Постыдилась бы.
Потрясенная таким парадоксальным выводом, Светочка выронила надкушенный помидор. Одержав первую маленькую победу, Вера взялась за меня, сверля мою переносицу взглядом своих прозрачных глаз.
– Ну, что случилось, Игорь? – спросила она. – Выкладывай начистоту.
– Ничего не случилось. – Я сделал вид, что всецело поглощен изучением содержимого своей тарелки. Супа в ней осталось самая малость, так что выглядело это не слишком убедительно.
– А по какому поводу выпивал? – не унималась Вера.
– Просто так. От скуки.
– Очень мило! От скуки выпил, потом помолотил немного кулаками в стену, да? – Заметив, что я собираюсь отмалчиваться, Вера сузила глаза и поставила диагноз: – Алкоголизм плюс буйное помешательство на этой почве. Светик, сходи, пожалуйста, на веранду и спрячь топор подальше.
Моя дочь, только что поднявшая помидор со стола, уронила его снова, на этот раз на пол.
– Зачем? – испуганно спросила она.
– Тетя Вера шутит. – Я погладил Светочку по шелковистым волосам. – Не обращай внимания.
– Я тебе не фикус в кадке, чтобы не обращать на меня внимания! – Голос Веры прозвучал значительно громче, чем перезвон вилки, которую она запустила в стену за моей спиной. Ее губы дрожали, как будто она недавно искупалась не в Пахре, а в Ледовитом океане. – Что происходит, Игорь? Зачем ты темнишь? Неужели я не заслуживаю права знать правду?
Глянув через плечо на вилку, я выцедил последнюю ложку супа, дожевал хлеб и спокойно сказал:
– Ремня ты заслуживаешь. Однажды я тебя пожалел, а теперь это выходит боком.
Трах-тарарах! Следующим метательным снарядом стала пустая кастрюля. Вера швырнула ее об пол с такой силой, что крышка еще добрую минуту раскручивалась посреди комнаты, вообразив себя юлой. Но я и моя дочь давно вышли из того возраста, когда это кажется забавным. Тоном, ровным, как натянутая струна, я сказал притихшей Светочке:
– Это называется истерикой. Напои тетю Веру холодной водичкой.
– Да ну вас! – Дочь решительно выбралась из-за стола, укоризненно посмотрела на нас обоих и покачала головой. – И как вам только не стыдно! Хуже маленьких, честное слово!
С этими словами она направилась к выходу, звучно впечатывая босые пятки в половицы.
– Ты куда? – осведомился.
– Гулять. А то наберусь у вас плохих привычек. – Пестрое платьице исчезло за дверью.
Как же она повзрослела, подумал я с грустной нежностью. Еще года три назад ее прощальная фраза прозвучала бы совсем по-детски: «пьохие пьивычки». А теперь она топает пятками и показывает характер. Скоро превратится в настоящую маленькую леди и тоже примется громыхать посудой.
– Игорь. – Верин голос прозвучал виновато, но не настолько, чтобы немедленно одаривать ее смягчившимся взглядом.
– Что? – Я уставился в маленькое окошко, выходящее в палисадник.
– Давай поговорим спокойно.
– Давай, – согласился я. – Я буду бить тарелки, которые стоят на столе, а ты возьми себе чистые из шкафчика. Хороший у нас разговор получится. Задушевный.
Вера подобрала разбросанные по полу предметы, помялась смущенно и выдавила из себя почти беззвучное:
– Извини. Просто я чувствую, что что-то произошло, и…
– Ничего особенного не произошло, – перебил я ее. – Так, ерунда. Поцапался с местной шпаной.
– И все? – На Верином лице промелькнуло явное облегчение.
– И все, – подтвердил я кивком. – Но… – Озвучив свою паузу дробным перестуком пальцев по столу, я неохотно продолжил: – Нам лучше отсюда уехать. На Подольске свет клином не сошелся.
– Ясно, – сказала Вера упавшим голосом. – Все начинается сначала? Опять гонки на выживание? – В ее голосе не прозвучало ни малейшей надежды на отрицательный ответ, а подтверждение своим опасениям она боялась услышать.
Поэтому я промолчал.
На стенах комнаты висели десятки черно-белых фотографий абсолютно чужих нам людей. Застывшие взгляды, ни тени улыбки на серых лицах. Вера казалась одним из этих унылых портретов.
– Пойдем, – ласково шепнул я, обогнув стол, чтобы взять ее за руку.
Она не поинтересовалась, куда я ее веду. Единственным местом в доме, где можно было укрыться летом от дневной духоты и не вовремя возвратившейся Светочки, был для нас погреб. Подпольный секс стал нашей доброй традицией, матрас, расстеленный на холодном земляном полу, – брачным ложем. Чисто спартанский комфорт. Зато из погреба мы ни разу не выбирались вспотевшими.
