– Если будете препираться, я промою рубку забортной водой, – пригрозил корабль.
– Черт вас всех дери! – рявкнул Кребдюшин и отправился в свою каюту.
Время шло, а в мире ничего не менялось. Двунадесятый Дом часами просиживал в командной рубке, впустую слушал эфир. Ни на одной из тахионных частот ФФФукуараби не звучало ни слова о Тиугальбе и нападении термопсисов на войска Карантина. Совет Домов Симбионтов онемел. Непейвода нервничал все больше.
Подвыпивший Кребдюшин, пошатываясь, притопал в рубку и сказал:
– Похоже, муравейники нас кинули. Фраза повисла в гулкой, пугающей тишине.
– Что, если термопсисы смогли внести помехи и исказили смысл моей депеши? – вопрошал муравейник, словно уговаривая сам себя. – Надо повторить передачу. Чтоб быть абсолютно уверенными…
– Я против, – буркнул полукровка.
Он успел залечить лицо. Стоял перед экраном, как перед зеркалом, и вращал головой вправо-влево, пытаясь разглядеть свое отражение. Залечивая физиономию, Кребдюшин решил заодно слегка улучшить свою внешность. И сейчас он ощупывал классический римский нос, гладил ставший волевым подбородок. А еще полукровка малость перестроил связки. Поэтому он мог повторить глубоким, внушительным голосом:
– Я против. Никаких помех не было. Кто хотел, тот услышал. Проблема в другом…– Он не договорил, выдерживая драматическую паузу.
Поменяв облик, Кребдюшин как будто надеялся изменить и свою личность, став более мудрым, волевым, решительным.
«Горбатого могила исправит», – подумал муравейник, барабанивший по подлокотнику кресла, и спросил:
– В чем же?
– Они сговорились. За те самые два с половиной часа. Я что, вчера родился? – все сильней распалялся полукровка. Новый облик ему не помог. – Я что, не знаю чиновные души? У них генетическое родство – где бы они ни родились. Единственная извилина и одна на всех мысль: давить такое быдло, как мы. Мы для них – ничто, пыль под ногами. И все их слова, все лозунги, увещевания – ложь. Они сотрясают воздух, чтобы дурачить исполнителей. Таких, как мы. Толкнуть речугу, поклясться родной мамой и повести радостных бычков на заклание.
Муравейник его не перебивал, хоть злобны и горьки были слова Кребдюшина. Кое в чем полукровка, несомненно, был прав. «Оболтус» демонстративно поскрипывал переборками, ведь его мнение никто не спрашивал.
И тут в рубку, пошатываясь, прибрел Рассольников. Первые сутки напролет он проспал без задних ног, а на вторые решительно встал с койки вопреки протестам кибердиагноста.
– Буду валяться – совсем раскисну. Подъемным краном не сдвинешь, – объявил археолог, войдя в дверь. Рухнул в кресло и долго не мог отдышаться.
Полукровка встрепенулся и тотчас ему доложил:
– Муравьиный Совет получил нашу депешу, обещал все исполнить, и вот до сих пор ни ответа, ни привета. Они нас предали.
Двунадесятый Дом внимательно оглядел напарника и произнес севшим, хриплым голосом:
– Если бы речь шла только о нашей судьбе – я бы поверил во что угодно. Но ведь горшок больше всего на свете нужен Совету… Надо повторить передачу.
– Когда мы были на ФФФукуараби, уже могли убедиться, что Царицы у вас нужны далеко не всем. Баталии там идут подковерные…– пробурчал себе под нос Платон. Почесал висок, размышляя. – Придется рискнуть. Вдруг депеша попала не к тем.
И вот «Оболтус» во второй раз вынырнул из океанских глубин, чтобы пульнуть в небеса тахионным посланием. Пульнул, и в тот же миг с орбиты рубанули лазерные лучи. Срезав верхушку антенны, они вскипятили воду слева от кораблика.
«Оболтус» заполнил цистерны и нырнул, погружаясь с максимальной скоростью. У термопсисов по-прежнему не было глубинных бомб, зато случилось самое худшее: один из корветов сбросил-таки умную торпеду, и она ринулась вдогон кораблику.
Длинное черное тело пронзило облачный слой. Раскрылся парашют, тормозя падение. Сигара с намалеванной на носу оскаленной пастью плавно опустилась на воду. К этому времени «Оболтус» был уже далеко от точки передачи. Но торпеда обладала трехкратным превосходством в скорости и поистине дельфиньим чутьем. Она догонит кораблик – можно не сомневаться.
– За нами хвост, – обнаружив погоню, объявил корабельный мозг. – Что будем делать?
– А отвязаться никак? – испуганно моргнув, вякнул Кребдюшин. Вся его внушительность враз куда-то подевалась.
– Я дал полный вперед, но через пять минут мы испаримся, – прояснил ситуацию «Оболтус». – Это «касатка». Там боеголовка серьезная. Ложными целями не обманешь, щитом не закроешься. Насквозь видит.
