https://wodolei.ru/catalog/unitazy/nedorogie/Jika/
И все. Я видела ее один лишь миг. Она была ужасно красивая.Мистер Хейл покашлял.— Выходит, нет никаких доказательств, что эта миниатюра — портрет вашей матери.— Конечно ее. Чей же еще!— Не исключено. Позвольте спросить, портрет находится в этом доме?— Он всегда возил его с собой. Наверное, он на яхте.— Боюсь, он вместе с ним упал за борт. Стюард говорил о портрете, который вы описали. Он сказал, что мистер Стандинг всегда носил его с собой. Итак, мисс Стандинг, вы вполне уверены, что не знаете девичью фамилию матери?— Я же вам сказала, что не знаю.— Или хотя бы где ваш отец с ней познакомился?Маргот помотала головой.— Вы не знаете, где они поженились?— Нет. Я ничего не знаю, сказала же вам — не знаю.— Вы знаете, где вы родились?— Н-нет. Во всяком случае… нет, не знаю.— Что вы хотели сказать? Вы что-то собирались сказать.— Только то, что… нет, не знаю… я думаю, что не в Англии.— А! Не скажете ли почему?— Он сказал — давно, я была еще маленькая, — он сказал, что он родился в Африке. Я спросила: «А где я родилась?» — и он ответил: «Далеко-далеко отсюда». Я подумала: видимо, я родилась не в Англии, а еще где-то.Мистер Хейл пощелкал языком — обычно это записывают как «тц-тц!». Так он выразил свое презрение к подобному воспоминанию. В качестве доказательства оно никуда не годилось. Он прочистил горло с еще большей значительностью.— Мисс Стандинг, если не будет найдено завещание, или свидетельство о браке вашей матери, или ваше свидетельство о рождении, то ваше положение станет исключительно серьезным.Рука Маргот с конфетой застыла на полдороге ко рту.— Почему это оно станет серьезным? Я папина дочь.— Этому нет никаких доказательств, — сказал мистер Хейл.Маргот расхохоталась.— Ой, смешно до безобразия! Все знают, что я его дочь! Вы смешной до безобразия! Кто же я, по-вашему, если не Маргот Стандинг? Это же просто глупо!Мистер Хейл насупился.— Мисс Стандинг, дело очень серьезное, и я умоляю вас отнестись к нему серьезно. Я не верю, что мистер Стандинг составил завещание. Я знаю, что он не делал этого до двенадцатого августа сего года, когда заплатил за визит отцу. Это было шесть недель назад, и после того, как он ушел, отец сказал, что он безуспешно убеждал мистера Стандинга в необходимости составить завещание. Отец сказал такие слова: «Странное дело, — сказал он, — человек в положении мистера Стандинга откладывает такую простую и необходимую акцию, как составление завещания. Учитывая особые обстоятельства его дочери, он просто обязан это сделать, чтобы обеспечить ее будущее». Мисс Стандинг, это точные слова моего отца, и я привожу их в подтверждение того, что он был осведомлен о некоторой незаконности вашего положения.Маргот вытаращила глаза.— Что вы имеете в виду?— При отсутствии какой-либо информации и в свете сказанного моим отцом…— Господи боже мой, что вы имеете в виду?— Я имею в виду, — сказал мистер Хейл, — что брака, по-видимому, не было.— Как же так, ведь есть я! — сказала мисс Стандинг.— По-видимому, вы незаконнорожденная.Мисс Стандинг молча смотрела на него. Она повторила слово «незаконнорожденная» — оно прозвучало очень музыкально. Она просияла и с неподдельным интересом спросила:— Как Вильгельм Завоеватель? Как сыновья Чарлза II?— Точно так, — сказал мистер Хейл.— Потрясающе до безобразия! — воскликнула мисс Стандинг. Глава 6
