Теперь там опасно, поэтому она заколочена уже много лет. Никак не могут решить, то ли восстанавливать ее, то ли снести.
– Давайте-ка взглянем.
Зеваки с серьезным видом расступились, давая им уйти за кулисы. Небольшое расстояние до башни они преодолели на машине. Буллен кружным путем подвел Кэлли к двери, к ее разбитым планкам и сорванному замку.
– Оттяните-ка ее для меня, – попросил Кэлли.
Буллен дернул дверь. Кэлли прошел в образовавшееся пространство, а потом повернулся к Буллену, приготовившемуся последовать за ним.
– Я могу пойти дальше сам?
– Ну, если хотите, – пожал плечами Буллен. – Я уже осмотрел все оттуда, сверху. – И он повернулся к двери.
«Я знаю, что ты не какой-нибудь темный провинциал, – подумал Кэлли, – и я буду весьма любезен с тобой попозже. Но сейчас я хочу увидеть все сам». Прилегающая к стене лестница поднималась спиралью к верху башни, к зубцам стены и амбразурам. Деревянные перила местами были сломаны, а балясины выбиты ногой, так что Кэлли держался ближе к стене. Лестница оканчивалась у дощатого люка из необработанной сосны. Он слегка покоробился и теперь пропускал воздух и узкие клинья света. Это явно был не исходный люк: его петли блестели, стопорные веревки были новыми. Кэлли с усилием откинул люк и двинулся дальше. Он видел лишь бледно-голубое небо и сбившиеся в кучу тучи. Потом его взору открылся и город через выбитые зубцы крепостной стены. Люди обступали автостоянку в три ряда, подобно публике, собравшейся вокруг арены цирка, не подозревая, что клоуны и воздушные гимнасты, жонглеры и дрессированные собачки давно ушли домой.
Кэлли прошел по деревянному настилу и уселся на крепостной стене. Ему пришлось вытянуть перед собой ноги, поскольку колени было некуда девать. Когда он встал, он почувствовал себя выставленным напоказ: более половины его тела оказалось на виду. И не на что было положить винтовку. Он сел снова, поглядывая на автостоянку, и поднял обе руки, левой как бы поддерживая винтовку, а правой, приподняв локоть, – приклад у щеки, указательный палец – на спусковом крючке. Сидя вот так, бочком, он мог внимательно разглядывать все, что угодно, справа от себя. А со стороны левой руки и возможность движения, и видимость были ограничены. Эти-то ограничения и обусловили для убийцы его избранников. Вот эти люди, а не те люди. Кэлли подумал, что быть жертвой – дело капризного случая.
Он сидел там, где сидел этот убийца, и целился из воображаемой винтовки в зрителей, стоявших кружком. «Кого из них? – подумал Кэлли. – Предположим, что на его месте был бы я. Кого бы я выбрал? Вон ту женщину, в красном пальто, немного выступившую вперед. Высокого мужчину в твидовой шляпе. Девушку в джинсах и в свитере с ярким пестрым рисунком». Женщина в красном стала уходить, и Кэлли повел за ней дуло винтовки. Ветер ерошил ее волосы.
Крис Буллен поднялся немного по склону холма. Он обернулся и увидел шараду Кэлли с несуществующей винтовкой. Ему было интересно чего ради это нужно. Жестикуляция Кэлли выглядела смешно: так пародируют художников. Ручка кисти поднесена к лицу натурщика, один глаз прикрыт, слегка согнутый большой палец определяет соотношение пропорций. Пока Буллен наблюдал за Кэлли, тот слегка дернулся назад.
Инерция отдачи. Трах! Женщина в красном пальто умерла. Кэлли подумал, что это не имеет значения. Не имеет значения, кого именно ты выбрал. Быть там, держать их в поле своего зрения, делать этот выбор – вот что имеет значение. Туча на мгновение закрыла солнце, а потом ветер отогнал ее прочь, и солнечный свет устремился вниз по холму, выбеливая стены башни и уносясь дальше, охватывая весь город. Зеваки стояли как бы в солнечном омуте, в свете гигантского прожектора, словно звезды какого-нибудь шоу. Кэлли видел Криса Буллена, поджидающего его на склоне и делающего равнодушный вид.
Пора было спускаться, но ему не хотелось. Он понимал, как это притягательно – оставаться тут, наверху, где лишь ветер и обрывки туч, да еще эта воображаемая винтовка и превосходный вид на жертв.
– И каков же вердикт? – Буллен сам вел машину, отвозя Кэлли обратно в гостиницу.
– У вас ведь есть доклад баллистиков.
– Винтовка не та же самая.
– Нет. Похожая...
– Но не было ведь никаких причин менять ее, – заметил Буллен.
– Кто его знает. Мы думаем, что этот парень профессионал. В общем, мы совершенно уверены в этом. Поэтому не так уж безосновательно предположить, что у профессионала найдется не одно подобное оружие. Зачем менять? Ну, повредилась первая винтовка. А может, намерение как-то сбить нас с толку. Каприз. Ну, конечно, это может быть и кто-нибудь другой.
