Адриано поднялся следом за ним.— Зачем вы так сделать? — Итальянец испуганно смотрел на лежащего в неестественной позе парня, из-под головы которого тонкой струйкой вытекала кровь.— Потом поговорим! Пошли! — Доктор подхватил Бернарди под руку и потащил к кустарнику. — Все, кто может бежать, бегите! — крикнул он пленным, которые застыли с лопатами в руках, испуганно глядя на них. После этих слов кто-то бросился к кустарнику, а кто-то так и остался стоять на месте. * * * Ветви кустарника больно хлестали Адриано ди Бернарди по лицу. Он бежал следом за Перегудовым, который несся по лесу, не разбирая дороги. Итальянец очень боялся отстать от Дока. Один он заблудится, погибнет, пропадет.Скоро стало совсем темно, и Док немного сбавил шаг.Впереди шумел ручей. Перегудов выбрался из кустов, лег животом на камни, опустил голову в поток. Адриано упал рядом.— Не могу! Не могу! — сказал он, припадая к воде.— Лежи отдыхай. Воды, смотри, много не пей — идти тогда не сможешь.— Ты асасьен. Ты убить его!— Кого, парня? Да жив он, жив. Очухался давно. За ствол-то ему попадет, конечно. — Док усмехнулся.— Не надо бежать. Они ловить нас и убивать.— Это мы еще посмотрим, кто кого «убивать». Нам теперь только второй ствол добыть, и все — будем в шоколаде.— Ствол?— Да, вот такую хреновнику. — Перегудов поднял с камней автомат. — Ты хоть раз стрелял из такой штуки?— Такой? Нет. Пистолет много раз. Автомат — один раз.— Ничего, быстро научишься. Тут большого умения не надо.Адриано снова хотел припасть к воде, но Перегудов ему не дал — рывком поднял с камней и указал пальцем на противоположную сторону ручья.— Туда! Всю ночь идти будем. Ночью идти, днем в укрытиях отдыхать. Главное, чтоб не увидел нас никто.— Не могу, не могу! — снова забормотал Адриано.— Можешь! — И Док толкнул итальянца в ручей. * * * Было еще темно — первые проблески зари едва брезжили за горами, — а на дороге около КПП уже выстраивалась колонна. Надсадно ревели бронетранспортеры, урчали «КамАЗы». Мы топтались чуть поодаль. В суматохе подготовки про нас, видимо, совсем забыли. У Артиста в руках была камера. В соответствии с нашим сценарием он должен был играть роль оператора. Я с легким содроганием вспомнил вчерашнее застолье. Постарался-таки подполковник Назаров. Мои парни, правда, себя в руках держали, сорокаградусной не злоупотребляли, но как теперь с похмелья командиры командовать будут?— Командир, как же мы без оружия-то? — спросил Боцман. — А если стрельба?— Митя, мы же теперь не вояки, а журналисты. Возьми блокнотик, карандаш и записывай свои путевые впечатления.— Издеваешься, да? — не оценил юмора Боцман.— Не издеваюсь — шучу. Не волнуйся, добудем мы себе стволы. Дай только срок.Вообще-то оружие у нас было — холодное. У меня — складной нож, у Боцмана — финка, у Артиста перочинный ножик с щипчиками для ногтей. С таким оружием на современной войне только и воевать...В темноте, на ходу застегиваясь, пробежал Назаров. Увидел нас, остановился.— О! А вы чего здесь? Спали бы да спали еще.— Идем с сопровождением. Нам надо работать.— На кой хрен нам эта работа! Ну ладно, лезьте в шестьсот первый бэтээр. Он как раз посередке пойдет.«Посередке» — это он нам в целях безопасности устроил, чтобы мы все время под присмотром были.Мы послушно полезли в 601-й бронетранспортер. В машине было трое бойцов: водила, оператор-наводчик и сержант — за старшего.— Здрасте. А вы журналисты? — тут же поинтересовался сержант.— Журналисты. Кино про вас будем снимать.