Один ткнул пальцем в Алексея и шепеляво выговорил:– Па-ш-шел…Это слово знал здесь каждый. Оно произносилось на разные лады и могло означать вызов на допрос, вывод на работу, а то и на казнь.– Ну, вот и опять по мою душу, – пробормотал Алексей, с невероятным трудом поднимаясь с пола. – Хоть бы смерть поскорей пришла.– Не дрейфь, старлей. Будь мужиком, прорвемся, – услышал он в спину напутствие старшины.Охранники вели Сергеева по знакомому коридору. Потом втолкйули в комнату – узкую, с зарешеченными окнами. Посреди стоял письменный стол с гнутыми ножками, стул с резной спинкой. На выбеленных известью стенах виднелись бурые подтеки, напоминавшие, что пленных тут не только допрашивали, но и… У Алексея все сжалось в груди. Снова будут бить! Где взять силы!В комнату проскользнул старый знакомый – Абдулло. Он всегда присутствовал на допросах. По привычке Абдулло улыбался, но держался на всякий случай в отдалении. Нельзя было угадать, как бывшие «свои» поведут себя с соотечественником в это и следующее мгновение.– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, – проговорил Абдулло шепотом.– Не твоими ли молитвами пока жив? – съязвил Алексей Переводчик был противен, вызывал брезгливость.– Зачем смеешься, старший лейтенант? – укорил Абдулло. – Я помочь хотел.– Мне бы сдохнуть поскорей…– Зачем сдохнуть? На том свете ничего не подадут. А тут можно…– Дрянь ты, Абдулло. Сам переметнулся и других склоняешь.– Офицер… Учили долго, ума нет. Зачем в Афган пришел людей убивать? Кишлаки зачем жег?– Вон как заговорил…– Правильно говорю. Честно. Никакой интернациональный долг никто не просил. Тебя не звал. А ты? Ты почему воевал?– Послали, я пошел. Потом понял и то не сразу: афганский народ не хочет чужую правду, не хочет чужого бога…Сергеев уперся взглядом в ржавое пятно на полу… Интернациональный долг, помощь дружескому народу, апрельская революция – на кой все это, если от него останется такое же пятно? Был Алешка и нету, размазали по стене.– Вот я и говорю, соглашайся, – вкрадчиво сказал Абдулло.– Умолкни, парень, – попросил Сергеев, – пустое говоришь.Подтолкнув Абдулло в спину, распахнулась дверная створка. Вошел европеец в легком светлом костюме. Лицо слегка тронуто загаром, голубые глаза, ослепительная улыбка – киногерой из американского боевика.– Ты все объяснил? – спросил вошедший у Абдулло на довольно чистом русском языке.– Не успел еще, господин. Я говорил старшему лейтенанту…– Отставить! – властно перебил «кйногерой». Судя по манерам и тону, он был птицей высокого полета. – Тебе поручалось изложить обер-лейтенанту суть наших предложений.– Зачем же через посредника? – вскинулся Алексей.– Разумная мысль. Называй меня полковником, – сказал он с лучезарной улыбкой. – Итак, приступим…Полковник подошел к столу, открыл ящик и вынул элегантный чемоданчик с металлическими застежками. Эффектным жестом откинул крышку, провел, поглаживая, ладонью по тугим пачкам зеленых банкнотов.– Здесь двести пятьдесят тысяч долларов, – торжественно объяснил он. – Они ваши, обер-лейтенант. По прибытии на место получите еще столько же.– На какое место я прибуду и чем должен заслужить взятку? – вяло спросил Алексей, пытаясь выпрямиться.– По-русски – взятка, по-моему – возмещение за перенесенные неудобства, – сохраняя невозмутимость, возразил полковник. – Мы профессионалы. Не все ли равно, где и кому служить, особенно если вспомнить, что на родине вас ждет суд трибунала по законам военного времени. Неужели обеспеченной жизни вы предпочтете тюрьму? Глупо даже для коммуниста. Вы не генерал, дислокацию советских войск в Афганистане не знаете. Остальные секреты ценности не представляют.– В таком случае зачем я вам?