мыслителям Ч полная свобода, верующим Ч полное равен
ство, вместо религии Ч небеса. Первосвященник Ч сам бог, вместо алтаря
Ч совесть человека; нет больше ненависти на свете, в школах и мастерских
Ч братство, наградой и наказанием служит гласность; труд для всех, право
для всех, мир надо всеми; нет больше кровопролития, нет больше войн, матери
счастливы! Покорить материю Ч первый шаг; осуществить идеал Ч шаг втор
ой. Подумайте, сколь многого уже достиг прогресс! Некогда первобытные пл
емена взирали в ужасе на гидру, вздымающую океанские воды, на дракона, изр
ыгающего огонь, на страшного владыку воздуха грифона с крыльями орла и к
огтями тигра, Ч на чудовищных тварей, которые превосходили человека мо
гуществом. Однако человек расставил западни, священные западни мысли, и
в конце концов изловил чудовищ. Мы укротили гидру, и она зовется пароходо
м; мы приручили дракона, и он зовется локомотивом; мы вот-вот укротим гриф
она, мы уже поймали его, и он называется воздушным шаром. В тот день, когда з
авершится этот Прометеев подвиг, когда воля человека окончательно обуз
дает трехликую Химеру древности Ч гидру, дракона и грифона, человек ста
нет властелином воды, огня и воздуха, он будет тем же для остальных одушев
ленных существ, чем древние боги были некогда для него. Итак, смелее впере
д! Граждане, куда мы идем? К государству, которым руководит наука, к силе ре
альности, которая станет единственной общественной силой, к естественн
ому закону, содержащему в себе самом право признания и осуждения и утвер
ждающему себя своей очевидностью, к восходу истины, подобному восходу за
ри. Мы идем к единению народов, мы идем к единению человечества. Не будет л
ожных истин, не останется паразитов. Реальность, управляемая истиной, Ч
вот наша цель. Цивилизация будет заседать в сердце Европы, а позднее Ч в ц
ентре материка, в великом парламенте разума. Нечто подобное бывало и пре
жде. Собрания амфиктионов происходили дважды в год: первый раз в Дельфах,
обиталище богов, другой раз в Фермопилах, усыпальнице героев. Будут амфи
ктионы Европы, будут амфиктионы земного шара. Франция носит в своем чрев
е это величественное будущее. Вот чем беременно девятнадцатое столетие;
Франция достойна завершить то, что зачато Грецией. Слушай меня, Фейи, чест
ный рабочий, сын народа, сын народов. Я уважаю тебя! Ты прозреваешь грядуще
е, ты прав. У тебя нет ни отца, ни матери, Фейи, и ты избрал вместо матери чело
вечество, вместо отца Ч право. Тебе суждено здесь умереть, то есть востор
жествовать. Граждане, что бы с нами ни случилось, ждет ли нас поражение или
победа, Ч все равно, мы творим революцию. Подобно тому как пожары озаряю
т весь город, революции озаряют все человечество. Во имя чего мы творим ре
волюцию, спросите вы? Я только что сказал: во имя Истины. С точки зрения пол
итической, существует один лишь принцип: верховная власть человека над с
амим собой. Моя власть над моим «я» называется Свободой. Там, где объединя
ются две такие верховные власти или более, возникает государство. Однако
в этом союзе нет самоотречения Тут верховная» власть, добровольно уступ
ает известную долю самой себя, чтобы образовать общественное право. Доля
эта одинакова для всех. Равноценность уступок, которые каждый делает об
ществу, называется Равенством. Общественное право Ч не что иное, как защ
ита всеми прав каждого в отдельности. Такая защита всеми прав каждого на
зывается Братством. Точка пересечения всех этих видов верховной власти,
собранных вместе, называется Обществом. Так как пересечение есть соедин
ение, то такая точка есть узел. Отсюда возникает то, что называют социальн
ыми связями. Иные именуют это общественным договором, что, собственно, то
же самое: этимологически слово «договор». Контракт, восходит к понятию
contrato Ч связывать. Условимся, как понимать равенство. Если свобода Ч верши
на, то равенство-основание. Но равенство, граждане, вовсе не стрижка под о
дну гребенку всего, что способно расти и развиваться, не сборище высоких
трав и низкорослых дубов, не соседство зависти и недоброжелательства, ко
торые взаимно обеспложивают друг друга; в социальном отношении Ч это от
крытая дорога для всех способностей, в политическом Ч равноправие всех
голосов при голосовании, в религиозном Ч свобода совести для каждого. У
равенства есть могучее орудие Ч бесплатное обязательное обучение. Пра
во на грамоту Ч вот с чего надо начать. Начальная школа обязательна для в
сех, средняя школа доступна всем Ч вот основной закон. Следствием одина
кового образования будет общественное равенство. Да, просвещение! Свет!