Непейвода молчал. Все его кибермушиные облака были давно израсходованы. А вот археолога осенило и он воскликнул:
– Надо делиться пополам! Немедля! Пусть торпеда клюнет на пустышку. В худшем случае наши шансы – пятьдесят на пятьдесят…
– Я не успею…– простонал корабельный мозг.
– Должен!-рявкнул Рассольников.
Слишком быстрая метаморфоза – штука очень болезненная. И все же не один биомех от боли еще не умирал.
– Не трусь! – поддержал напарника Дом. – Смерть все равно больней.
…Раскалившийся от колоссального выброса тепловой энергии, потерявший две трети скорости кораблик был похож на делящуюся амебу. Он ужасно спешил и все равно опаздывал. Перемычка между двумя «Оболтусами» утончалась на глазах. Кораблик тужился и кряхтел, потом закричал, как настоящая роженица. Половинки словно взрывом разбросало в стороны.
Настоящий «Оболтус», в отличие от пустышки, теперь вовсе не походил на подлодку. Он должен был выглядеть жалким и ни на что не годным. Чтобы обмануть торпеду, слабый и медлительный «Оболтус» будет судорожно отгребать в сторону, а снабженная более ходким движком пустышка пойдет на глубину.
Торпеда вот-вот будет здесь. Сгрудившись в рубке, которая превратилась в тесную каморку, четверка ждала решения своей судьбы. Пустышка включила форсаж и рванула с места в карьер, быстро скрывшись из виду. На этой глубине вода была черного цвета. За бортом ни пятнышка света и никакой живности – рыбы, креветки или моллюска. Подходящее место, чтобы отдать богу душу.
За передвижениями торпеды можно было наблюдать на трехмерном экране сонара. Обнаружив, что цель разделилась пополам, «касатка» резко сбавила ход и замерла. Она оценивала ситуацию, а четверка сидела, затаив дыхание, словно торпеда могла ее услышать.
Платону представилось, как торпеда водит носом, принюхиваясь, и-и… не может выбрать цель. «А ведь у нее нет разделяющейся боеголовки! – сообразил он. На лбу выступила испарина. – А могла и быть…»
Археологу пришла в голову еще одна мысль, и он крикнул корабельному мозгу:
– Дернись маленько! Сделай вид, что пытаешься удрать, а силенок не хватает.
Это было нетрудно. «Оболтус» дернулся самую малость, заработал винтом. Дескать, пустышка хочет показать, что она – не пустышка. «Сейчас торпеда все неправильно поймет, – подумал Рассольников, – и ка-ак вдарит…»
Торпеда водила носом считанные секунды, но они показались Платону вечностью. «Так ведь и поседеть можно», – успел подумать он, и тут «касатка» приняла решение. Она плюнула на жалкий обрубок подлодки и ринулась за той половинкой, что полным ходом уходила на глубину.
Сто килограммов самой лучшей взрывчатки против дрожащего от ужаса куска мяса и кожи. Бамс! Взрыв разорвал пустышку на мелкие кусочки. Слабенький «Оболтус» ударила в днище круговая волна, качнула. И этот удар был самым счастливым ударом в их жизни.
– А-а-аа!!! – вопил Кребдюшин Капоте, обнимая Платона Рассольникова. – Ооо!!!
– Все-е-о!!! – вторил ему Платон. – Живе-ем!!!
– Юстус-хиусс! – восторженно сипел и ерзал на полу разумный гриб, намазывая на спинку кресла белесые пахучие нити. – Юссс!
И только Двунадесятый Дом молча сидел в кресле. Он вцепился в свою драгоценность с такой силой, будто золотой горшок пытались вырвать у него из рук.

Глава 21
Полная заморозка


«Что может быть приятней, чем обложиться кусками чистейшего полярного льда в лютую тропическую жару? Сменить адское пекло на живительную прохладу, а потное бикини на элегантную шубу из псевдонорки?
Покупайте кондиционеры компании „Норд Стар", сделанные на основе новейших военных технологий! Они создадут благодатный оазис в любом уголке Галактики!»
Документ 21 (рекламный ролик)

На сей раз ответ с ФФФукуараби пришел гораздо быстрее. Текст его гласил:
– Повторяем строжайший приказ. Ничего не предпринимай. Затаись и жди подмоги, – перевел Непейвода.
– И ради чего мы рисковали жизнью? – воскликнул Платон. – Они предали тебя. Продали Лиге. С потрохами. – В очередной раз столкнувшись с вероломством власть имущих, он чувствовал бессилие и злость.
Кребдюшин размашисто кивал головой в такт его словам. В кои-то веки у него нашелся союзник. А Двунадесятый Дом сидел, понурив голову и очень по-человечески кусая губы. При этом хрустели и сыпались ему на грудь половинки раскушенных «муравьишек».
