– Не знаю, – пожала плечами Ольга. – Встретились бы, может быть, понравились друг другу… Он, судя по письмам, мальчик был неплохой и очень неглупый. Но эта дурацкая фотография все решила.
– Ну и слава Богу, а то был бы я сейчас не Певцов, а какой-нибудь Хабибуллин, – фыркнул Петр и добавил:
– Вот поэтому-то я никакой фотографии и не посылаю.
– Но подумай, ведь у тебя когда-нибудь появится и настоящая девушка – или так и будешь сидеть в своем виртуальном мире до седин?
– Ну… – заколебался Петр, – почему до седин?.. И почему другая девушка? Я таких, как Диана, не встречал. Что-то мне не кажется, что я скоро смогу встретить эту самую «настоящую».
– Еще чаю? – спросил Савва.
– Да, пожалуйста.
Наливая чай, Савва случайно дотронулся до ладони Петра. Прикосновение показалось даже болезненным, но в следующий миг Петр уже забыл о нем.
– Вот и получается, что до седин, – продолжала Ольга. – Другой такой нет, а эта пусть остается виртуальной. Поздравляю, будущий старый холостяк!
Петр задумался. А может быть, действительно стоило с ней встретиться, по телефону хотя бы поговорить. Ведь достаточно услышать голос человека, его интонации, смех, и ты уже о нем знаешь очень многое. Поговорить сначала по телефону, а там уже видно будет. Но для этого у нее все-таки первым делом должен заработать компьютер. Откуда же он иначе узнает номер ее телефона?
Разумеется, сейчас, когда компьютер у Дианы был по-прежнему сломан, принять такое решение было несложно. Но если бы Петру нужно было снять трубку и разговаривать прямо сейчас, он, скорее всего, отложил бы знакомство на завтра.
– Да, наверное, я так и поступлю, – сказал он вслух. – И все-таки как-то не по себе, а вдруг… – Он снова замолчал.
– Долой сомнения! – раздался прямо над его головой громкий голос. – Колебания и долгие раздумья бессмысленны! Если бы мы сегодня заколебались хоть на минуту, быть нам в плену у бурых гномов!
Петр вздрогнул и оглянулся: над ним размахивал руками невесть откуда взявшийся Паша-Торин. Оказывается, никто, кроме Саввы и Пунечки, не услышал, как открывается входная дверь и бряцают снимаемые рыцарские доспехи.
– Ты-то что во всем этом понимаешь? – рассердился на брата Петр. – Речь идет совершенно о другом.
– Любой вопрос лучше всего решает меч! – возвестил Торин.
– Речь идет о девушке. Или, по-твоему, ее тоже надо лупить мечом вдоль хребта, как твоих бурых гномов?
– Если она на стороне зла – то да! – ответил Торин.
– Вот ведь какой человек, – возмутился Петр. – Ты считаешь, что весь мир делится на черное и белое: одни – гномы, другие – хоббиты; первых надо поголовно вырезать, а вторым – все блага жизни. Или кого там надо резать, бурых гномов?
– Да ничего я ни считаю такого, – пожал плечами Паша. – Все нужны. Без бурых гномов, троллея и гоблинов будет скучно – биться будет не с кем. А все должно находиться в равновесии, вот если оно нарушится – это действительно зло. Вот как я считаю. Гармония мира – вот что превыше всего.
Все изумленно слушали тираду Торина. Петр удивился больше всех, он никак не ожидал от младшего брата разумных высказываний, считая, что того вообще ничего не интересует, кроме троллей да гоблинов.
– Павлуша, суп будешь? – спросила Ольга.
– Все буду, – ответил оголодавший гном-победитель.
– Тяжелый возраст, – сказала Ольга, когда сыновья разошлись по своим комнатам. – Я вот себя вспоминаю в подростковом возрасте и позже, как мне было тяжело. Говорят: «юность – прекрасная пора». Не знаю, наверное, так пожилым людям кажется, они уже все забыли, но мне с пятнадцати до примерно двадцати очень трудно было. Какая-то неуверенность в себе, комплексы всевозможные, И теперь я вижу: у ребят то же самое. И мне с ними трудно – не знаю, как с ними разговаривать. Мне иногда кажется, что я чувствую себя как канатоходец: и заботу проявлять надо, но и в душу не лезть, а чуть в сторону отклонилась – летишь в пропасть.
– Ас другой стороны, с ними легче в каком-то отношении, – заметил Савва. – Потом человек коснеет, и чтобы исправить его или даже чуть-чуть подправить, приходится прилагать очень много сил. С детьми или подростками куда легче. Они сами очень восприимчивы, нужно только знать, куда их подтолкнуть и, главное, как, а дальше они уже сами пойдут. Удивительно, насколько многие родители не верят в собственных детей, им кажется, что стоит отпустить от себя обожаемое чадо, как оно тут же наделает невероятных глупостей, а то, что у него тоже есть голова на плечах, им и в голову не приходит. А потом плачут, что общего языка с детьми нет, что те их не понимают. Поразительное неверие в человеческую природу.
