Было видно, что, как ни претил Скотту способ допроса, который учинил ему Лимен, он старался найти путь к решению проблемы. Морщины вокруг его глаз собрались теснее.
— Я действовал бы просто и прямолинейно, — сказал Скотт. — Я потребовал бы, чтобы мне дали возможность посетить Якутию. А если бы русские отказались, обратился бы в Организацию Объединенных Наций, а потом приступил бы к сборке боевых частей для «олимпов».
Лимен расхохотался, удивленный не меньше Скотта.
— Вы находите такой образ действий смешным? — обиделся Скотт.
— Нисколько, нисколько, — закачал головой Лимен, все еще посмеиваясь. — Просто ирония судьбы, генерал.
— Не вижу в этом ничего смешного, — рассердился Скотт.
— Садитесь, генерал. — Лимен жестом указал на кушетку. — Я хочу рассказать вам кое-что об особенностях того поста, который вы, по всей видимости, намеревались завтра захватить.
— Это ложь.
— Садитесь.
После короткого колебания Скотт подчинился. «Удивительная вещь любопытство», — подумал Лимен, снова усаживаясь в кресло.
— Мне показалось смешным, — сказал он, — что вы предложили почти те же самые шаги, которые предполагал сделать я сам, по крайней мере на первых порах. То есть вы действовали бы почти так же, как собираюсь действовать я. И все же вы хотите свергнуть нынешнее правительство. Не кажется ли это вам несколько… м-м… странным, генерал?
— Я отвергаю это голословное обвинение! — гневно воскликнул Скотт. — И вообще должен сказать, что большая часть нашего сегодняшнего разговора кажется мне весьма странной.
Лимен, пытаясь сменить позу, скрестил ноги. Нервы его были натянуты до предела. Он страшно устал, но старался, чтобы Скотт его правильно понял.
— Очень жаль, генерал. Мы могли бы так хорошо вместе работать, и каждый из нас выполнял бы свои обязанности. Ваши ответы на мои вопросы показывают, насколько схожи наши взгляды. А знаете, ведь в нашей работе, в сущности, нет ничего такого, что мог бы проглядеть любой из нас. И не так уж много вопросов, которые другой человек мог бы решить по-иному, независимо от покроя его одежды.
— Не значит ли это, что вы хотите бросить тень на мою форму?
— Упаси меня бог. Нет, я только хочу сказать, что военному человеку отнюдь не легче, чем штатскому, справиться с огромными проблемами, стоящими перед президентом, многие из которых действительно неразрешимы. Проблемы, генерал, остаются одни и те же.
— Одни люди действуют, другие только говорят, — отрезал Скотт.
Лимен сокрушенно покачал головой.
— Генерал, вы просто слепы. Неужели вы не видите, как близко сходятся наши точки зрения по этому вопросу? Неужели вы в самом деле не видите?
— Откровенно говоря, господин президент, я считаю, что вы утратили чувство реальности. И ваш беспорядочный самоанализ лишний раз доказывает это.
Слова Скотта прозвучали резко. На Лимена снова нахлынула усталость. «Я не в состоянии пробить этого человека, — подумал он, — просто не в состоянии». Ком в желудке не давал ему покоя, перед глазами поплыл туман — как тогда, много лет назад, на горном хребте в Корее.
— Послушайте, господин президент. — Скотт говорил негромко, но его слова, казалось, молотом били по Лимену. — Вы потеряли уважение страны. Ваша политика привела нас на грань бедствия. Деловые круги вам не доверяют. Профсоюзы щеголяют своим пренебрежением к вам в этой забастовке ракетчиков. Моральное состояние военных упало до самой низшей точки за последние тридцать лет вследствие вашего упорного нежелания обеспечить им мало-мальски приличную компенсацию за служение нации. Заключить такой договор мог бы только наивный мальчик.
— Вы не смеете так говорить, генерал. — Голос Лимена казался слабым, он не мог заглушить расходившегося генерала.
— Таковы факты, — продолжал Скотт. — Народ в вас не верит. Опрос Гэллапа, может быть, и не совсем точен, но довольно правильно отражает положение вещей. Если в стране не будет установлена твердая власть и дисциплина, она может погибнуть за месяц.
— И эта власть должна принадлежать вам, генерал? — В устах Лимена вопрос прозвучал почти как утверждение.
— Я этого не говорил, — возразил Скотт. — Но, разумеется, я не стану притворяться, будто действовал бы так же, как вы. Я не хочу брать на себя хотя бы частичную ответственность за банкротство правительства Лимена.
«Этого человека ничем не проймешь, — подумал Лимен. — Просто невозможно заставить его что-нибудь понять. Неужели мое правительство точно так же не сумело объяснить свою политику стране? Не в этом ли смысл его слов? Прав ли он, говоря, что время разговоров прошло? Неужели никто не понимает, что здесь ставится на карту?.. Надо поговорить с Реем, — решил он. — Да, с Реем. Где же он? Мне надо его видеть. А, да, он же рядом, в соседней комнате. Можно просто пройти туда и поговорить с ним. Уж он-то знает, что делать».
