https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/prjamougolnye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Под карнизами сараев я прошел вдоль двора. Автомобили посверкивали под фонарями, словно рыба. Я протянул руку к щеколде.
— Эй! — окликнул меня кто-то.
Я обернулся. Мой рот был сухим, как промокашка. В задней двери стоял полицейский. Его правая рука расстегивала кобуру, а левая — только что отбросила окурок сигареты.
— Я пришел повидать господина Фьюлла.
— В самом деле?
Я отнюдь не хотел, чтобы меня отвели в участок. Там меня обвинили бы во вторжении в частные владения или в краже со взломом. В таких маленьких городах, как Сен-Жан, подобные происшествия попадают в газеты. А Креспи и его дружки, конечно же, читают прессу.
Я смертельно беспокоился за Фрэнки. «Вот болван, — сказал я себе. — Надо же было так влипнуть!»
— Следуйте за мной, — приказал полицейский.
— Куда мы направляемся?
Он распахнул дверь кухни.
— Разумеется, вы идете повидать господина патрона.
— Лично?
Полицейский рассмеялся. Смех был недобрым.
— Господин патрон не имеет обыкновения вовлекать своих званых гостей в отношения с... туристами.
Мы находились в том крыле дома, где располагалась кухня. Здесь пахло жарящимся чесноком, вареными речными раками, сухим вином. Полицейский завел меня в маленькую комнатку, где не было света. Мельком я увидал ящики. Ключ повернулся в замке.
Я сел на холодный бетонный пол. Тело мое покрылось холодным потом.
Мне хотелось затаиться тут. Я не знал, смогу ли убедить Фьюлла выпустить меня. Я ничего не знал о нем, за исключением того, что он сидел за одним столом с Креспи во «Флотилии» и смеялся при этом.
Над моей головой, футах, вероятно, в восьми от пола, что-то смутно виднелось в темноте. Я нащупал ящик и бросил его к стене.
Бледное пятно оказалось вентиляционным отверстием: маленьким окошком с металлической решеткой. Меж ее прутьями перед моими глазами предстал внутренний дворик: не маленький настил из булыжника, как внутренние дворики в Англии или Америке, а настоящий, окруженный домом, с колоннадами по обе стороны, с фонтаном посередине и с факелами, которые горели в подставках на колоннах, освещая своим пламенем жасмин и розы, растущие в больших керамических горшках. Я увидел длинный стол с серебряными подсвечниками. За ним сидело человек, должно быть, восемнадцать.
Лицо Фрэнки было обращено в мою сторону. Ее зубы белели в свете свечей, а на загорелом лице проступали усеявшие ее нос темно-коричневые веснушки. Глаза были по-кошачьи узкими. Фрэнки всегда считалась хорошенькой, но сегодня вечером она выглядела красивой и пугающе взрослой. Я испытал внезапное чувство, будто подсматриваю за кем-то, не имеющим никакого отношения ни к Мэри Эллен, ни ко мне. Фрэнки была чужой.
Там находилась и Бьянка. Свет мерцал на бриллиантовом колье, обвивавшем ее шею. Фьюлла сидел рядом с ней, во главе стола, наклонившись и обняв рукой ее плечи. Это был жест собственника. Я был поражен.
Но не только это потрясло меня.
Вдали от Фьюлла, рядом со смуглой, бесстыдного вида девицей, покрытой толстым слоем блистающей косметики и мало чем еще, сидел за столом Артур Креспи.
Он смеялся нарочитым гоготом, морщинившим его подпрыгивающие щеки, и Фрэнки смеялась вместе с ним. А Бьянка — нет. Фьюлла же небрежно улыбался.
Лакей в белой ливрее склонился к уху Фьюлла и что-то прошептал. Улыбка патрона не угасла. Обед закончился. Фьюлла что-то сказал сидящим за столом, и у всех лица стали напряженными. Затем они поднялись, скрипя стульями, и удалились. Пришли служанки и убрали со стола. Десять минут спустя с другой стороны дома послышался рев нескольких автомобильных двигателей. После чего наступила тишина.
