— Это Волох всех замочил! Я вообще из тачки не вылазил!
— Ну да. А в Питере кто в милиционера музейного стрелял?
— Это Баллон… Я же у них на подхвате!
— Шестеришь?
Осина хмуро посмотрел на меня. Потом кивнул.
— Рассказывай, — предложили. — Облегчай себе перспективы на ближайшие годы. И он тут же потек весь.
— Знаешь, где Баллон сейчас?
— Знаю, — кивнул Осина.
— И где?
— У мартышки своей.
— Адрес мартышки?
— В Щербинке.
— Адрес. Быстрее!
Осина долго объяснял, как найти дом, куда зайти, как постучаться. Нарисовали мы схему.
— Ну смотри, если напутал, — погрозил я ему пальцем. Он смотрел на мой палец, как будто я им его гипнотизировал.
— Ничего не напутал. Я тоже там был не раз! — обиделся он.
— Зачем? — полюбопытствовал я.
— Да ту же мартышку трахал.
— Понятно. Такой сплоченный коллектив.
— Ну и че?
— А ни че… До встречи. Если наврал, я найду способ тебя на место поставить.
Я передал Осину оперативникам и отправился на поиск Толкушина. Тот сидел в дежурке и лаялся со следователем, который не понимал, что делать со всеми задержанными, и все порывался тут же всех отпустить, включая того, кто стрелял из пистолета.
— Адрес нужно поднять, — сказал я. — Собровцев нам дадут — до Щербинки махнуть, припечатать клиента?
— Дадут, — кивнул Толкушин.
Он договорился со старшим группы. И вскоре две машины — моя и собровская — двинули в направлении Щербинки.
Баллон, по форме и объемам действительно напоминавший этот предмет, и его тощая, с всклокоченными белыми волосами дама были пьяные в дым. Они в полуголом виде пытались чем-то заниматься на ковре, но у них не особо получалось. На грохот вылетающей двери и омоновских башмаков внимания особенного не обратили.
Баллона не пришлось сдергивать с постели, ронять на пол. Просто его стащили с «мартышки» и защелкнули наручники.
Он полежал с минуту, с трудом повернул голову, скосил глаз на бугаев в пятнистой форме и пообещал:
— Сейчас еще полежу, потом наручники порву. И всех тут отхерачу!
Заявление было встречено с пониманием — взрывом хохота.
— Вставай, Брюс Ли, карета подана, — ткнул его носком ботинка собровец.
— А пошли вы все, — Баллон прикрыл глаза.
Его поставили на ноги, встряхнули, как драную шубу. На всякий случай дали оплеуху, чтобы он заткнулся и не портил своим воем и матом хорошее настроение присутствующих. И потащили в машину.
Итак, почти вся шайка была в моих руках.
Мой телефонный звонок поднял следователя горпрокуратуры с постели. Он досматривал самый сладкий сон.
— Нашел я Волоха. Взяли двух его подельников.
— Так. Сейчас, приду в себя, — Бабин наконец проснулся — мне было его искренне жаль — и осведомился:
— Машину когда можешь подослать?
— Заеду за тобой минут через двадцать, — пообещал я.
— Отлично…
До утра я и Бабин работали с задержанными. Привели в чувство Баллона, который больше «херачить» никого не собирался. До него дошло, где они и по какому поводу. Сперва он от всего отказывался, но очная ставка с перепуганным Осиной поставила его на место.
— Один вопрос — где все вещи? — спросил Бабин у Баллона.
— У Волоха спросите. Он их барыге отдавал.
— Ты заказчика знаешь?
— Не знаю. Он какой-то кореш Волоха еще по Северу. Но сам барыга тот перед нами никогда не рисовался. Такая хитрая сволочь. Но Волох говорил, что он шишка.
Плохо. Доказухи не будет. Из цепочки заказчик выпал напрочь.
— Вещи где? — снова спросил я.
