— Просто удивительно! — воскликнул Стенин. — Своим звонком вы опередили меня буквально на несколько секунд. Тут, понимаете, в сущности, ерунда, конечно… — Что-то мне голос ваш не нравится, Роберт Николаевич. Что случилось?Стенин вкратце изложил ситуацию и причину своей непонятной тревоги.— Да бросьте вы! — засмеялся Герман Григорьевич. — Какая, в конце концов, разница? Чкаловская так Чкаловская. Груз под охраной. Военные теперь его фактические хозяева, пусть везут как хотят. А вы садитесь в машину и приезжайте.День уже кончался, но срочный вызов одного из первых лиц в правительстве, по сути, был приказом, а после того разговора тет-а-тет в кабинете у Клокова — и подавно. Хотел того Стенин или не хотел, в глубине души он прекрасно понимал: все, что пришло к нему, все, чем он обладал теперь, напрямую связано с тем разговором, когда, сумев не назвать кошку кошкой, они заключили с Клоковым тайный сепаратный договор, основным условием которого должна была стать его, Стенина, абсолютная преданность.Быть обязанным, быть зависимым — разумеется, радости в этом было мало. Но было и еще нечто, что сделало их с Клоковым не просто партнерами, союзниками и соратниками, но и… соучастниками. Их связывали теперь не только деловые отношения. Их связал Черемисин, его судьба низверженного патриарха, отправленного ими на покой.Да, они не назвали тогда кошку кошкой, и тем не менее кошки скребли на душе у Стенина. Он не хотел чувствовать себя предателем, интриганом, но дело было сделано. Единственное, чем он пытался утешить и уговорить себя, — это то, что их руками был исполнен закон жизни, непреложный закон диалектики. * * * Они завершали уже четвертый или пятый круг по реке на борту теплоходика «Москва‑17», когда к ним в нижний салон спустился капитан.— Ну, как вы тут? Еще долго будете?— Можем доплатить, — сказал Артист.— Я-то не возражаю, — блеснул глазами капитан.— Ну что ж, алаверды, — кивнул Пастух и протянул ему еще сотенную.— Ну так вот, — сказал капитан, пряча купюру. — Я чего заглянул… Прошла радиограмма по всем судам. Менты досматривать будут на всех пристанях и дебаркадерах. Так что, если что… соображайте сами.— То-то ты мне сразу понравился, капитан, — серьезно сказал Пастух. — Может, где-нибудь высадишь нас?— Не имею права. Категорически запрещено. Да и негде.Он повернулся и пошел к трапу. Уже поднявшись на несколько ступенек, обернулся:— Ближайшая пристань — Ленинские горы. Там народу будет навалом. Запущу к вам в салон… И потом, может, этих, фараонов, еще не будет?— Слушай, кэп, — сказал Пастух, — такие досмотры часто бывают?— Случается. Если тревога по всему городу. Когда большая облава, крутых ловят… Ну давайте, подходим. Сейчас швартовка будет.Все шестеро переглянулись. Ни слова не говоря, Пастух с усилием опустил стекло иллюминатора. В салон ворвался свежий речной воздух.— Жаль, — сказал он, — очень жаль. С этими словами он вытащил из-под полы куртки стальную черную коробочку сложенного автомата. Иван вытащил точно такую же коробочку, и через мгновение «ПП-95М» отправились на дно Москвы-реки. Вслед за ними полетели и две трофейные рации и пистолеты, полученные от Голубкова.Пастух понюхал руки. От них исходил явный запах оружейной смазки и РЧСраствора чистки стволов.— Ну и запах! — хмыкнул Иван. — А вот с долларами что делать? У каждого по пачке. Ни документов, ни расписок, ни квитанций.Теплоход медленно подходил к дебаркадеру. Муха перебежал к борту швартовки, глянул в иллюминатор.— Точно, менты! Усиленный наряд.