— Во, классно! Меня снимите. — Сержант заулыбался.— Снимем, снимем. А ты бы лучше шлемофон надел, команды слушать. Колонна-то сейчас тронется.— А чего их слушать? — проигнорировал мое замечание сержант. — Тронется — поедем. Я вам много интересного про службу рассказать могу. Второй год уже парюсь. Скоро дембель. А на каком канале вы свое кино показывать будете?За какую-нибудь минуту он достал меня своим любопытством.— На втором.— РТР который? Классно. А когда покажете?— Пока снимем, пока смонтируем. Не раньше чем месяца через три, — отозвался со своего места немного сведущий в этом вопросе Артист.— Во, я как раз уже дембельнусь. Дома посмотрю. А как ваш фильм называется-то?— Ты чего ушами-то хлопаешь? — сердито остановил его Боцман. — Колонна тронулась.— Поехали, — скомандовал сержант водителю.Бронетранспортер тронулся.— Ты бы занял свое место за пулеметами. — сказал я оператору-наводчику, который сидел у борта на скамейке.— Да ладно, рано еще! Обстрел начнется — тогда и займу.— Когда обстрел начнется, поздно будет.Парень с неохотой уселся за пулеметы Я покачал головой — ну и вояки! Если в эти бойцы ко мне в свое время попали, я бы их дисциплине живо научил! Мои парни украдкой улыбались — они видели выражение моего лица. * * * Бронетранспортер медленно пополз по дороге. Но не прошло и нескольких минут, как впереди сверкнули стоп-сигналы другого бэтээра. Мы снова встали. Езда в колонне тем и ужасна: плетешься как черепаха и обогнать никого не можешь.Сержант сидел в командирском кресле и что-то мурлыкал себе под нос. Складывалось впечатление, что ловит он рацией не приказы командиров, а какие-нибудь современные шлягеры.Дорога была долгой и изматывающей. Даже на шоссе колонна не разгонялась больше сорока километров в час. Я видел, как не только солдаты, но и мои парни начинают клевать носами. Ладно, пусть поспят. Неизвестно, когда потом удастся.Потом колонна свернула с шоссе на грунтовую дорогу. С обеих сторон замелькала густая зелень. «Вот они — самые неприятные для нас места, — подумал я. — За тридцать метров уже ничего не видно. К колонне можно подойти почти вплотную...» И словно подтверждая мои мысли, впереди что-то ухнуло. Бронетранспортер встал.— Фугас. Головная тачка подорвалась, — сообщил нам сержант, послушав, что говорят в наушниках, и скомандовал своим: — К бою!Буквально тут же о левый борт нашей машины звонко зацокали пули. Солдатик открыл одну из бойниц и выставил в нее автомат. Оператор-наводчик торопливо сел за пулеметы, попытался развернуть башню в ту сторону, откуда стреляли, но у него ничего не вышло.— Башня не вертится! Заклинило! — закричал он.А бой тем временем нарастал. Со всех сторон уже раздавались выстрелы, сливающиеся в сплошной адский грохот.— Отвали, салага! — прикрикнул на наводчика Боцман. Он согнал парня с кресла и с силой ударил ногой по ручке колеса, с помощью которого приводился в действие механизм вращения башни, после чего сам уселся в кресло наводчика и повернул пулеметы влево. Нажал на кнопку электроспуска, но выстрелов не последовало.— Ты, что же, сука, пулеметы не взвел! — заорал на наводчика Боцман.Тут же к пулеметам подскочил Мухин, резко потянул на себя ручки взвода:— Готов!Пулеметы загрохотали над нашими головами. Боцман стрелял из обоих стволов. Гильзы со звоном сыпались в мешки.Ох, как не люблю я сидеть в замкнутом пространстве бронемашины и ждать, когда противник продырявит ее из гранатомета! Лучше уж по воздуху немного прогуляться.— Работаем! — закричал я своим. — Боцман прикрывает, я выхожу.