Когда мистер Хейл закончил объяснение законного положения незаконной дочери человека, умершего без завещания, глаза мисс Стандинг округлились от недоверия.— В жизни не слышала ничего более несправедливого. До безобразия, — твердо сказала она.— К сожалению, от этого закон не меняется.— Тогда что хорошего в том, что женщинам дали право голоса? Я думала, Что они изменят законы, несправедливые до безобразия. Так нам всегда говорила мисс Клей.Мистер Хейл никогда не слышал о мисс Клей, которая была ни много ни мало как заместительница мадам Мардон. Сам он был противоположного мнения об избирательном праве для женщин.— Вы хотите сказать, что я ничего не получу? — спросила мисс Стандинг, выпрямившись в кресле и сложив пухлые ручки на коленях, прикрытых синей шерстяной юбкой.— По закону вы ни на что не имеете права.— Но это совершенно позорно! Вы хотите сказать, что у папы были миллионы, но я не получу ничего вообще? Кто же, если не я? Кто-то же должен их получить! Или государство их просто украдет?— Ваш кузен мистер Эгберт Стандинг является законным наследником. Он… э… без сомнения, сочтет уместным выделить вам некоторое содержание.Мисс Стандинг вскочила, словно подброшенная пружиной.— Эгберт! Вы шутите, вы конечно шутите!Мистер Хейл принял оскорбленный вид.— Нисколько, мисс Стандинг!Маргот топнула ногой.— Я не верю ни единому слову! Папа не любил Эгберта. Он назвал его паразитом. Я это прекрасно помню, потому что я не знала, что означает это слово, и спросила его, а он велел посмотреть в словаре. И сказал, что не знает, чем он заслужил такого племянника, как Эгберт. Он сказал, жалко, что его брата Роберта не утопили в детстве, тогда бы у него не было Эгберта. Вот что сказал папа, и вы еще думаете, что он бы захотел, чтобы все его деньги, и все вещи, и картины достались человеку, к которому он так относился?! Папа обожал эти чудовищные мрачные картины, он бы ни за что не захотел отдавать их Эгберту. Эгберт тоже их обожает, не знаю почему, и это папу злило больше всего. Какие все-таки бывают смешные люди, правда?Когда мистер Хейл ушел, Маргот продолжила письмо к Стефании.«Ой, Стефания, кто сейчас приходил! Мистер Хейл, нотариус! Старый оболтус, голос нудный до безобразия — когда у священника бывает такой голос, заснешь и в церкви. Но мне спать не пришлось, потому что он говорил вещи, убийственные до безобразия. Выдал целую кучу семейных секретов, сказал, что считает, что я незаконнорожденная, как все равно какая-нибудь историческая личность! Раньше мне только в исторических книгах попадались незаконнорожденные. А он говорит, что и я такая, потому что думает, что отец и мать не были женаты. Я этого не понимаю, но он говорит, что нет никакого свидетельства о браке и о моем рождении. Видишь, какая глупость? Если бы я не родилась, меня бы не было! А я есть, и тогда кому нужно это свидетельство о рождении?! А он говорит, что я не получу никаких денег…»В офисе мистер Хейл приступил к расспросам мистера Эгберта Стандинга. Раньше он его не видел и теперь рассматривал с некоторым неодобрением. Он не любил толстых молодых людей, не любил молодых людей, которые сидят развалясь, не одобрял галстуки с болтающимися концами и запах душистых сигарет. Вполне обоснованные подозрения у него вызвали волнистые волосы Эгберта. На какое-то мгновение он даже проникся жалостью к мисс Стандинг, так ему не понравился Эгберт. Не понравился он и юному клерку, который сидел в углу и записывал.Помимо всего прочего, с мистером Эгбертом Стандингом было трудно вести дело. Он откидывался в кресле, зевал, пробегал пальцами по искусственным волнам шевелюры мышиного цвета. У него было круглое невыразительное безбровое лицо, светлые глаза и светлые ресницы. Мистеру Хейлу он страшно не нравился. Казалось, немыслимо пробудить в нем интерес к обеспечению мисс Стандинг и даже к собственному положению в качестве наследника.