— У него все же теплилась надежда, он на что-то рассчитывал.
Аввакум покачал головой и повернулся к широкому окну — на улице начинало темнеть, шел дождь.
— Странно в таком случае, как вы могли допустить эту ошибку, раскрывая скобки, — тихо проговорил профессор.
— Видимо, это чистейшая случайность, — сдержанно рассмеялся Аввакум.
Внизу послышался звонок. Толстяк повар, встречая кого-то, громко захохотал.
7
Так Аввакум попал в дом профессора математики Найдена Найденова. Вроде бы совсем непреднамеренно; ведь если вспомнить причину его посещения, то она была поистине пустяковой, в жизни подобные причины часто находятся всего лишь на ступеньку выше простой случайности. Возвращаясь однажды из лесу — это было приблизительно за месяц до его первой встречи с профессором, — Аввакум заметил, что из дома профессора вышел человек, как будто чем-то ему знакомый. Темнота помешала разглядеть его лицо; к тому же у него была надвинута низко на лоб шляпа. Человек торопливо завернул в первый переулок, где его ждала машина со светящимися подфарниками. В момент его приближения шофер включил мотор и открыл дверцу. Не успел человек опуститься на сиденье, как машина тронулась.
Аввакум не мог разглядеть ни лица, ни номера машины. Но фигура человека, манера носить шляпу, его походка были Аввакуму удивительно знакомы. Машина же была «татра» — он определил ее лишь по контурам кузова и по шуму двигателя. Если это действительно тот человек, о ком он подумал, го что у него могло быть общего с парализованным' ученым, вышедшим на пенсию? Подобный визит не мог не вызвать удивления. А «татра» как здесь очутилась? Ведь с «татрой» тот человек как будто бы не имел дела?
Но вскоре Аввакум перестал думать об этом случае. По крайней мере, он решил больше о нем не думать. Раз его отстранили от оперативной работы, ему не следует даже чисто любительски заниматься подобными вещами. К дисциплине он относился уважительно, но на некоторые ее формальные моменты смотрел со скептичной иронией.
При всех обстоятельствах едва ли можно было утверждать, что именно случайная встреча с «тем» человеком побудила Аввакума завязать знакомство с профессором. А эта его ошибка с раскрытием скобок — можно ли се назвать чистой случайностью? Вольно или невольно, но начиная с этого дня Аввакум стал частым гостем в крайнем доме по улице Латина.
А она, Прекрасная фея, словно предчувствовала, что в этот вечер ей суждено встретиться с таким необыкновенным человеком. Она надела скромное голубое платье из шелковой тафты — оно удивительно хорошо сочеталось с ее золотистыми волосами, похожими по цвету на вскипевшую под знойным солнцем сосновую смолу. Плотно облегающее платье без декольте еше более подчеркивало совершенные формы ее изящной фигуры. Впрочем, сознавая свое обаяние, она, как всякая молодая женщина, не могла все же не показать себя. Ее нежные тонкие руки были обнажены до плеч, но они не так подчеркивали ее женственность, как обтянутая платьем фигура. С виду спокойные и сдержанные, руки ее, казалось, предварительно обдумывали каждое свое движение.
Приколов на груди небольшую белую розу, она слегка надушилась тонкими духами, а помада, собственно, и не понадобилась, ее губы и без того напоминали яркую гвоздику.
Профессор мог и не называть ее имени, Аввакум без труда узyал Марию Максимову, как только она появилась в дверях.
— О, — воскликнул он, поднимаясь со стула, — возлюбленная деревянного принца! — и фамильярно протянул ей руку.
Мария принадлежала к той категории женщин, которые не привыкли, чтобы мужчины в общении с ними сохраняли сдержанность и официальный тон.
Аввакум видел ее в роли принцессы в балете Бартока «Деревянный принц». Тщеславная и легкомысленная красавица позволила себе влюбиться в коронованную особу с княжеской мантией на плечах, нисколько не смутившись тем, что человек этот деревянный. Простой смертный ее не интересовал, хотя он и молод — что проку от его молодости, раз у него нет ни короны, ни княжеской мантии.
И на такое оказалась способной эта женщина с белой розой на груди, в этом платье, так отчетливо обрисовывавшем ее бедра.
— Да, — подтвердила она, неторопливо протягивая ему свою маленькую, изящную руку. — Верно, возлюбленная деревянного принца. Я и есть та самая дура.