— Куда без оружия? — закричал Артист.— Дай-ка на минутку, — попросил я автомат у солдатика, сидящего у бойницы.— Э-э, как это? — возмутился было боец, но, глянув мне в глаза, послушно отдал оружие.Я открыл нижний люк бронетранспортера и выбрался наружу. Сразу же распластался на земле — к стоящим на месте машинам «чехи» давно уже пристрелялись.Боцман сверху дал очередь. Пара трассирующих пуль красиво ушла в листву, словно прокладывая мне дорогу. Я вскочил и, нагнувшись, кинулся в кустарник.Далеко бежать не пришлось — метрах в сорока от дороги я обнаружил двух убитых «чехов» — наверняка работа Боцмана. Вот и замечательно, можно считать, что двое из нашей команды уже вооружены, осталось вооружить еще двоих. Я услышал, как впереди зашуршали кусты, и дал туда короткую очередь, после чего сделал обманный маневр: бросился влево, а потом резко вперед, пытаясь обойти отступающего противника. Здесь главное — фактор неожиданности. Отступая, противник всегда оглядывается, его внимание сосредоточено на том направлении, откуда по нему стреляют. Он таращился в одну сторону, а по нему вдруг открывают огонь совсем с другой. Он теряется, паникует, начинает совершать ошибочные действия. И все, он уже покойник! В этом деле главное — не попасть под свою пулю. Обидно погибнуть от рук своих же, а часто именно так и бывает. Сколько раз я со своими бойцами попадал под обстрел нашей артиллерии! Бывало, идешь по горам, и вдруг вокруг тебя снаряды начинают рваться. Ложись да молись, чтобы не накрыло. Пока артнаводчик по рации скорректирует огонь, сто раз погибнуть можно!Давненько не бегал я вот так по лесу с автоматом! Пули шуршали то справа, то слева, то низко над головой. Иногда мне даже казалось, что я по звуку могу отличить «свою» пулю от «чужой». Но это, конечно, сущая ерунда! У «чехов» такие же «калаши», как и у нас.Я быстро обошел группу из трех человек и, когда они собирались переправляться через ручей, дал длинную очередь. Двое упали, один успел юркнуть в кусты. Встреча с основной группой противника в мои планы не входила, поэтому я забрал их оружие и быстро ретировался. Ничего особенного — обычная спецназовская работа... * * * ...Лежа в куче хвороста на опушке леса, Док и Адриано давно уже наблюдали за стариком-чеченцем, пасшим на зеленом склоне небольшую отару овец. Помогала ему собака — овчарка. Как только какая-нибудь овечка, увлекшись травой, начинала отставать, овчарка с лаем гнала ее к отаре.Беглецы рассчитывали двинуться дальше, когда старик со своими овцами скроется из вида, но все вышло иначе.У кромки леса, у подножия горного пастбища, трава была сочнее, и старик погнал отару вниз — прямо в сторону той опушки, на которой спрятались Док и Адриано.Неожиданно овчарка, забыв о стаде, кинулась к их убежищу и принялась бешено лаять и рыть лапами землю. Старик, решив, что в хворосте спрятался зайчонок, попытался было оттащить овчарку за ошейник. Но собака так упиралась всеми четырьмя лапами, не желая уходить, что старик даже замахнулся на нее палкой. Он стал вглядываться в кучу хвороста, пытаясь среди наваленных веток что-нибудь увидеть, потом скинул с плеча винтовку и для очистки совести дважды выстрелил в кучу, прежде чем двинуться своей дорогой. Овчарка полаяла еще немного и побежала догонять стадо.Когда старик с отарой скрылся за склоном, из хвороста раздался тихий стон. Это не повезло Доку — одна пуля старика ушла в землю, а другая угодила ему в ногу. Всю ночь они шли, а под утро спрятались в этой куче, надеясь немного отдохнуть, отлежаться, поспать. Поспали!