Свет! Все исходит из света и к нему возвращается. Граждане! Девятнадцатый
век велик, но двадцатый будет счастливым веком. Не будет ничего общего с п
рошлым. Не придется опасаться, как теперь, завоеваний, захватов, вторжени
й, соперничества вооруженных наций, перерыва в развитии цивилизации, зав
исящего от брака в королевской семье, от рождения наследника в династии
тиранов; не будет раздела народов конгрессом, расчленения, вызванного кр
ушением династии, борьбы двух религий, столкнувшихся лбами, будто два ад
ских козла на мостике бесконечности. Не будет больше голода, угнетения, п
роституции от нужды, нищеты от безработицы, ни эшафота, ни кинжала, ни войн
, ни случайного разбоя в чаще происшествий. Я мог бы сказать, пожалуй: не бу
дет и самих происшествий. Настанет всеобщее счастье. Человечество выпол
нит свое назначение, как земной шар выполняет свое; между душой и небесны
ми светилами установится гармония; дух будет тяготеть к истине, как план
еты, вращаясь, тяготеют к солнцу. Друзья! Мы живем в мрачную годину, и я гово
рю с вами в мрачный час, но этой страшной ценой мы платим за будущее. Револ
юция-это наш выкуп. Человечество будет освобождено, возвеличено и утеше
но! Мы заверяем его в том с нашей баррикады. Откуда может раздаться голос л
юбви, если не с высот самопожертвования? Братья! Вот здесь, на этом месте, о
бъединяются те, кто мыслит, с теми, кто страдает. Не из камней, не из балок, н
е из железного лома построена наша баррикада; она воздвигнута из великих
иней и великих страданий. Здесь несчастье соединяется с идеалом. День сл
ивается с ночью и говорит ей: «Я умру с тобой, а ты возродишься со мною». Из с
лияния всех скорбей рождается вера. Страдания несут сюда свои предсмерт
ные муки, а идеи Ч свое бессмертие. Эта агония и это бессмертие, соединивш
ись, станут нашей смертью. Братья! Кто умрет здесь, умрет в сиянии будущего
, и мы сойдем в могилу, всю пронизанную лучами зари.
Анжольрас закончил свою речь Ч вернее, прервал ее; его губы беззвучно ше
велились, как будто он продолжал говорить сам с собой. Все смотрели на нег
о, затаив дыхание, словно стараясь расслышать его слова. Рукоплесканий н
е было, но долго еще переговаривались шепотом. Слово подобно дуновению в
етра; вызываемое им волнение умов похоже на волнение листвы под ветром.

Глава шестая.
Мариус угрюм, Жавер лаконичен

Поговорим о том, что происходило в душе Мариуса.
Припомним его состояние. Как мы недавно отметили, все представлялось ему
неясным видением. Он смутно воспринимал окружающее. Над Мариусом словно
нависла тень громадных зловещих крыльев, распростертых над умирающими.
Ему чудилось, будто он сошел в могилу, он чувствовал себя как бы по ту стор
ону бытия и видел лица живых глазами мертвеца.
Как очутился здесь Фошлеван? Зачем он пришел? Что ему здесь делать? Мариус
не задавался такими вопросами. К тому же отчаянию свойственно вселять в
нас уверенность, что другие также им охвачены, поэтому Мариусу казалось
естественным, что все идут на смерть.
Сердце его сжималось только при мысли о Козетте.
Впрочем, Фошлеван не говорил с ним, не смотрел па него и даже как будто не с
лышал слов Мариуса: «Я знаю его».
Такое поведение Фошлевана успокаивало Мариуса, мы сказали бы даже Ч рад
овало, если бы это слово подходило к его состоянию. Ему всегда представля
лось немыслимым заговорить с этим загадочным человеком, подозрительны
м и вместе с тем внушающим уважение. Кроме того, он очень давно не встречал
ся с ним, что еще больше осложняло дело для такой робкой и скрытной натуры
, как Мариус.
Пятеро избранных ушли с баррикады и направились по переулку Мондетур; с
виду они ничем не отличались от национальных гвардейцев. Один из них пла
кал, уходя. На прощание они обнялись с теми, кто оставался.
Когда ушли пятеро возвращенных к жизни, Анжольрас вспомнил о приговорен
ном к смерти. Он вошел в нижнюю залу. Жавер, привязанный к столбу, стоял зад
умавшись.
Ч Тебе ничего не нужно? Ч спросил Анжольрас.
Ч Когда вы убьете меня? Ч спросил Жавер.
Ч Подождешь. Теперь у нас все патроны на счету.
Ч Тогда дайте мне пить, Ч сказал Жавер.
Анжольрас подал ему стакан и, так как Жавер был связан, помог напиться.
Ч Это все? Ч снова спросил Анжольрас.
Ч Я устал стоять у столба, Ч отвечал Жавер. Ч Не очень-то вежливо с ваше
й стороны оставить меня так на всю ночь. Связывайте меня как угодно, но поч
ему не положить меня на стол, как вот этого?
Кивком головы он указал на труп Мабефа.
Припомним, что в глубине залы стоял большой длинный стол, на котором отли
вали пули и готовили патроны. Теперь, когда патроны были набиты и весь пор
ох истрачен, стол освободился.