— Ха! — вдруг вскрикнул Боцман. — Все бабки мне! Да живее! — С этими словами он извлек из внутреннего кармана большой, чуть не в пол-ладони, памятный медальон призера победителя гонок на выживание. — Авто выиграл? Выиграл. Загнал?Загнал. Как говорится, «моя вещь, хочу — крашу». Вот и бабки. Награждение должны были по телеку показывать, в новостях спорта. А вот еще доказательство. — И на его жесткой ладони появилась цветная карточка «Поляроида» — Боцман в белом костюме у своего «форда».— Такая тачка не тянет на шестьдесят штук, — сказал Муха, — сам знаешь.— А, ладно, обойдется.Теплоход ткнулся бортом в причал, взревел и захлебнулся дизель. Послышались голоса, топот ног. Вполне возможно, вся эта ментовская катавасия была затеяна из-за них.— Надоела мне Москва, — вдруг заявил Трубач. — На волю хочу, на простор.— Лучшее средство от всех депрессий — вот такие трое суток, — усмехнулся Перегудов. — Все психозы как рукой снимет.— Ну что, пошли сдаваться? — сказал Пастух. Они стали подниматься друг за другом по трапу. Вышли на верхнюю палубу к ограждению фальшборта, легко, пружинисто, чуть снисходительно улыбаясь, сбежали по трапу на дебаркадер. Менты трясли всех подряд, мужчин и женщин, просматривая документы с подчеркнутой хмурой серьезностью.Пастух, а за ним и остальные полезли в карманы, достали красные корочки общегражданских паспортов, а у кого были — и заграничные. Артист вдруг замешкался, отстал, и это не прошло мимо внимания блюстителей порядка. Один из милиционеров шагнул к нему:— Ваши документы.Семен растерянно смотрел то на товарищей, то на милиционеров. Он хлопал себя по бокам, рылся в карманах, пожимал плечами. Пастух чувствовал, что их уже профессионально взяли в незримое кольцо, отсекли от остальных. Он шагнул к Злотникову:— Ну что у тебя?— А фиг его знает! — нервно пожал плечами Семен. — Ни паспорта, ни черта… Видно, выронил где-то.Один из милиционеров, видимо, старший в наряде, криво усмехнулся:— Знаем мы вас! Вечно вы то роняете, то теряете. Ты откуда? Из Грузии небось? Или армян?— Азебарджан! — огрызнулся Артист.— Регистрационное удостоверение, быстро!— Слушайте, лейтенант, — вмешался Боцман. — Вы что, не видите, москвич он.Просто паспорт с собой не взял.— С таким шнобелем надо брать, — хохотнул лейтенант.— Во! — вскрикнул Семен. — Тоже мне, нашли «лицо кавказской национальности»!У вас рация — свяжитесь с Центральной, сверите адрес, данные паспорта я помню… — Щас прям! — оборвал начальник наряда. — Делать нам нечего! Вот возьмем тебя на тридцать суток, тогда и разберемся.Но Артист, незаметно подмигнув своим, вдруг качнулся, как пьяный, толкнул плечом дюжего парнягу в бронежилете с автоматом и как бы на миг повис на Пастухе, успев шепнуть:— Сваливайте, живо! С Трубачом! — и внезапно рухнул на дощатый причал.Милиционеры отпрянули. А Семен вскочил, будто подброшенный подкидной доской и кинулся в толпу. Вскрикнули женщины, чья-то услужливая нога высунулась, намереваясь сделать убегающему подножку, но Артист перепрыгнул ее и кинулся вверх по гранитной лестнице. За ним следом метнулся и Олег Мухин.— Рвем когти! — хриплым шепотом быстро проговорил Пастух и помчался вверх по гранитным ступеням противоположной лестницы, выходящей на набережную. Трубач, Боцман и Док, не рассуждая, бросились за ним.Артист миновал верхнюю ступеньку, без труда оторвавшись от преследователейфиз-подготовка у тех была явно не та.