Лимен спокойно смотрел на Скотта, но никак не мог сосредоточиться. Надо пойти к Рею за помощью, за поддержкой, которую он всегда найдет у старого друга. Разве Рей не спас ему жизнь, не вернул ему гордость, мужество, уважение к себе на том хребте в Корее? Неужели он не может сделать это еще раз, только один раз, чтобы помочь ему преодолеть и это препятствие! Ему захотелось снова ощутить на своем лице ладонь Кларка, возвращающую ему силы.
«Это было двадцать лет назад, Джорди, и ты не был тогда президентом Соединенных Штатов. А теперь пощечина не поможет. Ты можешь проиграть или выиграть только сам, без посторонней помощи».
Лимен провел рукой по груди. Он нащупал твердый предмет во внутреннем кармане пиджака и снова воспрянул духом. Все-таки дошла очередь до документа Барнсуэлла. Он был блаженным оптимистом, считая, что удастся обойтись без него. Крис и Рей были правы.
Он обдумывал все это, не спуская глаз со Скотта. Генерал сидел неподвижно, на его лице не дрогнул ни один мускул. Лимен старался проникнуть в его сокровенные мысли.
И вдруг он заметил: мелкие морщинки вокруг глаз приняли иную форму, и, хотя лицо оставалось неподвижным, в нем появилась какая-то перемена, какое-то новое выражение. Что это? Осторожность? Тревога? Неуверенность?
Да. Неуверенность. Лимен почувствовал это каким-то сверхчутьем. Весь вечер этот человек казался таким самоуверенным, а теперь он не уверен в себе. Или, может быть, такое выражение было у него все время, только Лимен его не замечал?
Президент, почти успокоившись, откинулся в кресле. «А ведь этого человека можно сломить, — сказал он себе. — В сущности, у него ничего нет за душой». Лимен отвел глаза от лица Скотта. Дальше эта дуэль была ни к чему. Он обвел взглядом комнату: знамена Эйзенхауэра, кресло Кеннеди, разукрашенный письменный стол Монро. Реликвии президентства еще раз напомнили ему о силе государственной власти, которую теперь он держал в руках.
— Генерал, — спокойно сказал он, — я хочу вам кое-что прочитать. — Он вынул из кармана портсигар.
— Я сейчас ухожу, — быстро проговорил Скотт.
— Нет, — сказал президент. «О, я кое-что заметил, теперь все в порядке», — подумал он. — Нет, садитесь и слушайте. Я скажу вам, когда вы можете идти.
Скотт смотрел, как Лимен, вскрыв портсигар, вынул два листка обгорелой бумаги, положил на стол, тщательно их разгладил и поправил очки.
— Это нашли среди обломков самолета, на котором погиб Поль Джирард, — сказал он. — Он возвращался домой из Гибралтара.
Теперь Скотт уже не мог бы уйти, даже если бы Лимен приказал ему. Любопытство приковало его к кушетке.
Лимен начал читать:
— «Памятная записка президенту. Гибралтар. Пятнадцатого мая. Мы, нижеподписавшиеся, поставившие также свои инициалы на каждой странице, подтверждаем, что изложенное ниже представляет собой содержание беседы, имевшей место в этот день в каюте адмирала Барнсуэлла на борту американского корабля „Эйзенхауэр“.
Лимен посмотрел на Скотта. Лицо генерала сохраняло бесстрастное выражение, только веки опустились, полуприкрыв глаза.
— «В конце декабря тысяча девятьсот семьдесят третьего года адмирал Барнсуэлл, находившийся по делам службы в Вашингтоне, встретился с генералом Скоттом, председателем комитета начальников штабов, на его квартире в Форт-Майере. Присутствовали также генерал Райли, командующий морской пехотой, и генерал Диффенбах, начальник штаба армии США.
Собравшиеся подробно обсудили положение в стране и пришли к единодушному выводу, что правительство Лимена теряет доверие народа и вызывает недовольство в широких кругах общества. Было признано также, что предлагаемый договор о ядерном разоружении оставляет страну беззащитной в случае внезапного нападения. Эти соображения, наряду с угрожающим падением морального духа в вооруженных силах вследствие отказа правительства поддержать требования об улучшении материального положения военнослужащих, привели всех присутствующих к заключению, что страна переживает самый критический момент своей истории.
Генерал Скотт заявил, что в такой обстановке военачальники должны быть готовы, в соответствии с данной ими клятвой верности конституции, предпринять любые шаги, которые представятся необходимыми. Было достигнуто соглашение, что если потребуются определенные действия, то командиры, разделяющие мнение присутствующих, могут быть подняты по тревоге распоряжением генерала Скотта.
