Я просто... э, употребил свое влияние... Ну, так что?
— Виттигис поручил Оптарису разыскать тебя и убить. Теперь он днем и ночью идет по твоему следу. Перед Равенной этот Оптарис догонит тебя, стащит с лошади и перережет тебе горло, вот так — ккхххх!
Пэдуэй схватился рукой за свое собственное горло, задрал подбородок и провел пальцем по кадыку.
Теодохад закрыл лицо руками.
— Что же делать? Что делать? В Равенне у меня друзья...
— Это ты так думаешь. Я знаю лучше.
— Неужели нет никакого выхода? Значит, Оптарису суждено убить меня, несмотря ни на что? Может, мне спрятаться?
— Пожалуй. Но если ты продолжишь путь в Равенну, мое пророчество сбудется.
— Тогда решено, я спрячусь.
— Надо только разбудить этого парня. — Пэдуэй указал на Германна.
— Зачем тратить время? Бросим его здесь!
— Он работает на моего друга и должен был заботиться обо мне. Однако вышло наоборот.
Они спешились, и Мартин возобновил попытки привести в чувство Германна. Теодохад же сидел на траве и стенал:
— Вопиющая несправедливость! А ведь я был таким хорошим королем...
— Конечно, — едко заметил Пэдуэй. — Если не считать того, что ты нарушил свою клятву Амаласунте не лезть в государственные дела, а потом организовал ее убийство.
— Ты не понимаешь, великолепнейший Мартинус. Она приказала умертвить нашего благородного патриота, графа Тулума, а также друзей ее собственного сына Аталарика...
— ...И если не считать того, что ты вмешался — опять же, за вознаграждение — в папские выборы. Кроме того, ты пытался продать Италию Юстиниану — за виллу близ Константинополя и ежегодную ренту...
— Что?! Откуда тебе известно... Я хотел сказать — это гнусная ложь!
— Мне многое известно. К примеру: ты преступно пренебрег обороной Италии, бросил гарнизон Неаполя...
— Нет-нет-нет, говорю тебе, ты не понимаешь! Ненавижу все эти военные премудрости. Я не солдат, я ученый. Пусть решают мои генералы! Ведь это разумно, разве не так?
— Насколько показали события — нет.
— О Боже, никто меня не понимает, — простонал Теодохад. — Хорошо, я скажу тебе, Мартинус, почему я не помог гарнизону. Потому что знал, что это бесполезно. Мне посоветовали обратиться к великому магу, Иеконии из Неаполя, известному своими пророчествами. Да все знают, что евреи могут заглядывать в будущее... Он взял тридцать барашков и разместил их в трех загонах, по десять в каждом. Один загон назывался «готы», второй — «итальянцы», третий — «византийцы». А потом несколько недель морил барашков голодом. Выяснилось, что «готы» все сдохли, у «итальянцев» повыпала шерсть, а «византийцы» остались целы. Ясно — готам не победить. Зачем же напрасно проливать кровь?
— Чушь, — сказал Пэдуэй. — Я вижу будущее куда лучше, чем этот толстый мошенник. Так что если хочешь жить, слушайся меня.
— Э-э?.. Нет, Мартинус, пусть я уже не король, но принадлежу к знатному роду, и ты не имеешь права командовать...
— Как угодно. — Пэдуэй поднялся и зашагал к лошади. — Сейчас проеду немного по дороге, встречу Оптариса и подскажу ему, где тебя найти.
— Не надо! Я согласен! Я все буду делать — только не дай этому ужасному человеку поймать меня!
— Ну ладно. Если будешь слушаться, я, быть может, даже верну тебе трон. Однако на этот раз править будешь чисто номинально, усвоил?
Глаза Теодохада загорелись хитрым огоньком. Потом вмиг остекленели.
— Вот он! Оптарис, убийца!
Пэдуэй обернулся. И правда, по дороге скакал огромный бородатый гот. Хорошенькое дельце, подумал Мартин. Так много времени ушло на уговоры, что преследователь их нагнал!
Теодохад был безоружен. У Пэдуэя тоже ничего подходящего не было, кроме маленького ножика для мяса. И вообще человеку, выросшему в мире пушек и пулеметов, трудно относиться к мечу как к серьезному оружию, а тем более обзавестись им и научиться пользоваться, Мартин осознал свою ошибку, когда увидел сверкнувший клинок Оптариса. Гот наклонился в седле вперед и направил коня прямо на них.
Теодохад от ужаса замер, чуть трясясь и издавая слабые мяукающие звуки. Из последних сил он облизал пересохшие губы и взвыл:
— Armaio! Пощады!
Оптарис ухмыльнулся в бороду и занес правую руку.
В последнее мгновение Пэдуэй прыгнул на бывшего короля, повалил его в дорожную пыль и тут же вскочил на ноги, пока Оптарис останавливал коня. Теодохад тоже поднялся и с неожиданной прытью устремился к лесу. Оптарис, с яростным криком спрыгнув с лошади, понесся следом. Тем временем Пэдуэй сообразил, что не мешало бы вооружиться. Он склонился над Германном, который начал просыпаться, вытащил из его ножен меч и побежал наперерез Оптарису.