– Подражатель?
– Возможно, – сказал Кэлли. – И еще одно отличие.
– По два выстрела на тело, – заметил Буллен.
– Да. В случае с девушкой первый выстрел в конечном счете вполне мог бы убить ее, но второй был лучше, более меткий. Мужчина выжил бы с этой раной плеча. Убийце определенно было нужно два попадания, чтобы доконать его.
– Не так, как в Лондоне, – сказал Буллен.
– Не так, как в Лондоне.
– И что же вы скажете? – спросил Буллен. – Что еще слишком рано что-либо утверждать?
– Да.
– А как это может измениться? Кажется, вы знаете об этом парне не так-то много.
Кэлли удивился, что замечание не вызвало у него раздражения.
– Вы правы, – сказал он. – Учитывая, сколько он перестрелял народа на нашем участке, мы знаем очень мало. Теоретически он более меток, чем стрелявший с башни, кем бы тот ни был. Хотя кое-что меняется, не так ли? Отличаются обстоятельства. Стрелять оттуда, сверху, трудно. И если это все-таки тот же самый парень, то можно еще допустить, что в нем самом что-то изменилось. Он совершил одну ошибку и потом исчез. И если он снова появился здесь, то почему? И что изменилось в нем сейчас? – Кэлли задавал эти вопросы себе. – Одно выглядит неизменным: он знает, как организовать отход. Если не считать того случая в ричмондском парке, никто никогда не видел этого парня. А это весьма удивительно в большом городе.
– Ну, здесь у него возможность для этого была даже получше, – заметил Буллен. Он некоторое время вел машину молча, а потом спросил: – На что же это все-таки похоже? Тот же парень или нет?
– Нам надо подождать, – покачал головой Кэлли.
– А что может принести ожидание?
– У этого парня есть одна особенная черта, – сказал Кэлли. – Он любит все это. Он любит это до черта. И если это тот же самый человек, то довольно скоро вы будете иметь перечень трупов в двузначных цифрах.
В некоторых учреждениях у секретарей настолько непроницаемый вид, что их можно принять за начальство. Их начальству не нужен такой вид, делающий их похожими на секретарей, им вполне хватает самих секретарей. Секретарша Протеро сказала:
– Его нет. Но он сказал мне, что, если вы позвоните, я должна попросить вас перезвонить через пятнадцать минут.
– Через пятнадцать минут меня здесь не будет, – сказал Кэлли. – Я собирался отчитаться. Он просил меня сделать это.
– Я знаю. Но он желает побеседовать с вами лично.
– Это невозможно, – сказал Кэлли. – Извините. У вас есть под рукой записная книжка и карандаш?
После десяти секунд диктовки она соединила его с Майком Доусоном.
– Есть что-нибудь по Портеру? – спросил его Кэлли.
– Дай мне хоть вздохнуть.
– Хорошо, но что-нибудь планируется?
– Завтра они открывают какую-то новую выставку. Белое вино и тартинки, надо полагать. Думаю сходить туда и прикинуться заинтересованным лицом.
– Хорошо, – сказал Кэлли. – В отделе искусства и древностей есть один малый, Биньон, если ты почувствуешь нужду в какой-нибудь предварительной подготовке.
– Нет, спасибо. – В голосе Доусона звучала обида. – У меня была подружка, которая училась в художественном колледже, так что я справлюсь.
– И чему же она обучила тебя?
– Два глаза, две сиськи – старый мастер. Четыре глаза, шесть сисек – современный. А ты что там отыскал?
– Это, возможно, какой-то доморощенный псих. Ему понадобилось две попытки, чтобы убить их...
– Ты ведь не уверен.
– Там угол прицеливания был сложным. И несмотря на это, выстрелы были очень меткие. Я хочу сказать, что этот человек умелец, кем бы он ни был.
– Баллистики говорят, что винтовка не та же самая.
– Да, верно.
– И стало быть...
– И стало быть, это, вероятно, не тот же самый человек. И все же пусть пройдет еще денька два: подождем отчетов с места. Свидетели, прочесывание домов... Посмотрим, может, где-то зазвенит звоночек.
– А какая там погода? – спросил Доусон. – У нас тут дождь.
– Желаю тебе приятно провести время в галерее, – сказал Кэлли. – Постарайся не слишком показывать там свою глупость.
Он набрал номер Элен, и она сняла трубку после третьего звонка. Он сказал:
– А я вот в Девоне...
– Потрясающе, – сказала она. – Погода хорошая? – И повесила трубку.
* * *
Там, на торфянике, ночь была звездной и шумной от ветра. А в городе хлопали парусиновые тенты и ветер нес мусор вдоль главной улицы. Оранжевый свет, эта смесь от всех неоновых вывесок магазинов, казалось, повис на уровне верхушек крыш, словно яркий балдахин.
Кэлли отнес стакан к открытому окну своего номера в гостинице и стал смотреть оттуда на улицу. Было уже за полночь. В Лондоне в это время всегда были люди на улицах, всегда было оживленное движение транспорта, все всегда двигалось. А здесь пустые улицы напоминали декорации какого-то фильма.
