— Доброе утро, — нашелся Тютюка. Никакого плана действий у него не было.
— Здравствуйте, — ответил Котов, усиленно хлопая глазами, чтобы убедиться — перед ним не мираж. — Вы опять загораете?
— Да, а вы по-прежнему переплываете озеро?
— Переплываю, — кивнул Владислав. — Прошлая встреча так неожиданно прервалась… Я надеялся на новую и, кажется, не ошибся. Вы опять вместе с Ирой?
— Сегодня я одна.
— И вы не боитесь, что опять появятся хулиганы?
— Вы же здесь. Я видела, как вы плыли через озеро.
— Так вы тоже пришли сюда из-за меня?
Котов обнял ее за плечи. Таня не отстранилась и спросила тихонько:
— Вы не слишком самоуверенны?
— Мне кажется — нет… — Котов поцеловал один голубой глазик, пугливо сбежавший под пушистые реснички, потом второй. Нимфа, е-мое! Лесная нимфа!
Тютюка, честно говоря, не знал, что заставило его быть столь безжалостным к искусственному материально-астральному образованию «Таня». Вероятно, сенсорные ощущения субъекта, в котором временно разместилась сущность Тютюки, очень понравились стажеру. Таня самоотверженно и бесстыдно принялась целовать Владислава. Ну, это уже не могло вызвать у Котова каких бы то ни было сомнений, и уже через несколько секунд Владислав повалил Таню на травку…
«Внимание! — раздалось предупреждение из „тарелки“ — пылинки, сидевшей в Таниных волосах. — Дистанцируйтесь от искусственного объекта! Размягчение пограничного слоя! Размягчение пограничного слоя!»
— Нет! — Совершенно неожиданно, отшвырнув от себя Владислава — а это было непросто сделать даже крепкому мужику! — Таня вскочила на ноги и со скоростью спринтера помчалась в лес. Котов подумал было, что это игра, рванулся следом… Но Тани уже не было, она исчезла бесследно.
Неизвестно, кто после этого волновался больше: Котов, минут десять бегавший по лесу и разыскивавший свою исчезнувшую партнершу, или Тютюка, который только сейчас понял, какой опасности подвергался. Дело было, конечно, не в утрате невинности или иных реликтовых предрассудках. Тютюка, как и все астральные субъекты, не имел пола и половых проблем. Его сущность можно было разместить где угодно, хоть в мужчине, хоть в женщине, хоть в носороге. Однако при этом материальная оболочка изолировалась от привнесенного астрального. Пограничный слой между материальным носителем и астральной сущностью не позволял Тютюке утратить связь с Большим Астралом и вместе с тем давал ему возможность управлять Таней. Размягчение пограничного слоя означало, что сущность Тютюки могла постепенно быть втянутой на материальный носитель и он, утратив свойства астрального субъекта, превратился бы в реликтовый интеллект! Причем в данном случае это усугублялось тем, что он оказался бы внедренным и растворенным в искусственном образовании, не имеющем никакого официального статуса в сообществе реликтовых! Ни паспорта, ни прописки, ни фамилии, ни отчества… Нет, отчество, кажется, было, Дубыга представил ее как Татьяну Александровну. При всем этом Таня не имела бы даже четкой памяти, не говоря о том, что все сведения о себе она сообщила ложные, выдуманные Дубыгой. В лучшем случае ее бы приняли за идиотку и отправили в психбольницу, а в худшем — за мошенницу или воровку.