— Стой, стрелять буду! — кинул в спину старший под визг шарахнувшихся в разные стороны прохожих. И тот, что был с автоматом, на бегу передернул затвор.Злотников тут же остановился и присел на гранитный парапет, с улыбкой поджидая парней в голубых рубашках с погонами. Те подскочили, заломили ему руки.— А в чем, собственно, дело? — благодушнейшим тоном, уже не делая попыток вырваться, с удивленной улыбкой повторял он. — Ничего не понимаю! Хватают граждан средь бела дня, применяют насилие… Один из наряда с садистским наслаждением вытянул его резиновой дубинкой по спине.— Ой-ей-ей! — даже не поморщившись и все так же улыбаясь, воскликнул Артист. — Господа! Граждане! Обратите внимание! Лупцуют мирных людей ни за что ни про что! Чем я провинился, что нарушил?!Дрожа от нервного возбуждения, рядом стоял и Муха, сбитый с толку метаморфозой, внезапно произошедшей с товарищем. Как водится, из мгновенно возникшей толпы послышались сердобольные женские голоса:— Совсем озверели! Избивают людей!— В чем дело? — выступил дюжий мужик, не иначе свой брат, офицер-отставник.Что случилось, капитан?— Без документов, хотел удрать… — То есть в каком смысле без документов? — часто-часто заморгал Семен.Пожалуйста, вот мой документы. Скажите лучше — мой нос вам не понравился. Может, он мне и самому не нравится, что ж теперь делать? Что выросло — то и есть.В толпе засмеялись.— Ты мне тут цирк кончай! — рявкнул лейтенант. — То у него нет документов, то они есть! — Он торопливо пролистывал странички новенького паспорта. — Та-а-к, та-ак… Злотников Семен Львович… прописан — Вавилова, тридцать семь… квартира сто сорок восемь… А чего тогда убегал?— Испугался очень, — развел руками Артист и подмигнул Мухе. — Нервы, знаете ли… проблемы… Трудное детство… Лейтенант, видно, не знал, что делать.— Подожди, — вдруг спохватился один из его подчиненных. — А остальные-то где?Их же вроде еще четверо было.До лейтенанта вдруг что-то дошло.— У с-сука! — заорал он на Семена. — А ну в машину!— Да почему, — кинулся к ним Муха, — почему в машину, какую машину? Товарищи, да помогите вы, это ж полный беспредел!— И этого тоже в машину! — вновь заорал лейтенант.— Ну так и я с вами! — гаркнул мужик, похожий на отставника. — А то знаюпривезете сейчас, изметелите парней, а после с вас и взятки гладки.— Да, да, поезжайте! — закричали в толпе. — Поезжайте обязательно!— Вы из какого отделения? — подскочила какая-то дамочка в дорогих очках. — Я тоже поеду!— Спасибо вам большое! — обернувшись, сердечно поблагодарил их Мухин.Их затолкали в два патрульных милицейских «жигуленка», и машины тронулись с места. * * * — Артист он и есть Артист, — переводя дух, сказал Пастухов, выглядывая из арки соседнего дома.— Что-то я ничего не пойму, — сказал Боцман, — Чего это он?— А ты подумай, — строго ответил Пастух. Боцман подумал, но на лице его сохранилось прежнее недоумевающее выражение.— Тьфу! — плюнул Док. — И до меня только сейчас дошло! «Дорожный патруль»!Колькина будка у них наверняка есть. Отвел Артист от нас этих архаровцев. Ну а дальше-то что будет? Нас же осталось двое и двое.— Как-нибудь выкрутятся ребята. Брать их не на чем.— Ну да, — сказал Док, — если только не подвалят те, что заявились ночью.