Вот показался пьяный и сыграл роль пьяного. Он ковылял неверной походкой от одной стороны тротуара к другой, вытянув руку чтобы схватиться для устойчивости за стену, которой там не было. Потом он грохнулся со всего размаха и, кажется, не мог понять, что произошло. Какая-то парочка вывернула из-за угла, горячо споря. Все, что они говорили, было ясно слышно: здания служили своего рода резонатором. Женщина отбежала в сторону и широкими шагами пошла вперед, обзывая мужчину ублюдком. Он догнал ее и ударил по лицу тыльной стороной ладони. Потом отстал на несколько шагов, снова догнал ее и снова ударил. Мимо прошла компания загулявшихся молодых мужчин. Хохоча, они ели из большой картонной коробки какие-то закуски. Один из них приостановился и помочился на витрину магазина.
К часу ночи представление окончилось. Кэлли закрыл окно, которое пришлось сильно тянуть на себя, борясь с ветром. Занавески обрушились на стекло. В комнате было достаточно света, чтобы пить и дальше. Он лег на кровать и поставил бутылку на пол, чтобы можно было достать ее рукой. Он думал об этой башне, об ощущении воздушности там, наверху, о пролетающих мимо тучах, о виде на толпу, окружавшую автостоянку. Он отхлебнул виски и ощутил крошечный обвал внутри, который означал, что он начал пьянеть. Он сделал еще глоток, как бы закрепляя это состояние, и отставил стакан в сторону. Глаза его закрылись, и он увидел башню словно в калейдоскопе: все ее стороны мгновенно промелькнули перед его взором и увеличились, потому что он уже почти спал. Дверь с разбитыми планками... В местах разлома дерево было ярче, чем в остальных. Лестница ввинчивалась куда-то вверх, в голубой прямоугольник. Зубчатые стены покрыть! лишайником. Он видел то, что сверху должен был видеть убийца. Люди ходили взад-вперед по автостоянке, достаточно близко для того, чтобы их убить, и достаточно далеко, чтобы это имело какое-либо значение.
Его вдруг осенила мысль: «Если он мог видеть их, то он мог видеть и меня». Спустя несколько секунд он уже спал.
А когда он проснулся, он умирал.
Глава 47
Он тонул, потому что этот ужасный рев был шумом океана, поглощавшего его. Он уходил под воду сажень за саженью, и тонны воды с грохотом ударялись о его барабанные перепонки. А может быть, он падал с какого-то непостижимо высокого места, и этот монотонный звук был гулом, сопровождавшим его собственное скольжение вниз, когда небеса проносились мимо с бесконечным завыванием.
Кэлли чувствовал, что сознание ускользает от него, даже когда оно вернулось. Насилие разбудило его, а теперь оно отправляло его куда-то за пределы сознания. Он быстро выбросил руки вперед, как человек, теряющий равновесие, и ударил в чью-то челюсть или нос. Он попытался отбросить то, что душило его, но у человека над ним было преимущество – он мог давить сверху вниз. Кэлли изо всех сил пытался приподняться, но все законы физики были против него.
Он слышал какой-то звук, похожий на сирену, нарастающий и стихающий, приближающийся и удаляющийся. Он понимал, что, если этот звук угаснет окончательно, он умрет. Что-то в его горле, кажется, медленно расщеплялось, подобно сырой ветке, и недостаток воздуха превращал его грудь в огненную топку. Он отбивался всем телом, вертясь и брыкаясь. Он чувствовал острую боль где-то за глазными яблоками, его язык непроизвольно высунулся изо рта – гротескная пародия на озорной вызов.
Человек, который убивал его, казался безликим силуэтом: огромная масса тела, черная сфера головы, две руки, непреклонно давящие вниз. Паника и ярость придали Кэлли достаточно силы для мощного рывка туловищем вверх, что помогло податься в сторону и заставило его противника накрениться в направлении извивающегося тела Кэлли, чтобы удержать свою хватку. И когда за его руками последовало тело, Кэлли подтянул свои колени к его груди, сведя ноги вместе, а потом выпрямил их, оттолкнувшись бедрами и выбросив ноги вперед так сильно и быстро, как только мог. От этого удара его затрясло. Чужие руки глубоко процарапали его шею, отрываясь от нее. Кэлли услышал тяжелый глухой стук: это его противник врезался в дверь. Потом наступила пауза, которой Кэлли не понял.
Самым лучшим следующим шагом было бы развить свое преимущество. Но Кэлли был слишком слаб для этого. В течение какого-то мгновения все было тихо. Потом Кэлли скатился с кровати, почти рухнув на пол, когда попытался встать. Ноги ослабели, и он упал сверху на небольшое кресло, а потом ухватился для опоры за его спинку и поставил кресло между собой и нападавшим. Дверь открылась, черный контур возник в рамке света и тут же исчез.
Кэлли обошел кресло и тяжело опустился в него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59