Но самое главное — Тютюка как оформленная сущность перестал бы существовать и вырваться из этого тела уже не смог бы. Ему пришлось бы ждать, пока эта девица состарится и утратит материальный носитель. Но тогда ему придется идти в Астрал на общих основаниях… Не дай, как говорят здешние, Бог, чтоб его перехватили плюсовики — термообработка с обдувом на протяжении тысячи лет! А свои, если все-таки сумеют выдернуть его отсюда, снова загонят на нулевой уровень, заставят по новой проходить учебный курс, практику, а потом стажировку первого уровня…
«Вот сучка! — переплывая озеро в обратном направлении, размышлял Котов. — Черта с два я еще попадусь! Она же издевается надо мной. Конечно, никаких сомнений быть не может! Наверняка в прошлый раз нарочно подговорила эту свою подружку выскочить в самый неподходящий момент. И сейчас увидела, что я уже снимаю плавки, — и в кусты! А потом в компании таких же замотаек начнет хвастаться, как ловко дурила „мужика лет под сорок“. Ну, попадись она мне еще раз — из принципа изнасилую!»
Надо сказать, что Александра Кузьминична в это время уже покинула пляж. Умиротворенная прохладной водичкой, завернув мокрый купальник в полотенце, она не спеша шла по дорожке в направлении второго корпуса. Навстречу ей, солидно и с чувством собственного достоинства, двигалась дежурная горничная Валя Бубуева, за которой странной походкой спешенного кавалериста пытался угнаться некий гражданин в широких штанах, цветастой рубахе и с очень плохо выбритой физиономией. Ростом гражданин был значительно ниже Вали.
— Валя-а… — нудил гражданин, — не спеши, слушай, я нэ могу так быстро, да-а…
— Ну и не ходи за мной, — проворчала Валя, — отстань, люди смотрят…
— Валя-а, ты мне жена, нэт? Зачем бегаешь, а?
— Я в разводе с тобой, понял?
— Какой развод, слушай! Поедем домой, а?
— Ты мне что обещал? — притормозив и подбоченясь, перешла в наступление Валя. — Ты обещал, что у тебя две жены будет, даже четыре! А я два года с тобой одна прожила! Что, ни одной дуры больше не нашел, так?
— Обижаешь, слушай! Зачем тебе мои жены, а? Плохо, что я одну тебя люблю, да?
— «Люблю!» — передразнила Валя. — Я что, трактор, за всех пахать одна? Вот заведи сперва еще одну, тогда приеду.
— Денег нет, слушай! Калым большой! Я бедный — «Волгу» покупал, у меня одни долги сейчас.
— Вот и трахайся со своей «Волгой», — посоветовала Валя. — А я женщина свободная, у меня есть права человека. Понял, Бубуев?
— Валлаги, я зарежу тебя, слушай!
— Я тебе так зарежу, — прищурилась Валя, — штанов не удержишь!
— Дед говорил — не бери русскую, плохо будет. Отец говорил — не бери гяурку, дурак будешь. Очень верно, дурак! — самокритично вздохнул Бубуев.
Как раз в этот момент мимо прошла Сутолокина и кивнула Вале: «Здравствуйте!»
— Здрасте-здрасте… — ответила Валя и, подождав, пока Сутолокина удалится на дистанцию, сказала:
— Вот, Заурчик, видишь бабку? Возьми такую в жены, она будет тебе посуду мыть, стирать, ходить в магазин, прибираться, а я буду, как Гюльчатай — любимой женой. Ну, изредка могу ей помочь, не сволочь же.
— Она старая, слушай, ей сорок лет… Зачем такая, а?
— Дешевле возьмут. И потом, она мне как мама будет…
— Бисмилла-ар-рахмани-р-рахим! — вздохнул Бубуев. — Хорошо, будем делать!
— Поклянись!
— Валлаги, биллаги, таллаги! Клянусь матерью! — И с этими словами Заур Бубуев повернул обратно.
— Ох, уродище! — хохотнула Валентина. — Он же, дурак, и впрямь решил Сутолокину уговорить!