Откинулась крышка люка, открывая зияющий черный квадрат. Визгливо пропели под нашими ногами ступени деревянной лестницы. В таинственном полумраке вспорхнула огромной бабочкой футболка Веры, заменявшая ей платье.
Стоило мне лишь поддеть ладонями половинки Вериной попки, как она послушно привстала на цыпочки, словно желала сравняться со мной ростом. Я же, наоборот, слегка присел, оказавшись при этом даже ниже ее. А когда я снова выпрямился, Веру подбросило вверх. Она то приподнималась, то снова опускалась, повинуясь моим размеренным движениям. Ее ноги переплелись за моей спиной, а руки крепко-накрепко обхватили мою шею. Точно так же она цеплялась бы за ствол дерева, раскачиваемого ураганным ветром. Даже глаза зажмурила, чтобы избежать головокружения.
– Замри, – попросил я, когда почувствовал, что мы взяли слишком уж бурный темп.
– Фигушки! – Вера энергично запрыгала на мне, как бы пробуя на прочность сук, на котором сидела. Выражение ее физиономии было при этом азартным и мстительным одновременно.
Она явно решила со мной поквитаться за нежелание поговорить начистоту. Стоило мне лишь согласиться на предложенный ею ритм и заторопиться приблизить тот самый миг, который я только что оттягивал, как Вера обвисла на мне, безвольно болтаясь на моей шее. Впечатление было такое, что ее внезапно сморил сон. Я попытался усердствовать за двоих, но с равным успехом можно было тормошить любой из мешков картошки, наваленных в дальнем конце погреба.
– Что случилось? – пропыхтел я, прислонив Веру к деревянному стеллажу, чтобы частично уменьшить свою нагрузку.
– Ничего не случилось. – Она продолжала оставаться безучастным балластом. – Между прочим, я наш недавний разговор цитирую. Только теперь мы поменялись ролями.
– Ага! – понимающе воскликнул я, валясь вместе с Верой на матрас, который до этого топтал ногами.
4
Смотавшись на почту, я приобрел местную газетенку, выискал в ней нужное объявление и заказал по телефону на завтра грузовую «Газель», которая должна была увезти все мое семейство и наш небогатый скарб в неизвестном направлении. Конечного пункта маршрута не знал пока даже я сам, так что за полную секретность поездки можно было совершенно не опасаться.
На сборы нам требовалось максимум полтора часа. Если даже вычесть из остающегося времени сон, то все равно этого томительного времени оставалось так много, что его хотелось поскорее убить любым доступным мне способом.
Из возможных в Подольске видов культурного досуга в моем распоряжении имелось ровно два. Литература и телевидение.
Нашу домашнюю библиотеку можно было считать подобранной со вкусом. По десять экземпляров моих обеих опубликованных книг, это раз. Затем распадающийся томик Стивена Кинга, который был приобретен еще на курганском вокзале, и кипа детских комиксов, привезенных мною Светочке из Москвы. Вера довольствовалась пухлыми «Космополитенами», в которых каждый раз открывала для себя что-нибудь новое и полезное: то рецепт запеканки из папайи в кокосовом молоке, то расценки средиземноморских курортов. От прежних хозяев осталась подборка журналов «Огонек» двадцатилетней давности, «Энциклопедия домашнего быта» и Библия, начинающаяся с 78-й страницы.
Я попросил Веру включить портативный телевизор, погнутая антенна которого исправно ловила все столичные программы. Как раз подводились итоги новостей за неделю. Благообразный мужчина с пшеничными английскими усиками на чересчур крупном лице посмотрел мне в глаза поверх явно мешающих ему очков и доверительно предложил:
– Давайте поразмышляем вместе… Можно ли… э-э… считать участившиеся нападки правоохранительных органов на частный бизнес цепью трагических случайностей? Что это: ряд недоразумений или… э-э… все же новая политика государства? Если предположить последнее, то не приведет ли такой курс к полному крушению… э-э… выстраданных народом идеалов?..
Прежде чем задать очередной вопрос, мужчина старательно пережевывал собственные губы вместе с усами. От этого казалось, что в паузах он обдумывает, как бы половчее соврать. Размышлять с ним вместе мне абсолютно не хотелось. Астрологический вещун Павел Глоба и то вызывал у меня больше доверия.
– Скучаешь? – осведомилась Вера, временно прекратив месить тесто на столе, который являлся для нас кухонным и обеденным одновременно.
На моей памяти это была ее вторая кулинарная попытка подобного рода. То, что получилось у Веры в прошлый раз, не пожелала есть даже приблудная кошка Дашка. Но Вера упрямо именовала сие подгоревшее безобразие кулебякой, потому что под таким названием оно, видите ли, проходило в домашней энциклопедии.
Руки надо повыдергивать сочинителям этих идиотских рецептов, подумал я и протяжно зевнул.
Пришла Светочка. Но выглядела она так непривычно, что меня будто холодной водой окатили, затем встряхнули и резко поставили на ноги.