Я спрыгнул с ящика и опустился на него. Фьюлла сидел за одним столом с Креспи во «Флотилии», сейчас Креспи был у него на званом обеде. Если они друзья, то я в беде, и Фрэнки тоже.
Я подергал дверь. Выйти было невозможно. Спустя, как показалось, вечность к двери проскрипели шаги и ключ задребезжал в замке. На пороге стоял полицейский.
— Патрон желает видеть вас сейчас, — сказал он.
Глава 27
— Разве у вас не заведено отправлять людей в участок? — поинтересовался я.
Полицейский даже не улыбнулся.
— Вам следует спросить себя: кто владеет полицейским участком?
Я вспомнил Джонзака, полицейского из Ла-Рошели. Никто не владел им, кроме него самого.
Полицейский повел меня по выложенным каменными плитами коридорам, и через дверь, которая в Англии была бы обита грубым зеленым сукном, мы вошли в большую комнату. Несмотря на то что было тепло, в дальнем ее конце пылал в камине огонь. Над камином висела массивная картина, выполненная в манере кубизма. Обнаженная фигура. Пикассо? Дощатые отполированные полы были покрыты отменно мягкими коврами. Справа от камина сидела и читала книгу Бьянка. Фьюлла обрезал сигару.
Полицейский кашлянул и отдал честь. Меня затрясло. Бьянка знала, где скрывается Тибо, и он мертв. Теперь она уютно устроилась здесь с Фьюлла, а тот — не менее удобно чувствует себя с Креспи.
Прости, Фрэнки!
— Добрый вечер! — сказал я.
Полицейский открыл рот, чтобы приказать мне замолчать. Бьянка подняла глаза от книги, тут же уронила ее на ковер и застыла. Глаза ее смотрели испуганно, словно перед ней предстал призрак.
Она встала, бросилась ко мне по красивым коврам, обвила руками мою шею, поцеловала в губы и прижала голову к моей груди.
— А. — Фьюлла повернулся. В правой руке он держал горящую спичку, в левой — незажженную сигару. Брови его поползли вверх, затем снова опустились. Из темных щелок выглядывали глаза.
— Мик! Чрезвычайно странно видеть вас.
При звуке его голоса Бьянка отошла.
— Но, — продолжал Фьюлла. Голос его звучал не очень спокойно. — Вы избрали такой странный способ посетить нас: вломиться, пробраться, а?
— Я пришел повидать вас.
— Вы могли бы воспользоваться дверным звонком.
— Черт возьми, патрон! — вмешалась Бьянка. — Не хотите ли дать Мику выпить?
— Налей ему сама.
Фьюлла снисходительно улыбнулся и махнул полицейскому рукой, чтобы тот покинул комнату.
— Вы должны простить мою дочь. Отцы всегда недостаточно гостеприимны. Уж вы-то, я полагаю, знаете это?
Я воззрился на него.
— Отцы? — глупо повторил я в растерянности.
Фьюлла пожал плечами. Я посмотрел на его короткий крючкообразный нос, на то, как растут ото лба волосы, на всю его цыганскую красоту. Теперь, когда он все объяснил, я не понимал, как же прежде я никогда не замечал сходства между ними.
Я сел на большой диван напротив изображения, выполненного в манере кубизма из кусочков газеты и обломков гитары. Бьянка принесла вазу с орехами и бутылку красного вина. Она улыбалась, как королева Шеба.
— Мы-то думали, что ты погиб.
На ней была блузка из шелка, джинсы и ковбойские ботинки. Все это превосходно сочеталось с брильянтами. Бьянка села рядом со мной и оперлась на мою руку.
Патрон искоса бросил на нее быстрый взгляд.