Мистер Хейл повторил высказывания мистера Хейла-старшего, как он повторял их Маргот.— После слов отца у меня не осталось сомнений в том, что положение мисс Стандинг не вполне законно. Отец надавил на мистера Стандинга, чтобы тот составил завещание, но мистер Стандинг уклонился. Я уверен, что отец знал больше, чем рассказал. Как я понимаю, мистер Стандинг ему доверял. Позвольте спросить, не говорил ли дядя с вами на эту тему?Эгберт развалился в кресле и зевнул.— Вроде бы говорил.— То есть как это — вроде бы?— Я что-то припоминаю… я… э-э… я не очень интересуюсь делами.— Вы можете мне сказать, что говорил ваш дядя?Эгберт пробежался рукой по волосам.— Я… э… у меня очень плохая память.— Мистер Стандинг, это очень важный вопрос. Вы подтверждаете, что дядя говорил вам что-то, что привело вас к предположению, будто ваша кузина — незаконнорожденная?— Что-то в этом роде. — Голос Эгберта ослаб от изнеможения.— Что он сказал?— Я… э… не припоминаю. Меня не интересуют семейные дела.— У вас должны быть какие-то воспоминания.— Кажется, дядя был очень возбужден… кажется… да, я припоминаю. Он разозлился на меня… да, я думаю, что на меня. Помнится, он сказал что-то в таком роде… — Эгберт замолк и стал критически разглядывать большой палец на правой руке.— Что? Что он сказал?— Вообще-то я точно не помню. Что-то насчет завещания.— Да? Это очень важно.— Вообще-то я не помню, что он сказал. Но у него был рассерженный вид. Что-то там насчет завещания. Он сказал пусть его повесят, если он оставит имущество мне. Но ведь он так и не составил завещание, верно?— Нам не удалось его найти. Что он еще сказал, мистер Стандинг?— Да вообще-то немного. Насчет моей кузины… знаете ли…— Что? Что он сказал насчет кузины?Эгберт зевнул.— Извините, мне это было совершенно неинтересно.Мистер Хейл еле сдерживал нетерпение.— Что сказал ваш дядя по поводу положения его дочери?— Я не помню… — томно сказал Эгберт. — Что-то насчет незаконности… что-то в том же роде он мне написал.Мистер Хейл резко выпрямился.— Ваш дядя писал вам о положении своей дочери?Эгберт покачал головой.— Он писал про клуб, куда я собирался вступить, он сказал, что забаллотирует меня.Мистер Хейл стукнул по столу.— Вы сказали, что он написал вам про дочь!— Нет, он написал, что забаллотирует меня в клуб. О дочери он вскользь упомянул.— В письме такого рода? Мистер Стандинг!— Если подумать, это было не в том письме. Я же говорил вам, что у меня плохая память.— О, так было и другое письмо? И что он в нем сказал?— Но я не помню, — раздраженно сказал Эгберт.— У вас есть это письмо? Вы его сохранили?Эгберт слегка взбодрился.— Может, и есть, не знаю… я ужасно рассеян, оставляю письма где попало. Знаете ли, мой человек иногда их выбрасывает, иногда нет. Можно у него спросить.— Он вряд ли вспомнит, но вы могли бы посмотреть.Эгберт задумчиво произнес:— Он все письма читает… Он мог бы вспомнить…Годы самоконтроля не прошли даром для мистера Хейла. Он закусил губу, помолчал, потом сказал:— Будьте добры, вы не могли бы попросить его произвести тщательные поиски? Это письмо может быть важным доказательством. Если в нем содержится собственное признание мистера Стандинга, что его дочь рождена вне брака, вопрос будет улажен. — Он сделал паузу и добавил: — В вашу пользу.— Полагаю, так и будет, — томно сказал Эгберт.