— Надо деваться куда-то, — сказал Боцман. — Фото в «Патруле» — не хрен собачий. Колькина личность наверняка теперь у каждого постового. * * * Артиста и Муху привезли в обычное замызганное отделение. Их уж собрались пихнуть за решетку в дежурке, где полным-полно было всякого лихого уличного народа, но Артист закричал, что требует начальника, сейчас же, немедленно, что творится, мол, форменный произвол, и его с Мухой оставили перед барьерчиком, за которым сидел унылый дежурный, одуревший от криков, матерщины и расквашенных пьяных морд. Лейтенант, перегнувшись, что-то пошептал коллеге, и тот протянул ему листок протокола о задержании, но отставник, решивший грудью встать за правое дело, вдруг гаркнул привычным командирским басом:— Товарищ дежурный! Я свидетель, и вот эта дама — тоже. Мы все видели. Ребят взяли ни за что.— Ну, так в чем дело? — закрутил головой дежурный, попеременно переводя взгляд со скромно сидящих задержанных на свидетеля-доброхота и ретивого лейтенанта. — Давайте объясняйте… Артист поднялся, и с доверительной улыбкой обратился к нему как к полноправному вершителю истинной справедливости.— Понимаете, лейтенант, я мог бы, конечно, жаловаться, мог бы устроить грандиозный скандал… Но это не нужно ни мне, ни вам, верно?— Ну, говорите, говорите, в чем дело.— Ваш товарищ потребовал документы, — начал Семен. — Я предъявил документы, они у вашего лейтенанта — мой паспорт и паспорт моего друга.— Ничего не понимаю. — Дежурный даже глаза прикрыл: пытаясь сосредоточиться.— Ха… — выдохнул Семен с вековой скорбью в глазах. — В общем, разрешите мне позвонить.— Кому?— Родственнику, дяде… Вы же не можете отказать гражданину в такой мелочи.— Давайте номер, я сам наберу, — сказал дежурный.Семен назвал семь цифр. Это был тот самый телефон, которым они имели право воспользоваться только в крайнем случае.Артист и Муха с нетерпением смотрели на аппарат. Наконец дежурный сказал в трубку:— Здравия желаю! Дежурный сто восемьдесят первого отделения лейтенант Квашнин. — Поднял глаза на Артиста:— Кого позвать?— Дядю Костю.— Здравствуйте, дядю Костю позовите, — продолжил дежурный. — Дядя Костя?Гражданин Злотников Семен Львович приходится вам племянником, так? Он находится у нас, задержан. Передаю трубку.— Что стряслось? — быстро заговорил на том конце провода Голубков. — Куда вы делись? Докладывай, племянничек!— Беда, — дрожащим от волнения и обиды голосом проговорил Артист. — Вы меня хорошо слышите, дядя Костя?— Слышу хорошо, говори!По голосу Артиста Голубкову стало ясно, что произошло действительно нечто непредвиденное и чрезвычайное.— Шли мы по городу с ребятами, а тут ни с того ни с сего пришлось прощаться и расставаться. Мы туда, а они — сюда. Понимаете?— Не совсем, — сказал Голубков. — Скажи яснее.— Были мы все вместе, а теперь, как в песне — «ты налево, я направо, ну и до свидания».— Вы чего это, чего мелете? — вскинулся дежурный. — При чем здесь песни?— Понял тебя, — наконец сориентировался Голубков. — Вы разделились?— Ну да, да! — воскликнул Семен. — Мы-то думали к Быкову заехать. А тут, оказывается, еще и Валерий Павлович вызывает, ну тот, знаете?.. Летчик. Друг нашего дяди Мони! Хоть разорвись!— Понял, понял, — воскликнул Константин Дмитриевич, — все понял. Ну спасибо, племянник, ну удружил! Тащись теперь невесть куда. Ладно. Сидите там в отделении и ждите меня. Сейчас приеду, попробую договориться… Артист вернул трубку дежурному. Он и Муха не слышали, что сказал полковник Голубков лейтенанту, но лицо последнего сразу смягчилось.— Вы уж извините нас. Видно, ошибочка вышла, — сказал дежурный, возвращая им паспорта. — Можете идти. И вы, граждане свидетели. Все свободны. А ты, Баландин, в другой раз смотри, кого хватаешь… Однако, к удивлению дежурного, задержанные уходить не спешили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55