— Вы, несомненно, зададите себе несколько вопросов.
В Ла-Рошели он обладал способностью брать на себя руководство. Здесь это его свойство проявлялось в еще большей степени. Я вернулся с того света, но я же и был захвачен врасплох. Мне припомнились слова бармена в кафе: «Прежде я жил в республике Франция. Теперь же обнаружил, что живу в монархии». У Фьюлла была голова льва. Утомленного льва. Под глазами темнели круги.
— Что привело вас сюда? — спросил он.
— Я разыскиваю свою дочь.
Фьюлла улыбнулся своей обычной, все понимающей улыбкой.
— Ну, разумеется. А что еще?
Я спрашивал себя, как много можно сказать ему? Фьюлла пристально смотрел на меня невинными глазами ребенка.
— Артур Креспи, — сказал я.
Что-то произошло с уголками его рта. Неожиданно Фьюлла стал похож на проголодавшегося льва.
— Мы не упоминаем это имя в нашем доме, — ледяным тоном изрекла Бьянка.
— Но он обедал у вас:
Фьюлла откинулся на спинку стула. Он уже зажег сигару и теперь выпускал тонкую струйку дыма в сторону обнаженной фигуры Пикассо.
— Иногда, — сказал он и замолчал. Последовала длинная пауза. — Иногда, быть может, раз в жизни, вам приходится совершать нечто ужасное ради своего дела.
Я ждал. В комнате и так было жарко, а камин просто раскалял ее. Но в обращении ощущался такой холодок, что у меня мурашки забегали по коже.
Патрон поднял свою левую руку, держа меж ее пальцев сигару.
— Возможно, мне следует объяснить.
Бьянка отвернулась.
— Креспи приехал сюда десять лет назад. В те дни он был вполне обаятельным молодым человеком. Живой, энергичный — огонь, а не парень. Он носил шелковую рубашку, управлял своим «БМВ»; такой благоразумный парень, очень подходящий. Моя семья жила тут сотню лет, даже больше. Мы производили вино, не слишком хорошее, и заботились о жителях городка. Время от времени неожиданно наезжал какой-нибудь художник.
Фьюлла сделал жест в сторону картины над камином.
— Это мать Бьянки.
Он замолчал, глядя на портрет.
— В те дни Сен-Жан был маленьким городком. Сюда приезжало немного туристов. Я нашел кое-какие средства, и мы вложили их в развитие города, не особо бурное. Все смотрели на восток, за Марсель, и говорили: почему бы и нам не добиться прогресса, которого достигли те парни в Сен-Тропезе, ну вы знаете. Но побережье здесь — топь, да устричные отмели, да москиты, настоящей бухты нет. Креспи приехал с востока и стал давать нам советы. Строить надо на берегу, говорил он. Прямо у моря. Добиться от властей истребления москитов. Соорудить портовый бассейн со специально оборудованными причалами, построить квартиры. Вот в чем арифметика. Мир меняется, он идет определенным путем, люди становятся богаче, они уже в состоянии иметь собственные яхты и квартиры на побережье помимо своих квартир в Париже. Он показывает нам документы, знакомит нас с людьми в правительстве. Не в местном, нет, а в центральном. Эти люди готовы предоставить нам деньги. Мы даем обеды в их честь, в городе проводятся балы, на которых красивые женщины обхаживают парней из правительства. И деньги приходят. А Креспи говорит мне: «Разделим сферы влияния. Вы стройте здания, а я позабочусь об остальном».
И вот я возвожу многоквартирные дома, приступаю к сооружению портового бассейна со специально оборудованными стоянками. А Креспи вкладывает деньги в прачечные, кинотеатры, офисы, магазины. Он выходит на нужных людей, занимаясь финансами, страхованием и всеми мерзкими делишками, посредством которых можно сделать большие деньги из малых. И я доверяю ему.
— Почему? — спросил я.
Фьюлла посмотрел на меня, затем — на Бьянку.