По приказу Анжольраса четыре повстанца отвязали Жавера от столба. Пока е
го развязывали, пятый держал штык у его груди. Руки его оставили скрученн
ыми за спиной, а ноги спутали тонким, но прочным ремнем, позволившим делат
ь шаги в пятнадцать дюймов, Ч так поступают с теми, кого отправляют на эш
афот; затем Жавера подвели к столу в глубине залы и уложили на нем, крепко
перехватив веревкой поперек тела.
Хотя такая система пут исключала всякую возможность бегства, но для пуще
й безопасности его связали еще способом, называемым в тюрьмах «мартинга
лом», то есть укрепили на шее веревку, которая, спускаясь от затылка, раздв
аивается у пояса и, пройдя между ног, скручивает кисти рук.
Пока Жавера связывали, какой-то человек, стоя в дверях, смотрел на него с н
еобыкновенным вниманием. Тень, падавшая от него, заставила Жавера поверн
уть голову. Он поднял глаза и узнал Жана Вальжана. Он даже не вздрогнул, Ч
он закрыл глаза с высокомерным видом и промолвил:
Ч Этого следовало ожидать.

Глава седьмая.
Положение осложняется

Становилось все светлее. Но ни одно окно не отворялось, ни одна дверь не пр
иоткрывалась, это была заря,, но не пробуждение. Солдат, занимавших конец у
лицы Шанврери, против баррикады, отвели назад; мостовая казалась безлюдн
ой Ч она простиралась перед прохожими в зловещем покое. Улица Сен-Дени б
ыла безмолвна, словно аллея сфинксов в Фивах. На перекрестках, белевших в
лучах зари, не было ни души. Нет ничего мрачнее пустынных улиц при утренне
м свете.
Ничего не было видно, но что-то доносилось до слуха. Где-то неподалеку про
исходило таинственное движение. Все говорило о том, что близилась решите
льная минута. Как и накануне вечером, дозорных отозвали, на этот раз всех д
о одного.
Баррикада была укреплена сильнее, чем при первой атаке. После ухода пяти
повстанцев ее надстроили еще выше.
Опасаясь неожиданного нападения с тыла, Анжольрас, по совету дозорных, о
бследовавших район рынка, принял важное решение он велел загородить узк
ий проход переулка Мондетур, который до сих пор оставался свободным. Для
этого разобрали мостовую еще вдоль нескольких домов. Таким образом, барр
икада, перегородившая три улицы каменной стеной Ч спереди улицу Шанвре
ри, слева Лебяжью и Малую Бродяжную, справа улицу Мондетур, Ч стала почти
неприступной; правда, защитники ее оказались наглухо запертыми. У нее бы
ло три фронта, но не осталось ни одного выхода.
Ч Не то крепость, не то мышеловка, Ч сказал, смеясь, Курфейрак.
У входа в кабачок Анжольрас велел сложить в кучу штук тридцать оставшихс
я булыжников, «вывороченных зря», как выразился Боссюэ.
В той стороне, откуда ждали нападения, стояла такая глубокая тишина, что А
нжольрас приказал всем занять боевые посты.
Каждому выдали порцию водки.
Нет ничего необычайнее баррикады, которая готовится выдержать атаку. Ка
ждый устраивается поудобнее, точно на спектакле. Кто прислонится к стене
, кто облокотится, кто обопрется плечом. Некоторые сооружают себе скамью
из булыжников. Здесь мешает угол стены Ч от него отходят подальше; там вы
ступ Ч надо укрыться под его защиту. Левши в большой цене: они занимают ме
ста, неудобные для других. Многие устраиваются так, чтобы вести бой сидя. В
сем хочется найти положение, в котором удобно убивать и покойно умирать.
Во время роковой июньской битвы 1848 года один повстанец, одаренный необыча
йной меткостью и стрелявший с площадки на крыше, велел принести себе туд
а вольтеровское кресло; там его и поразил залп картечи.
Как только командир приказал готовиться к бою, беспорядочная суета на ба
ррикаде тотчас прекратилась: перестали перекидываться словами, собира
ться в кружки, перешептываться по углам, разбиваться на группы. Все, что бр
одило в мыслях, сосредоточилось на одном и превратилось в ожидание атаки
. Баррикада перед нападением Ч воплощенный хаос; в грозный час Ч воплощ
енная дисциплина. Опасность порождает порядок.
Лишь только Анжольрас взял свой двуствольный карабин и занял выбранный
им пост перед отверстием в виде бойницы, все замолчали. Вдоль стены, сложе
нной из булыжников, раздалось легкое сухое потрескивание. Это заряжали р
ужья.
Несмотря ни на что, все держались более гордо и более уверенно, чем когда-
либо: предельное самоотвержение есть самоутверждение; надежды ни у кого
не оставалось, но оставалось отчаяние. Отчаяние Ч последнее оружие, ино
гда приводящее к победе, как сказал Вергилий.
1 2 3 4 5 6 7