Она почему-то не особенно спешила вынуть свою руку из его руки. Как будто рука Аввакума была ей очень знакома. Профессор кашлянул.
— А это мой племянник Хари, — сказал он, кивнув в сторону мужчины, стоящего несколько поодаль и смотревшего в окно, притом довольно напряженно, как будто там, за стеклом, в любую минуту могло произойти что-то интересное и важное. Но на улице было темно — стекло упиралось в непроницаемую стену ночи. — Хари, — повторил профессор. — Харалампий Найденов, художник.
— Прикладное искусство, — вставил Хари, не отрывая глаз от окна.
— Все равно художник. Он мой племянник. А эта красавица — его невеста. Познакомьтесь!
Они обменялись рукопожатием. У Хари рука была мягкая и влажная.
— Я ваше имя слышу не впервые, — сказал Аввакум. Хари кивнул с безразличным видом.
— А наш новый знакомый — археолог, — продолжал профессор. — Археолог и математик-любитель.
— Ну, — сказала Мария, — не завидую вашей профессии. Вечно копаться в каких-то руинах, возиться со всякими там скелетами — разве это не противно?
— Вы смешиваете археологию с антропологией, — заметил Аввакум. — Всякими там скелетами занимаются антропологи.
— Я ошиблась! — весело рассмеялась Прекрасная фея. Однако ошибка эта, как видно, нисколько ее не смутила. — Верно, антропология занимается скелетами, пардон. Но что особенного? Мы в балетном училище ничего такого не изучали. Никаких скелетов.
— И слава богу! — одобрительно заметил Аввакум. Смешивая науку о древностях с наукой о давно вымерших предках человека, Мария нисколько не теряла своей прелести. Ее глаза, которым, вероятно, не был знаком стыд, смотрели открыто — словно глаза дикарки, не стесняющейся своей наготы в присутствии мужчин.
— А вот вы можете мне ответить, что такое, например, «па-де-труа» или «па-де-шез»? — продолжала щебетать Прекрасная фея. — Впрочем, откуда вам это знать? — Строгие, властные и как будто видящие все насквозь глаза Аввакум вызвали в ней какую-то неестественную оживленность. — Или, скажем, что такое «пируэт»?
— Впервые слышу это слово! — смеясь, воскликнул Аввакум.
— Какое невежество! — ахнула Мария. — А вы смеетесь надо мной, что я не разбираюсь в какой-то там антропологии! Смотрите, сейчас я вам покажу, что такое «пируэт». Смотрите и мотайте на ус!
Она вышла на середину комнаты, подняла выше колен подол своего платья и, встав на носки, стремительно закружилась. Это было великолепно! Аввакум даже не смог сосчитать, сколько оборотов она сделала. Ее ноги напряглись, как натянутые струны, и блестели, — чулки она подобрала под цвет кожи. Да и сверкающая голубизна платья усиливала их блеск.
— Чудесно! — с пафосом воскликнул профессор, не в силах сдержаться. — Чудесно, моя девочка! — повторил он. — Хочешь, я объясню математически, как это получается?
— О, дядя, какой же вы!.. — разведя руками, сказала Прекрасная фея. — Не утруждайте себя! — Она подошла к старику и нежно поцеловала в щеку.
— Я тоже могу объяснить математически, как это происходит, — заявил Аввакум. Он, разумеется, шутил.
Глаза их встретились. В ее взгляде был упрек: как-никак тут находится ее жених, и даже такой невинный намек на поцелуй мог показаться бестактностью.
«Она решила, что я сказал всерьез», — подумал Аввакум, однако это маленькое недоразумение нисколько его не огорчило. Он перевел взгляд на жениха. Хари спокойно сидел на своем месте и мастерил у себя на коленях из золотой цепочки какие-то фигурки. Он был так поглощен своим занятием, что, возможно, и не заметил «пируэта» своей невесты: его бледное, чуть припухшее лицо не выражало ни ревности, ни восторга. Уж не дремлет ли он?
— А теперь мой жених покажет вам, на что он способен, — сказала Мария. Она была неутомима в этот вечер. — Вот посмотрите, он настоящий волшебник! Да, Хари? — Она обняла его за шею, прижалась грудью к его плечу и стрельнула глазами на Аввакума. — Да, Хари? — повторила она. — Ну-ка, покажи им свое искусство!
Она уговаривала его, словно капризного ребенка.