– Нам нужны специалисты, обладающие опытом обучения солдат. Ваших солдат. Вы будете исполнять те же обязанности, что и прежде, но в более солидной должности. Для начала предлагаю чин подполковника.– Где, если не секрет?– Никаких секретов. Направим в восемьдесят вторую парашютно-десантную дивизию.– В ту, что стирала с лица земли Вьетнам?– Вы здесь тоже огнем прошлись. Но я не собираюсь вступать в дискуссию. Люди военные, в какой бы армии ни служили, призваны убивать себе подобных. К тому и готовимся всю жизнь. Это моя и ваша специальность. Разве не так?Полковник говорил напористо, убежденно. У Алексея подгибались ноги, несмотря на удушающую жару, бил озноб… Что говорит этот холеный европеец? «Войну не ведут в белых перчатках…» Он прав. Старший лейтенант Сергеев обучен владению оружием. Убивал сам и учил солдат убивать себе подобных.– Но… – сказал Алексей вслух.– Никаких «но»! – «киногерой» стер наконец улыбку с губ. – Оставим спор политикам. Мы – солдаты. Мы должны, не рассуждая, выполнять приказ. С этим ты, надеюсь, согласен?Алексей молчал.– Но жить ты хочешь? Жить, а не сгнить на помойке? – резко спросил полковник, начинавший терять терпение. – Ты молод, был, наверное, красив, пока не разукрасили афганские партизаны. У тебя будет женщина. Она родит тебе детей…Дочь… У него есть маленькая дочка! Как он мог об этом забыть?.. Алексей смотрел в окно и ничего не видел. Но знал: там жизнь, деревья, трава, небо. Там свобода. И где-то очень далеко бегает по зеленой траве его маленькая девочка – кровь от крови, плоть от плоти.– Почему молчишь? – удивился полковник. – Если мало денег, добавлю…– Не старайся, гад, не возьму, плевал я на твои доллары! – Алексей покачнулся, но устоял.– Ах ты, сволочь идейная! – лицо полковника стало жестким. Едва уловимым движением он ткнул Алексея в висок. Удар был мастерский. Старший лейтенант отлетел в угол. Стол, стены, пятна, Абдулло – все поплыло перед глазами.– Может, так скорее сговоримся? – крикнул, оскалившись, полковник.Не открывая глаз, Алексей прохрипел:– Не надейся. Меня уже били…– Плохо! Плохо били!..Алексей, свернувшись в дугу, обхватил голову руками и стиснул зубы. Удары сыпались один за другим. То, что он молчал, не молил о пощаде, вызывало у полковника еще большую ярость. Алексею пришлось бы совсем худо, не вмешайся переводчик. Молчавший в продолжение разговора, Абдулло тихо сказал:– Не поможет, господин. Не надо.Как ни странно, слова подействовали. Пнув лежащего еще раз, полковник пригладил растрепавшуюся прическу, заправил рубашку, одернул пиджак.– Ол раит! – сказал. – Позови охранников. Пусть уберут эту падаль…Очнувшись в знакомой камере, оглушенный, измордованный, Сергеев не сразу собрался с силами. Он подтянул колени, со стоном сел. К стене прислоняться не стал – спина обожженно горела.Пушник ни о чем не спрашивал. Кто знает, как вел себя наверху старлей. Судя по виду, держался правильно. Но все же…– От меня требовали сотрудничества, – сказал Алексей.– Сколько предложили?– Полмиллиона и чин подполковника американской армии.– Взял?– Как видишь…Оба замолчали. Алексей опасливо покосился на сокамерников. Доверять никому нельзя. Они с Пушником однополчане. Попали сюда известно как. А эти, может, сами?.. Попасть – попали, а вырваться можно лишь ценой предательства. Но/кто знает, как правильно? Стоит сказать – да, и кончатся мучения. Надолго ли?.. Предатели не нужны ни своим, ни врагу. Солгавший своему народу – веры не заслуживает… Этот американский контрразведчик использует его, а потом выбросит в ту же помойку.– Оказывается, ты дорого стоишь. А я и не знал, – неопределенно сказал Пушник.Алексей вспыхнул:– Думаешь, продамся?– Не обижайся, старлей, – примирительно шепнул прапорщик. – Жизнь нас сейчас проверяет на самый жестокий излом. В нашем положении с людьми может всякое произойти.