он обычно приносил с собой редкую и вкусную еду: то ананасовый компот, то вареных креветок, то китайских орехов - нельзя было упускать Генку. Мы давай его уговаривать, но он мотал головой так, что тряслись щеки. Наконец, обозвав его трусом и ехидно пожелав ему успеха в девчачье-кошачьем концерте, который, оказалось, все-таки состоится, мы разбрелись, чтобы вскоре встретиться в гараже.
Дома я отодрал от хлеба горбушку, сунул в карман луковицу, взял уже ополовиненную банку сгущенки и отправился.
Попасть в гараж было вовсе не просто. Сначала нужно было через калитку против Бобкиных шмыгнуть в огород и смело-нетерпеливо направиться к уборной, полускрытой подсолнухами. Если заметишь или почуешь слежку, то так в уборную и заходи, если нет - юркни за "скворечню" и под ее прикрытием прокрадись в конец огорода, к старому забору механических мастерских, а там, в крапиве и конопле, наш тайный лаз в гараж.
Издали я увидел, как исчез в калитке опередивший меня Славка, потом Юрка. Только было и я нацелился, как во двор влетела Пальма, овчарка из двора через улицу, где не было ни клочка зелени. Перед самым моим носом она с ходу перемахнула огородный заборчик и давай шастать в подсолнухах, хапая какую-то траву. Тут же примчались ее хозяева, брат-очкарик и сестра, с голубым бантом над левым ухом. Опасливо покосившись на меня, они проскочили калитку, прицепили осмиревшую Пальму к поводку, вывели ее, и она натужно, как буксир, потянула их прочь.
- Извините, - на бегу бросил братец, тычком пальца поправляя очки.
- Хоть килограмм! - небрежно ответил я, усмехнувшись, - они не подозревали, что я такой же нарушитель границы, как и они.
- Можете и к нам собак приводить, - на ходу обернувшись, выпалила сестра.
- Ладно! - крикнул я. - Дипломатия на собачьем уровне!
Но внезапные гости уже пропали за воротами.
Я чуть выждал, раздумывая об этой сцене, почему-то развеселился и потом так ловко проделал весь замысловатый огородный маневр, что и сам не заметил, как оказался в гараже.
Гараж!.. Мы открыли его три года назад, с тех пор стали его верными добрыми духами. Метрах в пяти от забора горой высился огромный деревянный сарай, за которым и шла вся шумная механическая жизнь: гудели станки, ухали молоты, ревели моторы и вспыхивала электросварка. А тут, в заросшем бурьяном тупике, было что-то вроде машинного кладбища: валялись покореженные кабины, перекошенные пропеллером рамы, рессоры, дырявые радиаторы, смятые крылья, драные сиденья с торчащими пружинами и прочие части, гнутые, облупленные, ржавые... Кое-что мы тут расчистили, перестроили на свой лад и, конечно, обзавелись каждый своей машиной.
Борька прошуршал следом за мной. Славка с Юркой уже прилаживали столик в мазовской кабине, служившей нам столовой. Едва мы разгрузили свои карманы и расселись, как в лазе опять зашуршало и оттуда, задирая штанины, полезли чьи-то ноги. Это оказался Генка, по-прежнему чумазый и вдобавок бледный, отчего выглядел еще чумазее. В руке его торчала свернутая трубкой бумага.
- Ура-а! - радостно крикнул я. - Салют музыканту!.. Вали на стол, что там принес!
- Ничего не принес, - растерянно сказал Генка, переводя дыхание. - Я и дома не был. Нинка с Миркой перехватили, развесь, говорят, афиши... На двух домах повесил, потом дай, думаю, к уборной прикреплю, чтобы к вам проскочить. С афишей ведь, не заругают. Прикнопил, и вот - тут... Одна афиша осталась, - выдохнул Генка.
- Ну-ка, что за афиша, - сказал я.
Это был большой, чуть покоробленный высохшей тушью лист миллиметровки, с которого яркие оранжевые буквы извещали, что завтра в семь часов тридцать минут вечера на крыльце Куликовых состоится концерт художественной самодеятельности. Ниже расписывалась программа. Среди номеров мы вдруг вычитали: "Головачев Гена с дрессированным псом Королем Моргом. Король Морг под баян исполнит "Песенку Герцога" из оперы "Риголетто". Что за петрушка? Ведь Генка только что подобрал этого барбоса у хлебного магазина. Тетя Тося чуть его не вышвырнула, но ей понравилась белая полоска на груди в виде галстучка, да и мы заступились. Славка тут же присобачил ему имя - Королева Марго. Потом выяснилось, что это не королева, и щенок стал Королем Моргом.
- Из "Риголетто"? - воскликнул я. - Да ты что, Генк?
- Халтуркой попахивает, - заметил Борька. - Спорим, что он сорвет тебе номер!
- Почему?.. Не-ет! Король Морг поет - будь здоров! - уверенно заявил Генка.
- Когда же ты успел его научить? - спросил Славка.
- Я и не учил, он сам запел... Только я задел ноту "ми", он как гавкнет!
- Хм, - сказал Борька, - не зря, значит, галстук носит - артист.
Разложив на фанерке еду, Юрка распорядился:
- Жор, химики-мумики!