Мистер Хейл зашелестел бумагами.— Возможно, сейчас еще рано поднимать этот вопрос, но если вы преуспеете и станете наследником, я полагаю, вы будете готовы рассмотреть вопрос о выделении некоторого содержания вашей кузине. Я упоминаю об этом сейчас, потому что если мы будем иметь ваши заверения в этом вопросе, то нам нужно подготовиться к тому, чтобы выдать ей небольшой аванс. Она оказалась совершенно без денег.— Неужели?— Абсолютно. В сущности, она уже сегодня просила меня дать ей денег.— Неужели?— Говорю вам, просила, и я буду рад услышать вашу точку зрения на предмет ее содержания.Эгберт зевнул.— У меня не бывает точек зрения. Искусство — вот что меня интересует. Моя небольшая коллекция… фарфор…. миниатюры… графика… Искусство.— Мистер Стандинг, я должен спросить вас со всей серьезностью: готовы ли вы гарантировать небольшое содержание вашей кузине?— С какой стати?Мистер Хейл объяснил:— Если вы станете наследником состояния последнего мистера Стандинга, вы будете очень богатым человеком.Эгберт опять покачал головой.— Не слишком, после того как каждый урвет себе кусок, — заметил он.Мистер Хейл понял, что это относится к налогу на наследство.— Все равно вам достанется очень много, — сухо сказал он. — Содержание вашей кузине…В третий раз Эгберт покачал головой.— Никаких подачек. Если бы было завещание, или если бы оказалось, что дядя был-таки женат на ее матери, разве она стала бы выделять мне содержание? Ни за что!— Вряд ли можно проводить подобную аналогию.— Никаких подачек, — еще раз повторил Эгберт, — в том числе в виде содержания. Кое-кто, — он пробежался рукой по волосам, — кое-кто посоветовал, чтобы мы поженились. Что вы об этом думаете?— Вопрос скорее в том, что об этом думает сама мисс Стандинг.— И что? Ее это вполне устроит, не так ли? Я подумал, что с моей стороны это будет отличное предложение, оно устраивает нас обоих, разве вы не видите? Если объявится завещание или свидетельство о браке, мне это до лампочки А если не объявится — ей. Я думаю, что это отличное предложение.— Безусловно, оно дает обеспечение мисс Стандинг, — подтвердил мистер Хейл.— Или мне, — сказал Эгберт. Глава 7
В тот вечер мистер Арчи Миллар возместил Чарлзу пропущенный обед. Они заняли столик в углу огромной обеденной комнаты отеля «Люкс». Арчи был в ударе, полон дружелюбия и искренней симпатии к Чарлзу.— Я — как Виртуозный Племянник из серии «Брошюры для милых крошек». Уже в семнадцатый раз за этот год меня призвали к смертному ложу тети Элизабет. И она каждый раз оживает, потому что каждый раз прихожу я! Она не собирается умирать в течение ближайших ста лет, но старушка без конца развлекается: посылает за мной, вечно меняет завещание и дает мне ценные советы. Вечно говорит о моих промахах и недостатках, на что я отвечаю: «Ты права» — и она оживает! Врач сказал, что для нее это великолепный тоник. Ради бога, но я не хотел бы, чтобы она посылала за мной, когда я обедаю с приятелем.Чарлз обдумывал, сколь много можно рассказать Арчи. Пропади пропадом эта Маргарет! Только путается под ногами. Он нахмурился и внезапным вопросом прервал поток разглагольствований Арчи:— Расскажи про Пельхамов. Они живут все там же, на Джордж-стрит, шестнадцать?Арчи опустил вилку для рыбы.— Так ты ничего не слышал?— Ни слова с тех пор как уехал.— Миссис Пельхам умерла шесть месяцев назад, — сообщил Арчи.Чарлз был потрясен. Маргарет обожала свою мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Когда мистер Хейл закончил объяснение законного положения незаконной дочери человека, умершего без завещания, глаза мисс Стандинг округлились от недоверия.