– Так ведь страшно же их отпускать! – воскликнула Ольга.
– Тем не менее это необходимо. И то, что ребенок – другой человек, нужно понимать сразу.
– Что же, в младенчестве их на улицу выкидывать и пускай сами по себе живут?
– Выкидывать никого не надо, конечно, но и заменять мысли ребенка своими собственными тоже не стоит.
– Заменишь их, когда об этих мыслях уже понятия никакого не имеешь. А как вы думаете, Савва Тимофеевич, это нормально, ну вот то, что у Петруши с этой… Дианой?
– Обычная хорошая девушка, даже очень хорошая.
– А вы откуда знаете?
– Случайно, – виновато пожал плечами Савва. – Но поверьте, у Петра прекрасная интуиция. А как говорил еще Эммануил Кант, знание состоит из мысли и интуиции. Так что даже великие считали, что без интуиции нет истинного знания, оно не может быть построено только на чистом разуме. А у Петра с этим в порядке, он у вас далеко пойдет.
– Это вы меня утешаете, – улыбнулась Ольга.
– Ничуть, – сказал Савва. – Я уже говорил и снова повторю, Ольга Васильевна, у вас совершенно замечательные дети.
Петербургские папуасы
В Петербурге и в наши дни живут семьи, носящие знаменитые фамилии. Толстые, например, или Семеновы-Тяньшанские, Миклухо-Маклаи. Большинство из них – это люди весьма уважаемые в городе, и не только потому, что они являются прямыми потомками своих великих предков. Однако, как известно, у Миклухо-Маклая прямые потомки всегда жили в Австралии. Там он когда-то женился на юной красавице и продлил нить своего рода. Однако петербургские родственники были и у него. Им в наследство и остался знаменитый папуас с луком. Всего таких папуасов из Новой Гвинеи Миклухо-Маклай вывез трех. Недоброжелатели распускали слухи, что одичавший ученый заманил их перед отплытием живьем на корабль, а уж там содрал с них шкуру и сделал чучела. На самом деле все было, конечно, иначе. По древнему, теперь уже ушедшему в прошлое обычаю, папуасы сами сдирали кожу со своих пленных врагов и, употребив мясо в пищу, внешнюю телесную оболочку набивали высушенной трухой, закрепляли в руках лук с натянутой стрелой и устанавливали на границе селения. Теперь эти плененные, а потом переваренные в желудках враги становились опасной и темной силой – вражеские сородичи боялись их намного больше, чем живых воинов.
Одного из доставленных папуасов Миклухо-Маклай подарил Императорскому географическому обществу. Он и до сих пор является главной ценностью Музея этнографии. Причем однажды во время блокады этот папуас выстрелил из своего лука. Где-то недалеко упала бомба, здание содрогнулось, стрела сорвалась и с бешеной силой врубилась в стену. Зато второй папуас куда-то исчез именно в годы блокады. По слухам, его попросту сожрали изголодавшиеся крысы, которые в страшные голодные месяцы стаями носились по Ленинграду. А третий, в боевых татуировках, в короне из цветных перьев и в диковинной юбке, так и стоял в квартире у родственников на том месте, куда его водрузил знаменитый путешественник. Чучела всех трех папуасов подарил ему вождь дружественного племени, а ученый, за неимением денег на покупку других даров, вручал их по возвращении самым дорогим помощникам.
Папуаса, обосновавшегося в петербургской квартире, несколько раз пытались приобрести зарубежные музеи, но родственники всегда отказывались – они как святыню передавали дорогую диковинку из поколения в поколение.
Так длилось до тех пор, пока один из потомков не устремился несколько лет назад в бизнес. Взяв громадную ССУДУ в фирме, которая принадлежала Борису Бельды с Беневоленским, он сгорел в пламени дефолта.
В результате старинная петербургская квартира вместе со всем содержимым перешла к Борису Бельды. Там было еще одно чучело – могучей белой медведицы. Они прежде так и стояли, глядя друг на друга, и папуас много десятилетий готовился пустить свою стрелу в зверя, которого при жизни встретить не мог. Медведя Борис Бельды подарил приятелю, открывавшему знаменитый ресторан в центре города, а папуаса, натягивавшего свой лук, привез Беневоленскому на сорокапятилетие. И даже прочитал вирши собственного сочинения:
Мой верный неразлучный друг!
Пускай хранит покой твой лук!
Удачу в бизнесе для каждого из нас
Пускай приносит этот папуас!
С тех пор папуас стоял в петербургском офисе Беневоленского, в его кабинете.
Беневоленский спустился из квартиры в офис в восемь утра. Он плохо спал в эту ночь, в голове ощущалась несильная, но тупая боль. Прежде он разгонял ее крепким кофе. Но теперь для воспаленного желудка кофе стал невозможен, и поэтому приходилось терпеть.
Новая смена службы безопасности как раз заступала на дневное дежурство. И даже Андрей Кириллович, который обычно приезжал к десяти, был на месте. Что-то его тревожило – это Беневоленский понял сразу.
