В свободное время Кеннели практиковала черную магию и даже возглавляла собрание ведьм («Это не сатанизм. Это, по сути, культ матери, однако там есть и мужское божество — рогатый бог охоты»). Моррисон был всерьез заинтригован всем этим. В конце месяца он вновь остановился в Нью-Йорке по пути в Европу, чтобы повидаться с Патрицией. В первую же ночь он слег с температурой выше сорока градусов, но через несколько часов жар спал так же внезапно, как и начался. На следующую ночь Джим предложил своей подруге «венчаться» согласно обрядам черной магии, и она сразу согласилась. Стоя в центре магического круга в квартире Кеннели, облаченные в черные одежды, они были «обвенчаны» верховными служителями кельтского собрания ведьм в ночь накануне Иванова дня 1970 г. Выводя свое имя кровью, Джим потерял сознание.
Со стороны Патриции это была несомненно любовь. «Если бы Т.С.Элиот был рок-группой, он назывался бы The Doors и сочинил бы „The Soft Parade“, — написала она в одной из статей. Только любовь могла заставить ее выбрать самый слабый альбом группы для столь напыщенного сравнения. Однако их связь была недолгой, и в конце года они расстались: Кеннели обнаружила, что беременна, и в разгар судебных слушаний по делу в Майами Джим убедил ее сделать аборт. „Возможно, это решение было как-то связано с двумя десятками судебных исков об отцовстве, выдвинутых в его адрес“, — говорила впоследствии Патриция. Хотя они виделись почти до последнего отъезда Джима из Штатов, отношения между ними были уже не те.
Через несколько дней после «венчания» Джим вылетел в Европу. Настроен он был довольно оптимистически: сделка с «MGM» теперь, после встречи с Патрицией, казалась ему куда более перспективной, чем раньше, да и фильм «HWY» получил хорошие отзывы специалистов от киноиндустрии. Неделю Джим пробыл в Париже, осматривая достопримечательности, после чего еще на две недели отправился в Испанию и Северную Африку. Вернувшись в США к выходу «живого» альбома, он внезапно слег с воспалением легких. Это был второй «звонок» за последние месяцы, предупреждавший о серьезной болезни. Сам он списал заболевание на счет долгих прогулок под европейским дождем. Хотя, казалось, очень скоро наступило полное выздоровление, на самом деле состояние здоровья Джима было гораздо хуже, чем можно было подумать.
Absolutely Live
Когда «Absolutely Live», наконец, появился на прилавках, никого не удивило, что это был двойной альбом (начиная с 1968 г. многие увлекались этим форматом). Он содержал ряд новых песен, наибольший интерес из которых представляла полная версия «The Celebration Of The Lizard». Запись велась во время концертов в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и Филадельфии, и потребовалась уйма времени, чтобы довести ее до конца. В 1977 г. Денсмор признался: «Подготовка и запись „живого“ альбома заняли гораздо больше времени, чем мы ожидали, поэтому он вышел в свет значительно позже, чем всем нам хотелось. Мы рассчитывали сделать это намного раньше».
А все-таки стоил ли результат ожиданий? Честно говоря, нет. Не то чтобы альбом был так уж плох, хотя, конечно, не обошлось без шероховатостей («When The Music's Over» и «Break On Through»). Главная проблема заключалась в общении Джима с публикой… чтобы понять всю его прелесть, надо обязательно быть в зале. Альбом интересен в первую очередь благодаря «Lizard», которая на фоне других номеров явно выделяется своей нестандартностью и экспериментальным характером; с другой стороны, подборки зажигательных хитов здесь тоже нет. Хотя стоит отметить удачную версию «Soul Kitchen» («Кухня души»).
Что касается Джима, он был честен в отношении этого альбома: «Я думаю, это правдивый документ, запечатлевший один из хороших концертов. Нельзя сказать, что безумно хороших. Но это правдивое отображение того, что мы делаем, когда все идет нормально». Альбом попал в хит-парады в тот самый день, когда Джим вылетел в Майами, чтобы держать последний ответ.
Два дня ушло только на подбор присяжных… Газета «L. A. Free Press» писала: «Присяжных во Флориде в два раза меньше обычного, и, судя по этому, работать они должны в два раза лучше. Ко всему прочему, они в два раза старше обычного: самому молодому сорок два года. Разумное объяснение этому следует, по-видимому, искать в том, что любой человек в возрасте до тридцати лет заведомо пристрастен». Защита выдвинула протест, подчеркивая, что членов суда присяжных никак нельзя назвать сверстниками Джима. Протест был проигнорирован судьей. Мюррей Гудман, занимавший этот пост, готовился к перевыборам в конце года, и ему требовалось громкое дело. Многим наблюдателям было ясно, что Моррисон просто затравлен стариками — носителями совсем другого мышления. Он на себе испытал, что значит пресловутый «провал между поколениями». Выяснилось, что Роберт Дженнингс, человек, выдвинувший обвинение в адрес Моррисона и утверждавший, что тот демонстрировал свои обнаженные гениталии «в промежутке от пяти до восьми секунд», оказался служащим прокуратуры штата. А у самого Гудмана явно были личные счеты с представителем Джима во Флориде, адвокатом Бобом Джозефсбергом. Присяжным раздали так называемую стенограмму концертных «приколов» Джима, большая часть которых просто абсурдна и явно сфабрикована («Возьми своего е…го друга и люби его. Хотите посмотреть на мой член?»).