Откуда было знать Дому, что Совет Безопасности Лиги перехватил их первую депешу и тотчас предупредил руководство ФФФукуараби, чтобы оно держало язык за зубами? Если его требования будут выполнены, Совбез обещал уничтожить эскадру термопсисов. Ни о каком задержании и суде речь не пойдет – полное и безоговорочное истребление. А значит, позиции планеты муравейников укрепятся. И сейчас с ближайшей базы военного флота Лиги к Тиугальбе скакала через подпространство ударная эскадра во главе с Большим Доктором. Сам по себе корабль «Николай Пирогов» был невелик – построен на базе серийного корвета, но он нес оружие Судного Дня – излучатель, вызывающий вырождение пространства. Зона полного вырождения превышала триллион кубических километров. Большой Доктор способен за доли секунды уничтожить любой космический флот, любую планету и даже любую звезду.
Гораздо чаще на флоте используют Малых Докторов. Это особый тип торпед – самоходные контейнеры с вырожденным пространством. Или же применяют вместилища покрупнее – корабли-брандеры.
Торпедами и брандерами управляет кибермозг или оператор, отдающий команды по тахионной связи. Их направляют на вражескую планету или в центр неприятельской эскадры, прикрывая шквальным огнем и нанося противнику отвлекающие удары. Если торпеды и брандеры добираются до цели или их подбивают невдалеке от нее, контейнер открывается, и вырожденное пространство выплескивается наружу, на тысячи километров окрест меняя мировые константы, уничтожая фундаментальные законы физики. Ничто не может уцелеть после такого удара. Материальные объекты тают и текут, как теплое мороженое, огромные массивы вещества испаряются, словно вода под палящими лучами солнца. А любые сложно организованные структуры распадаются даже на краю зоны вырождения.
Помолчав, археолог успокоился и изрек тоном, не терпящим возражений:
– Ты сказал: «Надо повторить передачу». Мы это сделали. Вопрос исчерпан. «Оболтус» отрастил себе новую антенну. Теперь мы сами сообщим Галактике о том, что здесь происходит. Мы, в конце концов, обещали головастикам!
– Я уверен: к горлу ФФФукуараби в который раз приставили нож, – медленно проговорил Непейвода. На него было жалко смотреть. Клеточки тряслись и дождем сыпались на колени и на пол. Он перестал держать тело. – Политика Лиги по отношению к нам – непрерывный шантаж и очень редкие компромиссы. Мы ничего и никогда не можем делать свободно. И сейчас бездействие Совета Домов Симбионтов наверняка вынужденное. Начни мы сейчас действовать на свой страх и риск, как пить дать сорвем хрупкую дипломатическую договоренность и принесем моей планете непоправимый вред.
Но кого интересовали его доводы?
– Ты хочешь, чтоб мы ждали у моря погоды и в конце концов были раздолбаны термопсисами! – брызгая слюной, крикнул Кребдюшин. Он побагровел, утратив остатки римского аристократизма и гордой осанки.
– Я не предлагаю сидеть сложа руки, но радировать нельзя, – ощетинился Дом. – Ждать помощи не приходится, надо выбираться отсюда самим. Мы должны выскочить с планеты тихо, как мышки.
– У тебя есть план? – спросил Платон.
– Нет, – глядя ему в глаза, ответил муравейник.
– Пока что мы проверяем, у кого крепче нервы, – раздумчиво заговорил археолог. – Кто кого пересидит. То ли мы психанем и сунемся под огонь, то ли эскадра не выдержит и даст деру. Время работает против нее – когда-нибудь Лиге Миров придется двинуть сюда корабли. Но и «Оболтусу» нельзя опоздать со взлетом – иначе мы сами на них напоремся. От флота Лиги пощады не жди. Все непрошеные свидетели будут уничтожены – еще скорей, чем сами виновники.
– Они ударят по эскадре термопсисов, а заодно сотрут в порошок Тиугальбу – вместе со всеми ее проблемами, – подхватил его мысль Непейвода. – Одним выстрелом – двух зайцев.
Замолчали. «Оболтус» воспользовался паузой. Было время обеда. По переборке пошли волны, в ней открылось окошко, и высунулись тонкие псевдоподии с подносами для каждого из четверки.
Платон получил яичницу с ветчиной на огромной тарелке, помидорный салат со сметаной и пол-литровую банку джина с тоником. Кребдюшину достались его любимые корнишоны с трепангами и стакан самогонки. Непейвода ест всегда одно и то же. На сей раз личинки гусениц были слегка поджарены и похрустывали румяной корочкой. А гриб сосал через трубочку из здоровенной колбы какое-то мутное пойло. Наверняка, сок деревьев, на корнях которых поселяется мицелий.
Какое-то время все четверо сосредоточенно насыщались. Первым не выдержал полукровка и, не дожевав огурчик, воскликнул:
– Надо сваливать, а не жрать! Думайте скорей!
– Думай сам! – рявкнул Рассольников. Он терпеть не мог, когда ему мешают подкрепиться. – Каждый метр атмосферы просвечивается и простреливается.
– Даже если бы «Оболтус» мог отпочковать еще одного детеныша, – начал размышлять вслух Двунадесятый Дом, – термопсисы способны уничтожить разом сотню таких корабликов.
Народ дожевывал без прежнего удовольствия, с усилием ворочая мыслями. И мысли отчетливо шуршали в головах – особенно у Непейводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45