— В жизни не слышала ничего более несправедливого. До безобразия, — твердо сказала она.— К сожалению, от этого закон не меняется.— Тогда что хорошего в том, что женщинам дали право голоса? Я думала, Что они изменят законы, несправедливые до безобразия. Так нам всегда говорила мисс Клей.Мистер Хейл никогда не слышал о мисс Клей, которая была ни много ни мало как заместительница мадам Мардон. Сам он был противоположного мнения об избирательном праве для женщин.— Вы хотите сказать, что я ничего не получу? — спросила мисс Стандинг, выпрямившись в кресле и сложив пухлые ручки на коленях, прикрытых синей шерстяной юбкой.— По закону вы ни на что не имеете права.— Но это совершенно позорно! Вы хотите сказать, что у папы были миллионы, но я не получу ничего вообще? Кто же, если не я? Кто-то же должен их получить! Или государство их просто украдет?— Ваш кузен мистер Эгберт Стандинг является законным наследником. Он… э… без сомнения, сочтет уместным выделить вам некоторое содержание.Мисс Стандинг вскочила, словно подброшенная пружиной.— Эгберт! Вы шутите, вы конечно шутите!Мистер Хейл принял оскорбленный вид.— Нисколько, мисс Стандинг!Маргот топнула ногой.— Я не верю ни единому слову! Папа не любил Эгберта. Он назвал его паразитом. Я это прекрасно помню, потому что я не знала, что означает это слово, и спросила его, а он велел посмотреть в словаре. И сказал, что не знает, чем он заслужил такого племянника, как Эгберт. Он сказал, жалко, что его брата Роберта не утопили в детстве, тогда бы у него не было Эгберта. Вот что сказал папа, и вы еще думаете, что он бы захотел, чтобы все его деньги, и все вещи, и картины достались человеку, к которому он так относился?! Папа обожал эти чудовищные мрачные картины, он бы ни за что не захотел отдавать их Эгберту. Эгберт тоже их обожает, не знаю почему, и это папу злило больше всего. Какие все-таки бывают смешные люди, правда?Когда мистер Хейл ушел, Маргот продолжила письмо к Стефании.«Ой, Стефания, кто сейчас приходил! Мистер Хейл, нотариус! Старый оболтус, голос нудный до безобразия — когда у священника бывает такой голос, заснешь и в церкви. Но мне спать не пришлось, потому что он говорил вещи, убийственные до безобразия. Выдал целую кучу семейных секретов, сказал, что считает, что я незаконнорожденная, как все равно какая-нибудь историческая личность! Раньше мне только в исторических книгах попадались незаконнорожденные. А он говорит, что и я такая, потому что думает, что отец и мать не были женаты. Я этого не понимаю, но он говорит, что нет никакого свидетельства о браке и о моем рождении. Видишь, какая глупость? Если бы я не родилась, меня бы не было! А я есть, и тогда кому нужно это свидетельство о рождении?! А он говорит, что я не получу никаких денег…»В офисе мистер Хейл приступил к расспросам мистера Эгберта Стандинга. Раньше он его не видел и теперь рассматривал с некоторым неодобрением. Он не любил толстых молодых людей, не любил молодых людей, которые сидят развалясь, не одобрял галстуки с болтающимися концами и запах душистых сигарет. Вполне обоснованные подозрения у него вызвали волнистые волосы Эгберта. На какое-то мгновение он даже проникся жалостью к мисс Стандинг, так ему не понравился Эгберт. Не понравился он и юному клерку, который сидел в углу и записывал.