– Да-да, верить нельзя…– Кому нельзя, кому – можно. Поодиночке передушат, как кур. А если думать и действовать сообща…– Считаешь, в тюрьме возможно на что-то надеяться?– В фашистских лагерях смерти создавали подпольные организации. Мы-то чем хуже?Разговор был прерван приходом бочковых. Принесли обед. Из дальнего угла камеры вышел огромного роста мордастый мужик, густо заросший рыжей щетиной, взял свою миску и скрылся в темноте.– Опять тухлятину приперли, – послышался его голос. – От такой жратвы я без пыток скоро ноги протяну.– А ты рассчитывал на бифштекс? – спросил насмешливо Пушник.– Помолчал бы, прапор, – огрызнулся гигант, выскребая из глиняной миски маисовую кашу. – Сам ты бифштекс.– Откуда звание мое знаешь?– Два уха имею, даже музыкальные. Дома на балалайке играл, на гитаре.– Полезные таланты, – заметил Пушник. – Подойди поближе, познакомимся.– Много чести. Сам хиляй. Безногий, чи шо?– Считай да. Контузия позвоночника.– Извиняй в таком разе.Гигант подошел, присел на корточки, протянул руку:– Будем знакомы. Крещен Михаилом. Фамилия тут ни к чему, а прозвище имеется. Яном дома кликали, на иностранный манер.– Почему? – удивился Алексей, разглядывая Здоровяка. Судя по бицепсам, бугрившимся на предплечьях, тот обладал бычьей силой. Невольно подумалось: как духи такого могли скрутить?– Мишек на Украине, шо собак нерезаных, в ридном селе – каждый второй, а Ян – красиво звучит. Или не нравится?– Ладно, не задирайся. Давно тут?– Старожил. В Джаваре побывал, в Дарчи, в Малекане. Там лагеря моджахедов.– Джавара – мощная база, – согласился Пушник. – Мне тоже довелось…– А тебя, Ян, зачем туда возили? – поинтересовался Алексей.– Спрашиваешь. Дивились на меня. На шурави двухметрового роста.– Как же ты с силой своей могучей вляпался?– Дурнем был… – Михаил поморщился. – Две недели до дембеля оставалось. Сидеть бы тихо, не рыпаться, а я поперся, куда не треба.– Все мы не туда свернули, – заметил сидевший неподалеку худющий человек. Бледная кожа, которую не взяло даже пакистанское солнце, обтягивала остро выпирающие скулы. Колени, локти, ключицы – все торчало колюче, шипами. Никто не знал его имени. Было известно только, что он механик-водитель Т-54. Об этом говорили духи, захватившие его в подорвавшейся на мине машине.– Ты за всех не расписывайся, – возразил Михаил. – Таки, шо сами руки до горы подымали, тоже имеются.– Я бы их шлепал, – пробормотал Танкист.– Подряд, что ли?..Ответить Танкист не успел. Послышался голос Абудулло:– Всем выходить! Все с собой брать! Другое место едем.Пленные задвигались, потянулись к выходу. Алексей, попытавшийся помочь Пушнику, сам едва не упал.– Пусти-ка, дохляк, – сказал Михаил, отстраняя Сергеева плечом. – Ну, держись, прапор. Послужу тебе верой и правдой, пока дух из меня не вышибли…Он легко подхватил старшину на руки и пошел к выходу. Во дворе их ждал крытый грузовик.Алексей придержал шаг, шепотом спросил у переводчика:– Не знаешь, почему нас отсюда убирают?– Под Джелалабадом бой шел. Пленных брали. Понял?– А нас куда?– Крепость Бадабера слышал? Хорошее место. Лагерь подготовки борцов за веру. – И добавил совсем тихо: – Порядки там… Начальник сильно злой. Остерегаться надо.– Далеко отсюда?– Пешавар сбоку тридцать километров, может, больше.Вскоре машина с пленными, пропетляв по узким, окаймленным арыками улочкам, выбралась на грунтовое шоссе. Алексей, прильнув глазом к щели в борту, увидел неровные клочки зеленых, желтых, серых полей, окруженных раскидистыми пальмами. Едкая белесая пыль, взвихренная колесами, пухло оседала на широченных листьях диковинных деревьев. 3 Сержант Полуян Михаил Николаевич, украинец, водитель бронетранспортера, 1959 года рождения, призван Коропским РВК Черниговской области, пропал без вести в провинции Лагман 21 июня 1984 года.