— Все у этого барыги… Дом у него есть, где все держит. Волох говорил, что он псих. Он эти картинки веселые не толкает. Для себя.
— Значит, не барыга, — усмехнулся я.
— Значит, не барыга, — озадаченный, согласился Баллон.
Я просмотрел утренние газеты.
«Бандита, подозреваемого в убийстве коллекционера, взяли с тузом в рукаве», — гласила статья в «Московском комсомольце».
Конечно, никаких тузов в рукаве у Волоха не было, но не приврешь — не проживешь, — по этому принципу существовала газета.
— Смотри, — протянул я «МК» Железнякову. Он пробежал глазами статью.
— Красиво врут, — кивнул он. — Главное, что написано — Волох жив. И никакого намека на его трагическую судьбу.
— Вот именно.
— Интересно, главный клиент уже ознакомился с газетой?
— Не с этой, так с другой. Или телевизор посмотрел. Шум мы устроили немаленький… Ну что, звоним?
— Звоним, — махнул рукой Железняков с таким видом, с каким говорят «наливай».
Я запер дверь кабинета, чтобы никто не беспокоил. И кивнул:
— Заводи.
Железняков пододвинул к себе телефон, нажал на громкоговоритель и нащелкал номер. Трубку на том конце взяли. И сказали:
— Вас слушают.
— Здорово, Бугор, — Железняков назвал его по кличке, по которой этого человека знали только на Чукотке.
— Кто такой? — резко спросили на том конце провода.
— Баклажан из Смоленска.
— И что тебе надо, Баклажан из Смоленска?
— Привет тебе от Волоха.
— И что?
— Он просил передать, чтобы ты о нем позаботился. Ему хочется побыстрее выйти.
— Да?
— Да. А иначе он молчать не собирается. Ему мокруху клеют, — Железняков говорил по-блатному, нараспев, очень убедительно. Был бы видеотелефон, он бы еще пальцы веером сделал. — Ты бабки кому-нибудь отстегни…
— Что?
— То, что слышишь. Или Волох тебя притянет. И тогда уж бежать тебе до самой Америки. Или обратно в Чукотский автономный округ.
— Ладно, — на том конце провода помолчали. — Скажи, что-то придумаем.
— Скажи, да… Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, но я его скоро не увижу. Меня вчистую оправдали. Я тебе привет передал. Все.
Железняков положил трубку.
— И какие у него будут телодвижения? — задумчиво спросил я.
— Масса вариантов, — неопределенно повел рукой Железняков. — Может ждать у моря погоды. Или обнаглеет до того, что полезет выкупить Волоха.
— Это нереально, и он понимает прекрасно. Вероятнее всего, он попытается переправить за бугор хотя бы часть коллекции. А сам свинтит в страну, откуда нет выдачи преступников.
— Думаешь, решится? — с сомнением произнес Железняков.
— Он решится, — уверил я. — Такой человек — он всю жизнь на что-то решался.
— Поглядим.
— Да, думаю, недолго ждать…
Ждать оказалось действительно не так долго. К вечеру с нами вышел на связь командир бригады наружного наблюдения и сообщил:
— Объект проверялся несколько раз, нет ли «хвоста». Едва его не упустили. Кажется, он собирается двинуть из города.
— Мы присоединяемся, — сказал я. — Где вы сейчас?
— На Ленинградском проспекте. В конце.
— Двигаем… По коням, — крикнул я. — Быстрее. Как ветром нас вынесло из здания Петровки. На ходу я показал удостоверение постовому. И бросился к стоянке, где была моя машина.
Нацепил мигалку на крышу. И по газам. Прочь правила Дорожного движения. Если объект проверялся, значит, толкают его вперед важные дела. А какие у него могут быть важные дела?
— Париж-Дакар, — сказал Железняков, когда я на всех парах пролетел на красный свет. Я только прибавил скорости.
— Где вы? — запросил наружку по рации Железняков.