Помимо всего прочего, с мистером Эгбертом Стандингом было трудно вести дело. Он откидывался в кресле, зевал, пробегал пальцами по искусственным волнам шевелюры мышиного цвета. У него было круглое невыразительное безбровое лицо, светлые глаза и светлые ресницы. Мистеру Хейлу он страшно не нравился. Казалось, немыслимо пробудить в нем интерес к обеспечению мисс Стандинг и даже к собственному положению в качестве наследника.Мистер Хейл повторил высказывания мистера Хейла-старшего, как он повторял их Маргот.— После слов отца у меня не осталось сомнений в том, что положение мисс Стандинг не вполне законно. Отец надавил на мистера Стандинга, чтобы тот составил завещание, но мистер Стандинг уклонился. Я уверен, что отец знал больше, чем рассказал. Как я понимаю, мистер Стандинг ему доверял. Позвольте спросить, не говорил ли дядя с вами на эту тему?Эгберт развалился в кресле и зевнул.— Вроде бы говорил.— То есть как это — вроде бы?— Я что-то припоминаю… я… э-э… я не очень интересуюсь делами.— Вы можете мне сказать, что говорил ваш дядя?Эгберт пробежался рукой по волосам.— Я… э… у меня очень плохая память.— Мистер Стандинг, это очень важный вопрос. Вы подтверждаете, что дядя говорил вам что-то, что привело вас к предположению, будто ваша кузина — незаконнорожденная?— Что-то в этом роде. — Голос Эгберта ослаб от изнеможения.— Что он сказал?— Я… э… не припоминаю. Меня не интересуют семейные дела.— У вас должны быть какие-то воспоминания.— Кажется, дядя был очень возбужден… кажется… да, я припоминаю. Он разозлился на меня… да, я думаю, что на меня. Помнится, он сказал что-то в таком роде… — Эгберт замолк и стал критически разглядывать большой палец на правой руке.— Что? Что он сказал?— Вообще-то я точно не помню. Что-то насчет завещания.— Да? Это очень важно.— Вообще-то я не помню, что он сказал. Но у него был рассерженный вид. Что-то там насчет завещания. Он сказал пусть его повесят, если он оставит имущество мне. Но ведь он так и не составил завещание, верно?— Нам не удалось его найти. Что он еще сказал, мистер Стандинг?— Да вообще-то немного. Насчет моей кузины… знаете ли…— Что? Что он сказал насчет кузины?Эгберт зевнул.— Извините, мне это было совершенно неинтересно.Мистер Хейл еле сдерживал нетерпение.— Что сказал ваш дядя по поводу положения его дочери?— Я не помню… — томно сказал Эгберт. — Что-то насчет незаконности… что-то в том же роде он мне написал.Мистер Хейл резко выпрямился.— Ваш дядя писал вам о положении своей дочери?Эгберт покачал головой.— Он писал про клуб, куда я собирался вступить, он сказал, что забаллотирует меня.Мистер Хейл стукнул по столу.— Вы сказали, что он написал вам про дочь!— Нет, он написал, что забаллотирует меня в клуб. О дочери он вскользь упомянул.— В письме такого рода? Мистер Стандинг!— Если подумать, это было не в том письме. Я же говорил вам, что у меня плохая память.— О, так было и другое письмо? И что он в нем сказал?— Но я не помню, — раздраженно сказал Эгберт.— У вас есть это письмо? Вы его сохранили?Эгберт слегка взбодрился.— Может, и есть, не знаю… я ужасно рассеян, оставляю письма где попало. Знаете ли, мой человек иногда их выбрасывает, иногда нет. Можно у него спросить.— Он вряд ли вспомнит, но вы могли бы посмотреть.Эгберт задумчиво произнес:— Он все письма читает… Он мог бы вспомнить…Годы самоконтроля не прошли даром для мистера Хейла. Он закусил губу, помолчал, потом сказал:— Будьте добры, вы не могли бы попросить его произвести тщательные поиски? Это письмо может быть важным доказательством. Если в нем содержится собственное признание мистера Стандинга, что его дочь рождена вне брака, вопрос будет улажен. — Он сделал паузу и добавил: — В вашу пользу.