Александра Кузьминична, однако, уже успела подняться к себе в номер, и Заур потерял ее из виду. Зато он узрел спускающихся из корпуса Колышкина с компанией и почувствовал себя не очень уютно. Конечно, вроде бы здесь был не базар, но кое-какие деньжата у Заура имелись, и ему очень не хотелось, чтобы Колышкин или Лбов обратили на него внимание. Бубуев шмыгнул за спину одного из старичков, записывавших размещение фигур в партии Ботвинник — Таль, чтобы после завтрака начать все сначала.
Рэкетиры его не заметили. Честно сказать, им было вовсе не до того.
— Все! — с твердой решимостью припечатал Колышкин. — Отметили приезд — и теперь только культурный отдых. Иначе форму потеряем.
— Ага, — поддакнул Никита, — совершенно с вами согласный, гражданин начальник!
— А этот, спортсмен, опять мешок лупит, — заметила Шопина, пытаясь стереть расплывшиеся тени уголком платка, — здоров!
— И не лень ему? — вздохнула Людмила. — С такой силой можно трех баб сразу обслуживать, а он, чудовище, мешок выбивает…
Котов отводил душу в спортгородке. На его «работу» глазели мальчишки, деловито спорившие, «уделает» ли Котов Брюса Ли.
Котов вспомнил, что пора переходить к водным процедурам. Он ополоснулся в душе, вернул спокойствие организму и потопал в столовую.
— Доброе утро! — приветствовал он соседей по столу.
— Доброе утро, — нехотя ответила Сутолокина. При взгляде на Котова она опять начала испытывать неловкость. У нее было ощущение, что Котов все понимает и издевается над ней. Как она ни старалась, воспоминания о том сладком кошмаре, который ей привиделся вчера, тревожили ее и не позволяли спокойно смотреть на Котова.
— Вы слушали сегодня радио? — спросила у Котова бабка Агапова.
— Нет, я его просто не могу слушать.
— И я тоже! — подхватил старик Агапов. — Не могу разобрать, чем радио «Россия» отличается от радио «Свобода». Злорадствуют все, сволочи!
— Стреляют везде, — вздохнула бабка. — Моя бы воля — я бы по Кремлю…
— Нинуля у меня в войну в политотделе работала, — как бы извиняясь, сообщил дед, — воин!
— Вот-вот, — буркнула Нина Васильевна, — мы, старухи, побоевитей вас будем! Вам бы только задницы греть, а воевать норовите других послать. И что я в тебе нашла? Мне вон в тридцать пятом красный донской казак лейтенант Зозулин руку и сердце предлагал! А я, дура, за тебя вышла! Сейчас была бы казачка. Всех внуков бы в горячие точки послала!
— Как вы страшно говорите! — покачала головой Сутолокина. — Ведь их там убить могут…
— А здесь не могут? — осклабилась бабка. — Ты, дочка, видно, плохо газеты читаешь. Преступность вон какая. Был бы товарищ Сталин, так он бы всех этих гадов за трое суток перебил. Прямо к стенке!
Воинственная бабка прицелилась пальцем в широкую спину Колышкина, мирно поглощавшего кашу.
— Нет уж, — сказала Сутолокина, — Сталина я не хочу.
— А ты при нем жила? — ехидно спросила бабка.
— Жила немного, я ведь сорок шестого года рождения…
— Господи! Жила она! Пешком под стол ходила… А я все помню. И до войны, и войну, и после. Было трудно, но мы победили!
— Спасибо, — сказал Котов, — приятного аппетита!
Он встал и вышел. Вослед ему донеслась еще одна бабкина фраза:
— Правда-то глаза колет!
Котову было наплевать. Он отправился на лодочную станцию и взял напрокат лодку. Несколькими мощными гребками он увел ее метров на двадцать от причала, развернулся и, неторопливо работая веслами, поплыл вдоль берега. Возвращались какие-то детские мечты о морских плаваниях, пиратах, необитаемых островах, робинзонах… Котов только усмехнулся своим мыслям.