В заседаниях был сделан перерыв на несколько дней, что позволило The Doors дать два концерта в Калифорнии. Это не стало передышкой для Моррисона, которому пришлось улаживать проблемы, связанные с беременностью Патриции Кеннеди. Вскоре после возобновления заседаний адвокат Джима Макс Финк получил удар ниже пояса. Он основал защиту на концепции «общественных норм» и настаивал на том, чтобы члены суда присяжных посмотрели фильмы «Волосы» и «Вудсток», что позволило бы им судить о поступках Джима, исходя из культурного контекста. Судья Гудман категорически воспротивился этому и объявил инициативу Финка неуместной в стенах суда. Финк выдвинул протест, но Гудман и бровью не повел. Так проходила защита.
Суд продолжался. Четверо полицейских дали показания, заявив, что слышали, как Моррисон грязно ругался, и видели непристойные жесты. Защита дала согласие на обнародование пленки с записью концерта, надеясь, что присяжные смогут судить Джима по крайней мере за его собственные слова. Когда прослушивание пленки было окончено, представители защиты поняли, что совершили ошибку.
Процесс вновь был отложен, и The Doors отправились в Англию для участия в третьем фестивале на острове Уайт (из-за суда им пришлось отменить европейский тур). Автор этой книги был на концерте и, несмотря на дрянной звук, получил большое удовольствие от исполнения. Однако многие — и Джим среди них — считали, что группа могла бы сыграть и лучше. За кулисами Моррисон жаловался на усталость из-за разницы часовых поясов, рассуждал о фестивальной культуре и «поколении Вудстока»: «Пусть даже у них ничего толком не вышло, и сами они оказались не теми, за кого себя выдавали, но это все-таки лучше, чем ничего. И я уверен, что многие унесли с собой в город что-то вроде мифа, и это повлияло на них». Джим говорил о своем собственном журнале («…манифест вроде тех, что выпускались сюрреалистами и дадаистами») и заявлял, что в последний раз выходит на сцену. Три дня спустя он вновь предстал перед судом в Майами.
Сразу после возобновления процесса обвинение заявило, что ему нечего добавить. Защите оставалось лишь выставить нескольких свидетелей, настаивавших, что они ничего не видели. Но этого было мало, ведь свидетели обвинения утверждали обратное. Джим должен был понимать, что у него мало шансов.
Настало время огласить вердикт. Джима признали невиновным в похотливом поведении и пьянстве (ирония судьбы: ведь даже сам Моррисон произнес под присягой, что был пьян в тот вечер), но виновным в сквернословии. Присяжные не определились по поводу непристойного обнажения. Но уже на следующий день они объявили о виновности Джима.
Вынесение приговора было назначено на октябрь, также был определен залог в пятьдесят тысяч долларов — феноменальная сумма, свидетельствовавшая о том, что властям Майами не терпелось засадить Джима за решетку, пусть хотя бы ненадолго. Совершенно огорошенный, Финк выписал чек на нужную сумму, и Моррисон с компанией покинули город. Стоит сказать, что однажды Джим все-таки продемонстрировал свои половые органы в Майами. Это случилось в один из его приездов в город по делам суда. В тот вечер Моррисон здорово «погудел» в гостиничном номере со старыми друзьями из группы «Creedence Clearwater Revival». Когда он отключился, его положили на бильярдный стол и окружили свечами, имитируя мертвое тело, выставленное для прощания. Напоследок друзья вынули из брюк Моррисона тот самый орган, который наделал столько шума в Майами, и оставили «покойника» отсыпаться в таком виде. Легенда гласит, что наутро группа съехала из номера, а у горничной, пришедшей сделать уборку, началась истерика.)
Не нужно даже говорить, какое настроение было тогда у Джима. В день, когда был оглашен вердикт, умер Джими Хендрикс, а через пару недель ушла из жизни Дженис Джоплин. Говорят, что Джим заявлял своим собутыльникам: «Вы пьете с номером три». Он подрался с Памелой, и она уехала от него в Париж к какому-то французу. 30 октября Джим должен был предстать перед судом в Майами. Незадолго до этого, давая интервью журналу «Circus», Моррисон держался с вызовом, но был сильно подавлен. Он понимал, что угроза тюрьмы вполне реальна: «Этот процесс и его исход не повлияют на меня, потому что я настаиваю, что не сделал ничего дурного. Вы можете сами убедиться, насколько поразительно все то, что происходит со мной. Если мне суждено попасть в тюрьму, я надеюсь, что остальные продолжат без меня и создадут собственный инструментальный саунд, который не будет нуждаться в текстах. Да и вообще, тексты не так уж много значат в музыке».