Это было-излишним. Бородатый гот сам повернулся к нему, решив сначала покончить с более настырным противником.
Только теперь Мартин понял, в какой угодил переплет. Он имел самое смутное представление об искусстве фехтования и, разумеется, совсем не имел навыков. Тяжелый неудобный меч скользил в потной ладони. Оптарис подбежал, сверкая белками глаз, оценил сложение и стойку Пэдуэя и приготовился рубануть сплеча.
Мартин парировал удар скорсе инстинктивно. Клинки со звоном встретились, и одолженный у Германна меч, кувыркаясь, полетел в сторону, Оптарис молниеносно рубанул снова, но лишь со свистом рассек воздух. Если фехтовальщик Пэдуэй был никакой, то с ногами у него все было в порядке. Он кинулся к мечу, схватил ею и бросился бежать что есть мочи. Оптарис, громко топоча, пыхтел сзади. В колледже Мартин недурно бегал спринтерские дистанции; если бы удалось вымотать этого тяжелого бородатого гота... Шлеп! Пэдуэй споткнулся и упал лицом в грязь.
Каким-то чудом ему удалось довольно быстро вскочить, однако драгоценные секунды были потеряны. Оптарис рванулся вперед и высоко занес меч. В последней отчаянной попытке защититься Пэдуэй сделал выпад в открытую грудь врага, надеясь скорее не подпустить его, нежели всерьез ранить.
Оптарис, надо отметить, был опытным бойцом. Но в его время бились только лезвием меча, колющие удары были неизвестны. Поэтому немудрено, что рвущийся к противнику гот со всего размаха насадил себя на выставленное острие. Оптарис захрипел, пытаясь вздохнуть, выдернул из груди меч и повалился наземь; изо рта хлынула кровь. Потом он выгнулся, вздрогнул всем телом и затих.
Когда подоспели Теодохад и Германн, наперебой поздравляя Пэдуэя с победой, тот блевал, тяжело привалившись к дереву. Здравый смысл не давал Мартину мучить себя угрызениями совести, но все же... Ради спасения никчемного Теодохада он убил, вполне возможно, достойного человека, имевшего все основания справедливо ненавидеть бывшего короля и не сделавшего ему, Пэдуэю, ничего дурного. Если б только у него было время объяснить Оптарису... Впрочем, рассуждать об этом далее было бессмысленно. Бородатый гот так же мертв, как любой клиент Джона-Египтянина. Надо думать о живых.
— Тебе придется переменить внешность, — обратился Пэдуэй к Теодохаду. — Оптарис не единственный, кто хочет с тобой поквитаться. В первую очередь сбрей бороду.
— Отрезать ему нос, — предложил Германн. — Тогда никто его не узнает.
— О-о! — вскричал Теодохад, схватившись за указанный орган. — Ты ведь не изуродуешь меня, добрейший, благороднейший Мартинус?!
— Посмотрим на твое поведение... Одежда тоже чересчур хороша. Германн, ты можешь купить в Нернии то, что итальянский крестьянин надевает по воскресеньям в церковь?
— Ja, ja.
— Как?! — Теодохад всплеснул руками. — Я не буду носить столь нелепый наряд! Отпрыск рода Амалингов...
Пэдуэй, прищурившись, посмотрел на него и пощупал лезвие меча.
— Значит, господин, ты все же предпочитаешь лишиться носа? Нет? Я так и думал. Дай Германну несколько солидов. Не тревожься: мы сделаем из тебя зажиточного крестьянина.

ГЛАВА 10

Лиудерис, сын Оскара, начальник римском гарнизона, мрачно глядел из окна своего кабинета на затянутое тучами сентябрьское небо. Мир слишком часто переворачивался вверх тормашками по мнению этой простой верной души. Сперва свергают с престола Теодохада и выбирают королем Виттигиса. Затем Виттигис принимает странное решение, что лучший способ одолеть коварного Велизария — бежать в Равенну, оставив Рим под защитой слабого гарнизона.
Теперь выясняется, что войска боятся оборонять город от греков; еще хуже то, что Сильверий, обвинив Виттигиса в ереси, ведет переговоры с Велизарием, обещая бескровную сдачу Рима.
Но все это пустяки по сравнению с тем потрясением, которое Лиудерис пережил, когда два посетителя, явившиеся на прием, оказались Мартином Пэдуэем и экс-королем Теодохадом. Последний был почему-то гладко выбрит и одет в лохмотья.
Наконец Лиудерис обрел дар речи и грозно сказал:
— Вы!
— Да, мы, — согласился Пэдуэй. — Полагаю, ты знаком с Теодохадом, властителем остготов и итальянцев. И, смею надеяться, еще помнишь меня — между прочим, нового квестора.
— Но... у нас другой король! За ваши головы назначена награда!
— Пустяки, — снисходительно улыбнулся Пэдуэй. — Совет немного поспешил. Мы обьясним...