Лодка скользила по воде, на которой лежала прохладная прозрачная тень прибрежных сосен. Сквозь зыбкую гладь изредка проглядывали водоросли, мелькали стайки мальков, и вода мягко журчала под днищем лодки. Все было мирно, приятно, и не хотелось думать, что есть сейчас такие идиоты, которым нравится палить друг в друга из автоматов, угощать минами и бомбами. Тем не менее бабка напомнила Котову о том, что все это есть. Ему даже стало не по себе. Он вдруг представил, что сейчас откуда-нибудь из-за леса на бреющем полете вынырнет самолет и начнет поливать огнем и бомбами мирные корпуса дома отдыха или людей, загорающих на пляже. Или, например, плывет он себе в лодочке, а какая-нибудь девушка с легким холодком в голубых прибалтийских глазах плавно ведет стволом винтовки с оптическим прицелом, и в перекрестье этого прицела — он, Котов, со всеми его детскими мыслями и благодушным, отпускным настроением…
А руки машинально продолжали работать, хотя Котов уже почти физически ощутил, как тонкий наманикюренный палец девушки-снайпера мягко потянул спусковой крючок и пуля, ввинтившись в воздух, пронеслась над озером и пронзила навылет от виска до виска его совсем еще не седую голову… И все! Нет Котова! Нет руководителя «Агат-Богата», нет программного обеспечения, нет ничего — только кукла из мяса и костей, никчемная и никому не нужная.
Тютюка взвился. «Тарелка» подняла тревогу: объект контроля находился в неуравновешенном состоянии, сущность выбрасывала массу иррациональной информации. Это было опасно, потому что отрицательный потенциал Котова начал резко уменьшаться. Еще чуть-чуть, и все промежуточные результаты предобработки пошли бы насмарку.
Тютюка действовал по инструкции. Он дал длинный импульс на сброс негативных ощущений, и у Владислава разом исчезла дурацкая мысль о прибалтийской снайперше. Котов улыбнулся и начал грести сильнее, разгоняя лодку. Тютюка короткими импульсами вывел его на курс, который привел лодку в уже знакомую бухточку. Стажеру почему-то очень хотелось, чтобы Котов еще раз встретился с Таней.
«Меня как магнитом сюда тянет, — усмехнулся Владислав, обнаружив, что лодка, прошелестев через камыши, въехала в бухточку. — Неужели влюбился?»
На сей раз Таня оказалась одета в легкое белое платьице с пояском и резиновые «вьетнамки». Странно, но от этого она произвела на Котова куда более возбуждающее впечатление, чем прежде, когда была совсем голой.
— Извините меня, — промямлил Котов, хотя всего час назад собирался обойтись с Таней совсем по-иному. — Я вел себя по-хамски.
— Я сама дала к этому повод, — повинилась Таня, — не сердитесь…
— Хотите прокатиться? — пригласил Котов — Честное слово, я буду очень корректен!
— Я вам верю. — Таня встала на нос лодки, а затем легкими шажками перебежала на корму. Котов навалился на весла, лодка выскочила из бухточки на озеро.
— А где ваша подруга? — поинтересовался Владислав.
— У нее дела в городе.
— И вы приехали одна?
— Да. Вы уже спрашивали об этом утром.
— Извините, забыл. У меня после утренней встречи все как-то смешалось в голове. Вам неприятно вспоминать про утро?
— Нет, вы можете удивляться, но мне приятно. Просто я испугалась чего-то. Я не бесстыдница, но и не ханжа. Если быть откровенной, то утром я могла наделать глупостей. Могла, но не наделала.
— А почему вы считаете, что то, что могло произойти, было бы глупостью?
— Потому что это было бы похоже на какой-то животный акт, по инстинкту, без любви, без человеческих чувств.
— Поэтому вы оделись?
— Да, в какой-то степени поэтому. Одно дело ходить голой, когда это не пробуждает сексуальных чувств, другое — когда наверняка знаешь, что к тебе относятся неравнодушно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39