26 февраля во время инспекционной поездки по Средиземному морю генерал Скотт посетил адмирала Барнсуэлла на борту этого корабля. В ходе длительной конфиденциальной беседы Скотт указал, что обстановка со времени декабрьского совещания еще более ухудшилась. Барнсуэлл согласился с тем, что военные должны исполнить свой долг перед страной, но спросил, что Скотт предлагает. Скотт ответил, что надо действовать, «чтобы поддержать авторитет нации». Барнсуэлл спросил, означает ли это поддержку конституционной власти, в частности президента. Скотт сказал, что конституционную власть, безусловно, надо поддерживать, если только внешние события не подорвут и не ослабят ее до такой степени, что она потеряет смысл. Барнсуэлл заявил Скотту, что он, как всегда, готов выполнить свой долг.
23—24 апреля адмирал Барнсуэлл опять был в Вашингтоне и имел еще одну беседу со Скоттом. В этот раз Скотт сказал, что, если потребуется действовать, Барнсуэллу и другим будет сообщено об этом кодированной телеграммой в форме приглашения принять участие в коллективной ставке на скачках, причем в телеграмме будет указано время начала необходимых действий. Согласие принять участие в коллективной ставке, данное в ответной телеграмме, послужит достаточным подтверждением.
Адмирал Барнсуэлл и в этот раз потребовал заверения, что такие действия никоим образом не будут направлены против законных гражданских властей. Скотт дал такое заверение с оговоркой: «в зависимости от обстановки, сложившейся в данный момент». Тогда адмирал Барнсуэлл спросил, что Скотт подразумевает под «обстановкой, сложившейся в данный момент»? Скотт ответил, что он имеет в виду последние события, указывающие на то, что президент, по-видимому, не выполняет своих обязанностей в отношении национальной безопасности и что если это действительно подтвердится, то, быть может, для блага страны потребуется его заменить.
12 мая адмирал Барнсуэлл получил от Скотта телеграмму с приглашением принять участие в коллективной ставке на скачках в Прикнессе в субботу 18 мая с указанием времени начала заезда. Подумав, адмирал Барнсуэлл ответил: «Не ставлю». Тем самым адмирал Барнсуэлл хотел сказать, что ему желательно получить более подробную информацию и заверения, что намечаемые меры одобрены президентом.
К моменту настоящей беседы адмирал Барнсуэлл не получил от генерала Скотта больше никаких сообщений. Адмирал Барнсуэлл был удивлен и встревожен, узнав со слов господина Джирарда, что президент не информирован о предстоящих действиях и, следовательно, не мог их одобрить. В сложившейся обстановке адмирал Барнсуэлл не может выполнять дальнейшее распоряжение без особого подтверждения президента.
Фарли К.Барнсуэлл, вице-адмирал. 22:00 по Гринвичу 15 мая.
Поль Джирард».
— Что вы скажете? — спросил Лимен.
— Это фальшивка.
— Фальшивка? — не веря своим ушам, повторил Лимен.
— Именно, господин президент.
Кровь бросилась в лицо Лимену, он скрестил свои длинные руки на груди.
— Вы обвиняете меня в подделке документа, генерал?
— Я никого не обвиняю. Я только хочу сказать, что события, изложенные на этих клочках бумаги, никогда не имели места. У меня не было подобных разговоров с адмиралом Барнсуэллом. Жаль, что здесь нет мистера Джирарда, он мог бы нам рассказать, при каких обстоятельствах это было написано.
— Жаль, что Поль лишился жизни, пытаясь спасти свою страну, — с гневом поправил его Лимен.
— Если все это предназначено для того, чтобы бросить тень на мои патриотические чувства, то вы напрасно тратите время.
Лимен взмахнул бумажками:
— Вы отрицаете, что это подпись адмирала Барнсуэлла?
Скотт пожал плечами.
— Откуда я знаю? Но если бы я сделал заявление против этой писанины Барнсуэлла, от нее бы ничего не осталось.
— Вы, кажется, опять намекаете на какое-то разбирательство, генерал?
— Если дойдет до этого, американский народ никогда не поверит состряпанной вами истории.
— Я готов пойти на такой риск, — сказал Лимен, — даже не касаясь целого ряда других вопросов. — Он вытащил листок бумаги из-за сигарного ящика и стал перечислять пункт за пунктом: — Вы заявили сенатской комиссии по делам вооруженных сил, что во время последней тревоги плохо работала связь, тогда как на самом деле чуть ли не одна только связь и действовала как полагается. Взять также ваше длительное и весьма близкое знакомство с Гарольдом Макферсоном, фигурой с крайне сомнительными связями. Или тайное посещение сенатора Прентиса, когда вы в полночь поднимались к нему на грузовом лифте, чтобы вас не заметили. Есть немало и других данных, но, я думаю, не стоит в них копаться. Я требую вашей отставки и отставки других трех генералов из комитета начальников штабов в течение часа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47