— Где вы были? Как ты сумел удрать из лагеря? И что вы делаете здесь?!
— Прошу тебя, давай по порядку, превосходнейший Лиудерис. Первое: мы были во Флоренции, собирали силы для военной кампании. Второе...
— Какой кампании?
— Второе: мне ведомы пути, недоступные простому смертному. Третье: мы здесь для того, чтобы повести твои войска против греков и разгромить их.
— Вы оба безумцы! Я отдам вас под стражу...
— Ну, ну, выслушай же нас до конца. Тебе известно о моем... э-э, даре предвидеть последствия некоторых решений?
— М-м, до меня доходили кое-какие слухи. Но если ты рассчитываешь хитрыми речами...
— Именно. Сейчас король поведает тебе о том, как я предсказал неминуемое покушение Оптариса на его жизнь и как использовал свое знание, дабы расстроить планы мстительного гота. Могу предьявить и другие доказательства своего дара. К примеру, скажу, что помощи из Равенны ты не дождешься. Что Велизарий подойдет к Риму в ноябре. Что папа убедит твой гарнизон покинуть город до прихода врага. И что ты останешься на посту, но будешь схвачен и увезен в Константинополь.
Лиудерис шумно выдохнул.
— Ты в заговоре с дьяволом? Я ни единой душе не говорил о своем намерении оставаться здесь до конца, и все же тебе об этом известно!
Потребовался час, чтобы Лиудерис, обуреваемый сомнениями, наконец спросил:
— Хорошо, как ты думаешь выступить против греков?
— Мы знаем, — ответил Пэдуэй, — что они подойдут по Латинской дороге, поэтому нет смысла держать гарнизон в Террачине. Вместе с ним, сколько ты сумеешь собрать людей к концу следующего месяца?
— Если вызвать отряды из Формии — тысяч шесть-семь, лучников и копейщиков примерно поровну.
— Предположим, я укажу тебе хорошую возможность напасть на греков. Ты согласишься повести войска?
— Не знаю. Надо подумать. Если нашему королю — прости, благородный Теодохад, я имею в виду другого короля — суждено потерпеть поражение... возможно, и стоит рискнуть.
— У Велизария около десяти тысяч солдат. Две тысячи он оставит в Неаполе и других южных городах, однако все равно сохранит некоторый численный перевес. Хочу заметить, что отважный Виттигис ударился в бегство, имея в своем распоряжении двадцать тысяч человек.
Лиудерис смущенно пожал плечами.
— Верно, это не назовешь мудрым ходом. Но он ожидает подкреплений из Галлии и Далмации.
— Твои люди готовы к ночным атакам? — спросил Пэдуэй.
— К ночным атакам? Ты имеешь в виду — нападать на противника ночью? Нет. В жизни ничего подобного не слышал. Сражения всегда происходят днем!
— То-то и оно. Поэтому ночная атака имеет все шансы на успех. Правда, надо будет специально потренироваться. Необходимо выставить на дорогах патрули и не пропускать людей, которые могли бы разнести вести до Равенны. Кроме того, мне нужны опытные строители катапульт. Да, и еще: назначь меня в свой штаб — у тебя штаб есть? Пора обзаводиться! — с приличествующим положению окладом...

* * *

Пэдуэй лежал на вершине холма и наблюдал в подзорную трубу за византийцами. Греческий авангард состоял из нескольких сот конных гуннов, за которыми стройной колонной шли две тысячи кирасиров — самых грозных солдат в мире; низкое вечернее солнце поблескивало на пластинах их кольчуг. Затем следовали тысячи три пеших лучников, и замыкали войско еще две тысячи кирасиров.
Лиудерис, лежащий рядом с Пэдуэем, сказал:
— Ja, ja, вижу какой-то сигнал. По-моему, они ставят лагерь. Мартинус, как ты догадался, что они выберут именно это место?
— Элементарно. Помнишь маленькое устройство, которое крепится к колесу фургона? Оно измеряет пройденный путь. А зная точку отсчета и сколько греки проходят в день, остальное вычислить несложно.
— Поразительно! Ты обо всем ухитряешься подумать! — Большими доверчивыми глазами Лиудерис напоминал Пэдуэю святого Бернарда. — Велеть инженерам устанавливать «Брунгильду»?
— Пока не торопись. Когда зайдет солнце, мы определим расстояние до лагеря.
— Но как это сделать, чтобы при этом нас не увидели?
— В свое время покажу. А пока проследи за тишиной и порядком.
Лиудерис нахмурился.
— Моим людям не по нраву холодный ужин. Если не стоять у них над душой, кто-нибудь обязательно разведет костер.
Пэдуэй вздохнул. Он уже порядком намучился с темпераментными и недисциплинированными готами. Сегодня они, словно маленькие ребятишки, безудержно восторгаются планами Загадочного Мартинуса, как его называли, а завтра могут бунтовать против введения строгих правил. Пэдуэй справедливо считал, что ему самому не следует командовать, поэтому отдуваться приходилось Лиудерису.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27