В заключительной речи судья Гудман заявил: «Утверждение, что ваше поведение не противоречит общественным нормам, является ложью. Признать, что нация принимает в качестве таковых норм непристойное обнажение и сквернословие, — значит признать, что ничтожное меньшинство, изрыгающее брань, проявляющее неуважение к законности и правопорядку и выражающее крайнее небрежение нашим властным институтам и традициям, диктует свои нормы нам всем». Джим понял, что надеяться не на что: судья определил ему максимальное наказание, приговорив к штрафу в пятьсот долларов, а также к шестидесяти дням исправительных работ за «обнажение». Но Джиму не суждено было отбыть свой срок.
L.A. Woman
В ноябре 1970 г. Макс Финк подал апелляцию в Федеральный суд, оспаривая только что вынесенный приговор.
А тем временем «Электра», обескураженная небольшим объемом продаж концертного альбома (всего 225 тысяч экземпляров), затеяла выпуск сборника «лучших хитов» The Doors под названием «13». Этому благоприятствовала шумиха вокруг дела Моррисона (бесплатная реклама!); фирма рассчитывала выпустить диск к Рождеству. Музыканты были неприятно поражены и ответили на эту инициативу привычным способом — начав репетировать материал к новому альбому, согласно контракту с «Электрой», последнему. Однако после первых же репетиций Пол Ротшильд заявил группе, что не желает продюсировать новый альбом:
«Джим тогда очень устал… никак не мог настроиться на работу. И я сказал: „Этот альбом будет настоящим бедствием“. Однажды я просто поднялся, вошел в студию и заявил: „Послушайте, я устал. Впервые за все годы работы в студии я задремал за пультом. Я люблю вас, ребята, и люблю вашу музыку, но мне кажется, что я больше ничего не смогу сделать для вас, а вы — для меня. Я хочу, чтобы и ваша, и моя карьера продолжалась. Почему бы вам не попробовать продюсировать самих себя?“
В 1972г. Кригер вспоминал: «Это был встречный процесс. Оказалось, что после пяти или шести альбомов группа начинает понимать, что ей нужно в студии. Из того, что Пол Ротшильд мог сказать нам, не было ничего, что мы не знали бы сами, поэтому он был больше не нужен. Пол из тех продюсеров, которым надо полностью отдаваться работе, вкладывать в нее всю свою энергию… но на этот раз мы сами знали, чего хотим».
Итак, музыканты сами взялись за запись альбома, пригласив к себе в помощники лишь инженера Брюса Ботника. Кроме того, было решено переместиться ближе к дому. Репетиционный зал в подвале офиса The Doors превратили в студию звукозаписи, в то время как пульт и магнитофоны помещались на другом этаже.
Манзарек рассказывал о подходе группы к записи альбома: «Это было возвращение к основам, к истокам. Мы принесли микрофоны и оборудование для записи прямо в репетиционную. Вместо того чтобы использовать профессиональную студию, мы сказали: „А давайте запишем этот альбом там же, где мы репетируем, и поймаем спонтанный, „живой“ саунд“. Мы пригласили басиста Джерри Шеффа и ритм-гитариста Марка Бенно — до этого мы никогда не использовали ритм-гитару. Таким образом, шестеро музыкантов записывались одновременно. Альбом „L. A. Woman“ писался „живьем“: Джим пел, а мы играли. Мы почти не делали позднейших наложений, сведя их к абсолютному минимуму. По-моему, я добавил фортепиано в песне „L. A. Woman“… и это все. Все остальное — „живая“ запись, как будто мы играли на сцене. Поэтому она звучит так свежо».
Можно сказать, что технология записи напоминала работу над первым альбомом группы: минимум наложений (к большой радости Джима). Часть вокальных партий записывалась в ванной комнате студии The Doors на бульваре Санта-Моника, дом 85/12. Отсюда шуточная строка в песне «Hyacinth House» («Гиацинтовый дом»): «I see the bathroom is clear» («Я вижу: в ванной чисто»). Через год эта реплика обретет иной, пугающий смысл.
Голос Джима на пластинке часто звучит устало и болезненно, почти на грани срыва — подчеркивая атмосферу сырого блюза в музыке. Альбом явился еще одним шагом группы на пути, обозначенном в «Morrison Hotel», но на этот раз музыканты были в гораздо лучшей форме. Джим осознавал это: тот факт, что авторство песен принадлежит, как указано на конверте, группе The Doors (впервые со времен их третьего альбома), свидетельствует о том, что Моррисон был доволен и материалом, и своими партнерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14