— Полагаю, так и будет, — томно сказал Эгберт.Мистер Хейл зашелестел бумагами.— Возможно, сейчас еще рано поднимать этот вопрос, но если вы преуспеете и станете наследником, я полагаю, вы будете готовы рассмотреть вопрос о выделении некоторого содержания вашей кузине. Я упоминаю об этом сейчас, потому что если мы будем иметь ваши заверения в этом вопросе, то нам нужно подготовиться к тому, чтобы выдать ей небольшой аванс. Она оказалась совершенно без денег.— Неужели?— Абсолютно. В сущности, она уже сегодня просила меня дать ей денег.— Неужели?— Говорю вам, просила, и я буду рад услышать вашу точку зрения на предмет ее содержания.Эгберт зевнул.— У меня не бывает точек зрения. Искусство — вот что меня интересует. Моя небольшая коллекция… фарфор…. миниатюры… графика… Искусство.— Мистер Стандинг, я должен спросить вас со всей серьезностью: готовы ли вы гарантировать небольшое содержание вашей кузине?— С какой стати?Мистер Хейл объяснил:— Если вы станете наследником состояния последнего мистера Стандинга, вы будете очень богатым человеком.Эгберт опять покачал головой.— Не слишком, после того как каждый урвет себе кусок, — заметил он.Мистер Хейл понял, что это относится к налогу на наследство.— Все равно вам достанется очень много, — сухо сказал он. — Содержание вашей кузине…В третий раз Эгберт покачал головой.— Никаких подачек. Если бы было завещание, или если бы оказалось, что дядя был-таки женат на ее матери, разве она стала бы выделять мне содержание? Ни за что!— Вряд ли можно проводить подобную аналогию.— Никаких подачек, — еще раз повторил Эгберт, — в том числе в виде содержания. Кое-кто, — он пробежался рукой по волосам, — кое-кто посоветовал, чтобы мы поженились. Что вы об этом думаете?— Вопрос скорее в том, что об этом думает сама мисс Стандинг.— И что? Ее это вполне устроит, не так ли? Я подумал, что с моей стороны это будет отличное предложение, оно устраивает нас обоих, разве вы не видите? Если объявится завещание или свидетельство о браке, мне это до лампочки А если не объявится — ей. Я думаю, что это отличное предложение.— Безусловно, оно дает обеспечение мисс Стандинг, — подтвердил мистер Хейл.— Или мне, — сказал Эгберт. Глава 7
В тот вечер мистер Арчи Миллар возместил Чарлзу пропущенный обед. Они заняли столик в углу огромной обеденной комнаты отеля «Люкс». Арчи был в ударе, полон дружелюбия и искренней симпатии к Чарлзу.— Я — как Виртуозный Племянник из серии «Брошюры для милых крошек». Уже в семнадцатый раз за этот год меня призвали к смертному ложу тети Элизабет. И она каждый раз оживает, потому что каждый раз прихожу я! Она не собирается умирать в течение ближайших ста лет, но старушка без конца развлекается: посылает за мной, вечно меняет завещание и дает мне ценные советы. Вечно говорит о моих промахах и недостатках, на что я отвечаю: «Ты права» — и она оживает! Врач сказал, что для нее это великолепный тоник. Ради бога, но я не хотел бы, чтобы она посылала за мной, когда я обедаю с приятелем.Чарлз обдумывал, сколь много можно рассказать Арчи. Пропади пропадом эта Маргарет! Только путается под ногами. Он нахмурился и внезапным вопросом прервал поток разглагольствований Арчи:— Расскажи про Пельхамов. Они живут все там же, на Джордж-стрит, шестнадцать?Арчи опустил вилку для рыбы.— Так ты ничего не слышал?— Ни слова с тех пор как уехал.— Миссис Пельхам умерла шесть месяцев назад, — сообщил Арчи.Чарлз был потрясен. Маргарет обожала свою мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27