Людей в кузове встряхивало, как крупу в решете. Ударяясь о борта, падая друг на друга, ребята стонали, матерились, кляли судьбу и, конечно, водителя, который был не ахти каким асом. Михаил это понял, услыхав, как тот всю дорогу газовал, со скрипом, без нужды переключал скорость. Да и барбахатка Барбахатка – грузовая машина с высокими бортами.

досталась неумехе старая.Михаил до армии крутил баранку три года и был в шоферском деле дока. После училища механизации ребята на комбайн пошли, на трактор, а он, на зависть всем, к легковушке пристроился лично директора совхоза возить. Должность «карманного» водителя имела массу преимуществ, среди которых возможность бывать в райцентре Михаил ценил превыше всего. Пока директор бегал по кабинетам, вымаливая запчасти и горючее, он успевал забить багажник и заднее сиденье дефицитом из «запасников» продуктового и промтоварного магазинов. Львиная доля предназначалась членам правления. Свою часть – всякие там тени, помады, кремы – приносил в клуб и продавал девчатам – по номиналу, конечно. Проценты снимал, как сливки, поцелуями, обожанием, а иногда и… Очень любил Мишка Полуян, здоровенный верзила с пудовыми кулачищами, чтобы его любили.Пленные выползали из машины, как из камеры пыток. Полуян вытащил Пушника, опустил на землю и, болезненно щуря слезящиеся глаза, привыкшие к сумеркам подвала, огляделся. Беспощадное солнце давно выжгло все признаки растительности на хорошо утрамбованной территории двора, выело краски. Справа – приземистое здание с зарешеченными оконцами, у окованных дверей часовой с автоматом. Совсем близко – аккуратный домишко с плоской крышей, возможно, канцелярия. Туда сразу направился Абдулло. Слева поодаль виднелись сараи, возле которых тоже часовые, а на крыше одного – на треноге крупнокалиберный пулемет. И все обнесено высоченной, метров шесть – восемь, глинобитной стеной с торчащими по углам сторожевыми вышками.«Вот она какая – Бадабера, – подумал Полуян. – Отсюда, пожалуй, не драпанешь…»Мысль о побеге то появлялась, то отбрасывалась напрочь. В плен, видит Бог, Мишка попал по идиотизму, но решил: так тому и быть, может, и к лучшему. Вон сколько ребят сгинуло или калеками на всю жизнь осталось, а в плену есть шанс выжить и конечно же поиметь вдоволь чарса.Никогда прежде, до войны, Мишка не имел представления ни о каком зелье. И курить-то – не курил, так, для форсу. Выпить – другое дело, и то в меру… К табаку, а потом к «самокруткам с начинкой» пристрастился в Афгане. Сперва «деды» для смеху втравили, приобщили, так сказать, «чижа» к элите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13