— У меня одна дочь, — сказал он. — Этот Креспи женился на ней.
Наступило гробовое молчание. Бьянка, отвернувшись, смотрела в камин.
— Я человек чести, — сказал Фьюлла. — И совершил глупейшую ошибку, приняв за такового и господина Креспи.
Он помолчал и выпустил очередную струйку дыма в сторону камина. Затем поднял на меня глаза.
— Вы должны понять кое-что, — продолжил Фьюлла. — Есть разница между тем, что законно, и тем, что честно. Когда мы говорим о законе, то имеем в виду нечто бестолковое и неопределенное. Заботиться о своем городе и иметь свое лицо — святая обязанность честного мэра. Найдутся и такие, кто скажет, что я подкупаю людей.
Фьюлла пожал плечами.
— Пусть говорят. С точки зрения законника или в представлении бюрократа это даже, может быть, и так. Но заботиться о городе — мой долг как человека чести.
— Папа! — прервала его Бьянка. Ее глаза беспокойно перебегали с одного из нас на другого.
— Я намереваюсь рассказать этому парню всю правду, поскольку имею планы в отношении него, — сказал Фьюлла.
Он напомнил мне дядю Джеймса, который тоже строил планы на мой счет.
— Стало быть, Креспи — не честный человек?
— Я нанес этот городок на карту, — сказал Фьюлла. — Я выстроил его, и те, кто ловит сардины из весельных лодок, смогли послать своих детей учиться в университет. Никто не любит туристов, но те немногие, что развлекаются и тратят деньги здесь, возвращаются в свои маленькие дома счастливыми. Так вот, Креспи приехал работать для меня и я доверял ему. Время от времени он отправлялся в Марсель и в другие города. В этом не было ничего необычного. У человека много дел. Три года Креспи спокойно работал и приносил пользу. Затем он женился на моей дочери. Мне горько признаться в этом, но Креспи женился на Бьянке, чтобы стать моим сыном, поскольку только мой сын будет обладать властью в этом городе. А стоило ему заиметь власть, тут он и приступил к своим... методам.
— Продолжайте, — сказал я.
— Креспи очень хорошо понимает мир, в котором живет. Я-то сродни фермеру. Если вижу поле, то спрашиваю себя: как можно заработать здесь небольшие деньги и сохранить его? Если Креспи видит то же самое поле, то задается вопросом: как можно сорвать здесь большой куш, и ему наплевать как на то, сгорит ли оно, потом так и на то, задушит ли дым соседей. То же самое со страховкой. Разумеется, можно богатеть на страховании. Но Креспи хочет все и сразу и потому обманывает, идет на мошенничество, убивает, чтобы замести следы. Он — животное из трущоб; у этого Креспи есть мозги, но чувства у него отсутствуют начисто.
Фьюлла вздохнул и передернул плечами.
— И вот, — сказал он. — Разоряются люди, старые друзья, оттого что Креспи предоставляет им заем, а они полагают, что это ссуда от патрона и можно чувствовать себя непринужденнее, чем с другими кредиторами. Но это заем от Креспи, а он человек жесткий.
Я вспомнил, что говорил мне Тибо о рухнувшем плане возврата ссуды.
— У Креспи есть друзья в производстве наркотиков. Он покупает у них по дешевке грязные деньги, одалживает их, а возвращаются они к нему уже отмытыми. Если же люди не могут рассчитаться в срок, то попадают в беду.
Мне вновь вспомнился Тибо, лежащий в луже крови на полу каюты «Аркансьеля».
— Так вот, — продолжал патрон. — Старых людей напугало все это. Они стали уезжать, а сюда хлынули лавочники с грязными руками. Моя жена тогда была еще жива. Она всегда дружила с художниками и любила Сен-Жан за его живописность. Москитов, ветер, болота — весь набор. И всегда говорила мне:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41


А-П

П-Я