— Ранить? Где ранить?— Сильно течет, Адриано! Промыть надо, перевязать.— Да-да! — Итальянец начал раскидывать ветви.— Тихо ты, а то собака вернется! — зашипел на него Перегудов. — Я лучше потерплю немного.— Нет-нет, терпеть нет. Много крови, можно умирать, — замотал головой Адриано. Он вылез из кучи, закинул на плечо автомат и помог Перегудову подняться.Док попробовал ступить на раненую ногу, но тут же сморщился от боли.— Палку мне надо. Костыль.— Я помогать. Потом палка. — Адриано взвалил Дока себе на плечи и потащил вниз, к ручью.Около воды он аккуратно опустил Дока на камни.— Штанину разорвать надо, — сказал Перегудов, но итальянец не понял, и тогда Док показал жестом на его рубахе: — Рвать, рвать!Адриано кивнул. Послышался треск разрываемой материи.— Молодец. Теперь рану промыть надо. Понял, нет? Потом вот этим присыплем. — Перегудов вынул из кармана упаковку с сильным антибиотиком. Чеченцы, когда обыскивали, хотели отобрать ее, но он сказал, что без этого не сможет жить, и они оставили лекарство.Адриано снял с себя рубаху, оторвал один рукав и, тщательно прополоскав его в ручье, принялся аккуратно смывать с раны кровь.Док заскрипел зубами от боли.— Ничего, ничего, — бормотал Бернарди. — Сейчас терпеть немного.Перегудов взглянул на раненую ногу, скривился.— Хорошо, теперь я сам.Он аккуратно ощупал рану. Вдруг вскрикнул и повалился на камни без сознания.— Что? Что? — залепетал Адриано. Он зачерпнул ладонями воды, побрызгал на Дока.Тот пришел в себя. Сказал, корчась от боли:— Пуля не очень глубоко. Кость не задета. Надо бы достать, — сказал он.— Как? — удивился Адриано.— Молча. Сходи за хворостом, нужно костер развести. Огонь, понял?Итальянец кивнул и убежал за хворостом. Скоро он вернулся с целой охапкой сухих веток.Док протянул ему зажигалку. Адриано долго не мог развести костер, но в конце концов у него это получилось, огонь весело заплясал по сушняку.Док свинтил пробку с маленькой плоской фляжки, которую он носил в специальном чехле на поясе. Эта фляжка была с ним еще с первой чеченской. Обычно он наливал в нее спирт или коньяк — рану промыть, взбодриться, согреться. Но сейчас она, конечно, была пуста.— На вот, набери воды и поставь фляжку на огонь. Итальянец все сделал, как велел ему Перегудов.— Дай-ка сюда автомат!Адриано протянул ему автомат. Док вытянул из-под ствола шомпол, осмотрел его.— Опусти во флягу, в воду. Понял?— Да-да. — Бернарди подумал: неужели этим страшным металлическим прутом Иван собирается извлечь из ноги пулю?— А что, у тебя есть предложение получше? — словно прочитал его мысли Перегудов. — Был бы нож...— Нож! Нет, нож нету, — покачал головой Адриано.Когда вода во фляжке почти полностью выкипела, Док велел достать из нее шомпол. Он снова стер кровь и осторожно ввел металлический штырь в рану, пытаясь нащупать им застрявшую пулю.От боли у него на глазах выступили слезы. Одно неловкое движение, и Перегудов тут же потерял сознание.— Иван! Иван! — Адриано снова стал брызгать на него, но на этот раз Док не спешил приходить в себя.Тогда итальянец перекрестился, торопливо прошептал слова молитвы Пресвятой Деве Марии и взялся за дело сам. Одной рукой он сдавливал рану, нащупывая пальцами пулю, другой пытался подцепить ее шомполом. От вида крови у Адриано всегда кружилась голова, но на этот раз он все-таки сумел взять себя в руки. Наконец у него получилось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31