— Застряли немножко в пробке…
— Так, скоро мы вас нагоним.
Действительно нагнали. Я различил и «Вольво-850» клиента и «Жигули» наружки. Потом вторую машину наружки — синюю «Волгу»… А вон третья… В четыре тачки можно его провожать нормально.
Все, теперь мне не до гонок. Теперь мы пристроимся в хвост. И будем ждать…
Объект выехал на кольцевую; Добрался до скоростной трассы. И тут врезал по газам.
Наружка еще могла с ним тягаться. Я же сразу остался позади — не моему движку с импортным тягаться.
Как мы его не потеряли — до сих пор мне непонятно. Гнал он как псих. Пару раз мне пришлось останавливаться у постов ГИБДД, просить, чтобы по трассе прозвонили тормознуть мчащийся как бешеный зеленый «Вольво». И пока с водителем разбирались инспектора, машины наружки расставлялись по трассе, перекидывались номера, по возможности менялся их вид, пересаживались водители.
Все это секреты мастерства. Но важно главное — «хвост» клиент не сбросил. «Хвост» прибыл с ним на место назначения.
Отмахали мы километров двести пятьдесят. Не скажу, что я в восторге от такого времяпрепровождения. Не настолько я люблю кататься на машине.
— Куда он намылился, интересно? — .спросил я.
— В логово, — сказал Железняков, сменивший меня за рулем.
— Твоими бы устами…
На двести тридцать пятом километре «Вольво» свернул на проселочную дорогу. И тут появились новые проблемы. На трассе машин полно — «хвост» можно не заметить. Но по проселочной дороге — дело другое.
— Держитесь на максимальном расстоянии, — велел я «топтунам».
— Да уж и так… Не бойтесь, все нормально будет, — послышалось в рации.
Мы катили по трассе и пропустили нужный поворот, пришлось разворачиваться. За этим занятием нас застало сообщение:
— Все, он на месте.
— На каком таком месте? — спросил я.
— Поселок. Тут дом кирпичный. На участок машина въехала.
— Вас не срисовали?
— Нет. Сто процентов. Сейчас в бинокль их рассматриваю.
— Что делает?
— Вышел из машины. Его кто-то встретил. О, человек с ружьем.
— Кто, сторож, бандит?
— Сторож.
— Мы уже близко. Как вас в этом поселке найти?
— После указателя с названием — направо. Там магазинчик…
До цели мы добирались еще минут двадцать. И застали оперов из наружки около павильончика на окраине дачного поселка — один глушил пиво, другой держал бутылку с лимонадом.
В поселке была тишь да гладь. Рядом с павильончиком шел глубокий ров, в котором застыл экскаватор и играли детишки. Девушка с коромыслом — сто лет его не видел — набирала из колонки воду.
— Ну, где? — спросил я.
— Вон, улочка сворачивает. Видишь за деревьями — островерхая крыша. Это его дом.
— Сетчатый забор?
— Да. Участок — соток восемь. Домик не ахти какой. Обычный, островерхий. Далеко не вилла. И даже не коттедж драный.
— Что делать будем? — обернулся ко мне Железняков.
— Надо входить, — сказал я.
— Ты уверен, что это надо? — осведомился Железняков.
— А что делать? Еще его неделю таскать?
— Ох, — вздохнул Железняков, — А представь, тут ничего нет.
— Есть.
— Почему ты так уверен?
— Потому что больше всего в жизни его заботят эти самые предметы. И первое, куда он двинет, к ним… Все, заходим. Вы в дом не суетесь, — велел я операм-"топтунам". — Нас страхуете.
— Ясно дело.
Наружка вообще не имеет права принимать участия ни в каких мероприятиях, кроме непосредственно наружного наблюдения. Все остальное — дело обычных оперов. Но сил постоянно не хватает, так что правила приходится нарушать и наружка так же задерживает бандитов, как и все.