– Неприятность случилась, – морщась, доложил Андрей Кириллович, когда они остались одни. И, как всегда" покосился на папуаса, стоявшего в углу справа позади шефа.
– Опять Скунса упустили?
Способность этого самого Скунса внезапно оказываться рядом в самых неожиданных местах и так же внезапно уходить от наблюдения уже становилась утомительной.
– Другое, – Андрей Кириллович продолжал морщиться. – Вечером вам пакет доставили с нарочным. Дежурил Алексей. Он и принял. А потом – что на него нашло? – отлучился. Божится, что отсутствовал не больше сорока минут. Еще в офисе работал мальчик, студент. Его взяли сделать новые сайты.
– И что? – нетерпеливо спросил Беневоленский, уже предчувствуя какую-нибудь гадость.
– Пакет кто-то вскрыл, а потом заклеил.
– Сам Алексей?
– Это исключено. Он меня и вызвал.
– Значит, студент?
– Значит.
– Студент где? Вызовите его немедленно.
– Уже вызвал. Уехал в институт.
– Что так рано?
– Нулевая лекция.
– Ладно, давайте пакет. Я посмотрю, что в нем. Может, мура какая-нибудь. Алексея лишите премии. Пусть радуется, что не уволен. Со студентом придется разбираться, Андрей Кириллович. Давайте пакет.
Счастливая встреча в виртуальном пространстве
Диана, она же Даша, молчала почти полторы недели. Мелкая неполадка в компьютере выросла в большую, поскольку устранить ее пытались сначала сама Даша, потом ее папа и, наконец, откуда-то взявшийся народный умелец дядя Витя Логинов. Кончилось это тем, что одна программа за другой начали отказывать, затем вылетели «Винды», и, наконец, компьютер отказался загружаться даже со специальной загрузочной дискеты. Стало ясно, что не миновать везти машину к настоящим компьютерщикам. Тогда родители резонно решили, что подошло время модернизировать старика. Собственно говоря, сделать это было давно пора, да все как-то повода не находилось. Так что компьютер вернулся домой с увеличенной оперативной памятью, новым жестким диском и значительно более быстрым модемом. В результате скорость работы значительно возросла, объем памяти увеличился, a Windows-95 была заменена на куда более приятную Windows-98. Единственное, что тревожило Дашу, не пропал ли за это время Петр.
Она так волновалась, что когда села за компьютер и впервые после долгого перерыва вышла в свой почтовый ящик, то настолько занервничала, что у нее вспотели ладони, а замысловатый пароль отчего-то никак не хотел вспоминаться.
– Что-то сегодня «мышь» потная, – недовольно сморщила нос Даша. – Волнуется, бедняга, давно не работала.
Самоирония помогла, и Даша немного успокоилась. И вот на экране появился заветный почтовый ящик «Диана» . Даша назвала себя так в честь очень красивой и столь же несчастной принцессы, тем более что ее имя начиналось на ту же букву.
Как выяснилось сразу же, Петр не пропал, более того, письма из почтового ящика пришлось скачивать чуть ли не час, а следующие часа два Даша взахлеб читала послания. Сквозь прозу и поэзию явно проступали чувства, хотя Петр старался спрятать их за нарочитым юмористическим стилем. Он был огорчен, обеспокоен, взволнован ее молчанием. Даше даже показалось, что в какой-то момент он почти впал в отчаяние. Она засмеялась от радости: он был искренне, непритворно огорчен, – но тут же испугалась: не обиделся бы он на ее долгое молчание.
В ответ Даша написала длиннющее письмо с подробным красочным рассказом о компьютерной эпопее. К письму был приложен восстановленный после долгих и кропотливых трудов текст старинной вещи БГ «Ушла “Аббатская дорога”». Текст был, как и все остальные, напечатан на допотопной пишущей машинке, у которой буквы не только отказывались идти ровно одна за одной, они еще получались с разным нажимом. Бумага столь обветшала от времени и плохого хранения, что прочитать весь текст представлялось практически невозможным. Даша потратила на эту архивную работу не один день. И вот что вышло:
Ушла «Аббатская дорога»,
Ушли «Орбита» и «Сайгон».
Нам остается так немного
От наших сказочных времен.
Остались цифры телефонов,
В которых нас не узнают.
Осталось в улицах знакомых
Опять искать себе приют.
Пускай уходят друзья и Боги,
Для нас – поют неназванные дороги,
Других – я назову своими друзьями
Если нам не по пути.
И все ж ночами вижу лица,
И здесь не властен циферблат.
Боюсь проснуться, если снится
Тот, кто мне раньше был как брат.
И год стоял на листке совсем фантастический – 1974-й.
«Подумать только, – писала Даша. – В далеком 74-м, когда, с нашей точки зрения, еще ничего толком и не начиналось, БГ уже пел о ностальгии по старым „сказочным временам“, и ему казалось, что „Сайгон“ ушел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48