Пока друзья устраивались, я еще раз, более ревностно, проглядел программу. Мне стало досадно немного, оттого что концерт не срывается из-за нас, наоборот, вон какую афишу намалевали. Значит, есть мы или нет безразлично, грош нам цена. Красиво!.. И еще я заметил, что среди номеров нет Томкиного. Все есть: Мирка, Нинка, Люська, Нинка даже дважды, а Томки нет. Что за фокус? Неужели она ничего не умеет?.. Я попробовал припомнить и уловить проблески какого-нибудь Томкиного увлечения, которое бы проскакивало в наших играх, но не смог. Она мне все представлялась хихикающей да закрывающей лицо руками. Играем "Из круга вышибало" - и то: увидит, что в нее целятся, все: захихикает, заслонится ладонями - ее, понятно, выбивают, ее выбивает даже мяч, катящийся по земле. Мирка с Нинкой увертывались от ударов не хуже любого мальчишки, прыгали - ноги выше головы, только Мирка со смехом переносила все игровые невзгоды, а Нинка то и дело вопила, что ей больно, что ей не по тому месту ударили и что надо иметь совесть. Менее живая Люська была зато серьезна и сосредоточенна - шиш ее просто так взять. А у Томки - ни хитрости, ни изворотливости. Если бы я не выручал ее галками, она бы, как бабушка, и сидела на крыльце. Да и в прятки я ее спасал...
Друзья уже нахрумкивали. Мне сунули мою долю лимонада в бутылке, я с кряком выпил и метнул бутылку к сараю. Она попала в низ стены и... воткнулась в нее горлышком, как нож в масло.
- Э! - прошептал я пораженно. - Смотрите!.. Бутылка воткнулась! Вон она...
Первым у стены очутился Юрка. Он выдернул бутылку, осмотрел стену и вдруг начал легко и бесшумно отделять от нее кусок за куском - доски оказались насквозь прогнившими. Когда образовалась приличная дыра, Юрка напролом сунул туда свою отчаянную голову и замер на четвереньках, как тот древний человек на рисунке из географии, который достиг конца света и выглянул за небесный свод.
Мы околдованно сидели вокруг.
Он долго не шевелился, мы уже заволновались, но тут Юрка выдернул голову и, вскинув руки, восторженно прохрипел:
- Вы! Это же склад!.. У-у, сколько там всего!..
- Ну-ка! - Я оттолкнул его и тоже - ширк! - в дыру.
Меня обдало холодом и мазутным запахом. Запыленная фрамуга едва пропускала свет, и это сгущало складское богатство. Там и тут истуканами чернели бочки и ящики, прогибались перегруженные стеллажи, дырчато пузырились на стенах какие-то панцири. И еще что-то стояло, висело, лежало... Я не успел разобраться - меня вытянули, и в дыру нырнул Борька.
Потом Славка.
Генка же, весь подобравшись, косился на отверстие, как на змеиную нору, а когда Юрка принялся деловито расширять ее, горячо и прерывисто дыша, крикнул вдруг:
- Ты что?
- Чш-ш!.. Не крякать...
- Да вы сдурели!.. А вдруг кто придет?
- Будь спок!.. Три года не приходили, а тут придут?.. В этих ящиках шарикоподшипники, чтоб мне! По самокату обеспечено! - подогревал нас Юрка, понимая, что если все мы восстанем, то его затея провалится.
Но Генка не сдавался. Поднимая над бурьяном голову, оглядываясь и прислушиваясь, как камышовая птица, он шептал:
- Ой, пойдемте отсюда!.. Вовк, Славк, Борьк! - К Юрке самому он и не обращался, чуя, что тот невменяем. - Пойдемте лучше, а то будут нам и шарики и подшипники!
За наши души шла борьба, словно за раненных на нейтральной полосе фронта, как сказал бы дядя Федя, которого именно так и спасли. У Генки был особый нюх на нечестное, и, уловив его, он терялся начисто. Нюх этот был и у нас, но мы ближе, смертельно ближе подкрадывались к нечестному. Сейчас бы самый раз шикнуть на Юрку да шлепнуть его по рукам, а мы - нет, мы, затаивая дыхание, следили за его четко-настороженными движениями, и, когда он, кончив и мотнув над головой, дескать, за мной, первым вполз в склад, я с каким-то жжением в желудке, точно заглотил огонь, нырнул вторым, с радостью слыша, как пыхтит и процарапывается позади Славка, для которого лаз оказался тесноват.
Чуть прикасаясь к каким-то холодно-липким предметам, мы двигались осторожно-плавно, как лунатики. Нам ничего не нужно было, только ощущать опасность. А она тут была, как пульс - у самых ворот, откуда просачивался свет, где с перебоями и стрельбой чихпыхал мотор и о чем-то яростно спорили рабочие. Зайди кто - и мы пропали! Мы - преступники!.. Не зря нас Анечка и прочий оградный люд подозревали, ой, не зря!..
- Подшипники ищите! - хрипло напомнил Юрка.
Будто очнувшись, мы стали обшаривать ящики, где могли храниться шарикоподшипники. Нет, не для самокатов, которые мы никогда не мастерили, потому что поблизости от нас не было ни асфальта, ни деревянных тротуаров, искали просто так. А может быть, и взяли бы просто так, но в ящиках оказались болты с гайками разной величины да какие-то финтифлюшки. Юрка даже ругнул начальство за такой бедный выбор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21