Я перекрестился, и мы с Железняковым направились к дому…
За воротами сторож, мужичок лет пятидесяти, собирал яблоки в ведро. Ружья при нем не было. Зато у его ног был волкодав — грязно-желтого цвета и мрачного вида, здоровый, хищный.
Около веранды стоял «Вольво», одним колесом заехав на клумбу. В доме слышалась музыка — это работал телевизор.
— Хозяин дома? — крикнул я.
— А чего? — недружелюбно осведомился сторож.
— Открывай, милиция, — я продемонстрировал удостоверение.
— И чего?
— А ничего, — я вытащил пистолет. — Убери своего волкодава, а то пристрелю. И открывай быстрее, пень замшелый! — прикрикнул я.
Он понял, что пришли люди грубые, вооруженные, да еще и шуточки не шутят. Взглянул через забор на удостоверение.
— Сидеть, — пристегнул он на короткий поводок волкодава. — Спокойно, дружище, спокойно, — он ласково погладил меж ушей в миг погрустневшего пса, который, глядя на нас, понадеялся, что ему подвалила халтурка, ан нет.
Сторож открыл калитку.
Я спрятал пистолет за пояс. Пусть будет поближе. На случай, если возникнут непредвиденные обстоятельства. А они очень даже могут возникнуть.
Мы поднялись по скрипучим ступеням и вошли на веранду. Я оттеснил сторожа, который хотел доложить о просителях.
Он сидел в кресле в глубине дома, рядом стояла бутылка с прозрачной жидкостью — спирт. И огурчики. Он хлопнул стопку, потом обернулся.
— Здравствуйте, Сергей Федосович, — вежливо произнес я.
Лицо его на миг исказилось, но он быстро взял себя в руки и осведомился:
— Вы откуда?
— Из Москвы. Чуть движок не запороли. Очень вы гоните. И адрес не оставили.
Он молчал.
— Скромная обитель, — развел я руками. — Место, где можно отдохнуть от суеты. И полюбоваться коллекцией.
— Коллекция у меня в Москве, — сказал Кандыба. — Объясните, что все это значит.
— Вы задержаны. Не буду перечислять длинный список ваших злодеяний, вы и без нас в курсе. Вопрос по существу — где краденые полотна русских мастеров?
— Ничего более глупого я не слышал, — сказал Кандыба, налив еще стопку. — Не хотите? — кивнул он на бутылку с прозрачным, как слеза, спиртом.
— Нет… Где вещи, Сергей Федосович? — Я присел напротив него. — Вы должны понять — проигрыш есть проигрыш. Волох понял, что проиграл. Он опытный картежник. Пора и вам понять.
Он молчал.
— Они здесь, — продолжал я жонглировать словами. — Мы разберем весь дом по кирпичику. Отбойным молотком. Весь участок перероем. Но найдем все. Просто это займет много времени. И картины могут пострадать от варварства нашего.
— Да. Могут пострадать. От варварства, — кивнул Кандыба. — Ладно. Пошли…
Мы спустились в подвал. Я держал его в поле зрения. И ждал какой-нибудь гадости. Например, он выхватывает с полки заряженный обрез и всаживает в нас заряд. Или подрывает гранату. Или нажимает на кнопку, и весь дом взлетает в воздух — ну, это уже из области американских боевиков.
Обошлось.
Он зажег тусклую лампочку. Откинул в сторону несколько ведер. Пошарил рукой под низким, почти касающимся головы, потолком. Оттянул что-то со щелчком. И толкнул стену.
Такое тоже в кино бывает. И очень редко — в жизни. Кусок стены провалился вперед. И образовался зияющий проход.
— Гробница Рамзеса, — оценил подвал Железняков. Я прошел вперед, спустился на несколько ступеней. Железняков спускался, придерживая под локоть хозяина дома.
— Осторожнее, — прикрикнул Кандыба. — Справа выключатель. Еще повредите по-медвежьи что-нибудь!
Я нашарил выключатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16