– Что с тобой? – крикнул я, пересекая комнату в два прыжка. – Тебя обидели?
Я крепко держал ее за поникшие плечи, не позволяя отвернуться для того, чтобы спрятать навернувшиеся на глаза слезы.
– Нет, – прошептала Светочка, – меня не обидели. Только испугали очень.
– Кто? – Короткий вопрос еле протиснулся сквозь мое сдавленное горло.
– Дядя один. – Она прерывисто вздохнула. – Сам лысый совсем, а борода, как у разбойника. И вся щека исцарапана.
Душман, сообразил я, метнувшись к двери. Светочкин голосок остановил меня на пороге:
– Его там нет. Он велел передать записку, а сам сел в машину и уехал. – Новый вздох сотряс худенькую фигурку моей дочери.
– Где записка? – спросил я. – Давай ее сюда.
Эмоции, переполнявшие меня, внезапно куда-то подевались. В моей душе сделалось пусто, как в шарике, из которого выпустили воздух. Как в свежевырытой могиле, которая еще только ждет свой гроб.
Расправляя перед глазами лист бумаги, я слышал над ухом встревоженное дыхание Веры и едва сдерживал желание поддеть ее подбородок плечом. На листе виднелись следы многократных сгибов, как будто послание специально готовилось таким образом, чтобы оно могло уместиться в маленькой детской ладошке. Текст был набран четким компьютерным шрифтом и отпечатан на лазерном принтере.
...
«Бодров! Выйдешь на улицу в 21.00 и сядешь в машину, которая будет тебя ждать. До встречи».
– Прямо-таки послание Фантомаса, – прокомментировал я прочитанное, надеясь, что голос мой беззаботен и ироничен. – Просто обхохочешься! – Вспомнив, как проделывал это зеленолицый злодей из древнего французского фильма, я размеренно произнес: – Ха, ха, ха!
– Кто такой Фантомас? – спросили Вера и Света в один голос. Они обе были из другой эпохи, где ничего страшнее кариеса и несвежего дыхания не наблюдалось.
– Это такой импортный Карабас-Барабас, – пояснил я, обращаясь в основном к дочери, глазенки которой блестели уже не от слез, а от проснувшегося любопытства.
– А Карабас кто?
Ну да, имя этого персонажа тоже был для Светочки пустым звуком. Былые сказочные герои давно повымирали, как мамонты. Детворе осталось восторгаться кретинскими шуточками Бивеса и Батхеда, методично гонять по экранам 16-битных героев да мечтать, что однажды они все поголовно станут маленькими принцами или принцессами шоу-бизнеса. Все это машинально пронеслось в моей голове, но ответ я так и не успел придумать, потому что в глаза мне вдруг бросилась одна деталь, которую я до этого не заметил.
Толстая прозрачная леска слегка зеленоватого оттенка, способная выдержать на весу стокилограммового сома. Она была завязана в петлю, только узел соорудили не скользящий, а затянули его намертво. Петля охватывала тоненькую шею Светочки. Свободный конец свисал за ее спиной до самого пола.
– Дай нож, – велел я Вере и только потом обратился к дочери: – Откуда у тебя это украшение?
– Тот бородатый дядя сначала дал мне записку, а потом надел на меня эту гадость. – Светочка с трудом втиснула палец между леской и горлом, подергала и призналась: – Никак не развязывается. Я старалась-старалась…
– Убери руку, – попросил я. Лишь когда лезвие ножа осторожно перерезало леску, я задышал полной грудью, словно до этого удавка находилась на моей собственной шее. Впрочем, когда я заговорил снова, голос мой звучал немного искаженно: – Этот бородатый дядя, этот… – С трудом проглотив эпитеты, которые так и просились на мой язык, я закончил: – Он что-нибудь передал мне на словах?
– Да! – оживилась Светочка. – Вспомнила! Если ты заупрямишься, меня подвесят на точно такой же леске. И предупредил, что петля отрежет мою славную головку. Разве такое может быть, папа?
Меня словно железным ломом в сердце саданули. Пока я безмолвно хватал ртом загустевший воздух, на помощь пришла Вера.
– Больше слушай всяких больных идиотов! – презрительно воскликнула она, увлекая Светочку к столу. – И не надейся, что из-за подобной ерунды я позволю тебе отлынивать от работы. Сейчас я займусь начинкой, а ты – тестом.
Вера всегда была твердо убеждена в том, что сюсюканье и всякие телячьи нежности только ослабляют людей, мешают им собраться в моменты опасности. Вот и ко мне она обратилась тоном, в котором трудно было заподозрить сочувствие:
– Ты поедешь?
Светочка гремела умывальником на веранде, разыгрывать перед ней невозмутимость и спокойствие пока что не было никакой необходимости, поэтому я мрачно процедил:
1 2 3 4 5 6 7