— Ладно, — сказал Хари и, освободившись от ее объятий, тяжело вздохнул. Затем поглядел на Аввакума, будто хотел сказать ему: «Не будьте к ней слишком строги, она того не стоит», — и спросил у невесты: — Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Человечков.
Хари пожал своими покатыми плечами.
Тем временем Мария подбежала к письменному столу и нажала на кнопку звонка.
— Вы у нас сегодня кое-чему научитесь, — сказала она, задорно глядя на Аввакума. — Вам такое предстоит увидеть!.. Вы даже не представляете…
— Человеку никогда не поздно учиться, — примирительно заметил Аввакум.
У двери снова появился толстяк повар. На сей раз он был без халата и важно пыжился в своем вылинявшем гусарском мундире времен Франца-Иосифа, с потертыми аксельбантами, но зато со сверкающими пуговицами, надраенными не иначе как с помощью питьевой соды. Повар стоял у дверей, вытянувшись в струнку, и не сводил глаз с Прекрасной феи.
— Боцман! — крикнула она, подбоченясь. — Когда же ты засвидетельствуешь нам свое почтение?
— К вашим услугам, ваше благородие! ~ отрапортовал бывший кок. Его толстая физиономия вдруг приняла строгое, даже свирепое выражение.
— Боцман, — снова обратилась к нему Мария, кивнув в сторону Аввакума. — Если я прикажу тебе привязать этого человека к главной мачте корабля, ты это сделаешь?
— Сделаю, ваше благородие! — твердо ответил «боцман» с видом человека, у которого слово не расходится с делом и который знает, говорит. Но, взглянув краешком глаза на Аввакума, он добавил: Только вы, ваше благородие, лучше велите мне этого не делать, а то как бы его милость не вышвырнул всех нас за борт, честное моряцкое слово!
— Вот как?! — воскликнула с напускным удивлением Прекрасная фея, и в голосе ее прозвучало истинное удовольствие. — Неужто он та-кой страшный, этот человек?
— Морской волк, — убежденно ответил «боцман». — У меня, ваше благородие, глаз наметан, я узнаю людей с первого взгляда. С какими только типами мне не приходилось иметь дело в свое время!
— Ладно! — махнула она рукой. — Не станем его привязывать к мачте. Честно говоря, у меня нет особого желания очутиться за бортом. — Она улыбнулась и умолкла на минуту. — Но ты, боцман, все еще не сказал, чем собираешься засвидетельствовать свое почтение.
— Отменным шницелем, ваше благородие! Золотистым, с хрустящей корочкой, с картошкой, — поджаренной на чистом сливочном масле!
— Я удовлетворена, — одобрительно кивнув, сказала Прекрасная фея. — Готова поглотить трое «почтение» с огромным аппетитом. Сегодня я голодна как никогда. А пока сходи вниз и принеси нам немного крутого теста.
Когда приказ был выполнен, Хари принялся демонстрировать свое искусство. Меньше чем за пять минут он сделал из геста и обломков спичек две фигурки. Одна из них изображала балерину, которая, довольно беззастенчиво задрав юбку, делала «пируэт». Несмотря на то, что это был гротеск, фигурка очень напоминала Прекрасную фею. Другая фигурка, которую он почернил, настрогав графита со своего карандаша, представляла собой рослого мужчину в широкополой шляпе и в свободном пальто. Человек сутулился, но голову держал прямо, с мрачным видом глядя перед собой. Да и весь его облик был до того мрачен, что ничего хорошего не сулил.
— Балерина — это, конечно, я! — заявила Прекрасная фея, разглядывая фигурку с неподдельным чувством радости. Нескромно поднятая юбка не производила на нее никакого впечатления. Она даже не замечала этого. — Очень похожа на меня, — смеялась Мария, вертя в руках миниатюрную балеринку — Здорово подметил. Ювелирная работа! — Остановив затем взгляд на фигурке мрачного человечка, Мария приумолкла.
— А этот субъект, видать, не слишком счастлив, — сказал профессор.
— Вы находите? — Прекрасная фея хлопнула в ладоши. Ей хотелось, видно, сказать что-то очень серьезное, и она напоминала в эту минуту школьника, который собирается удивить учителя необыкновенно умным ответом. Но ответ никак ей не давался и она беспомощно опустила руки. — Не знаю, — вздохнула она. — Если бы у этого человека вместо пальто была на плечах черная мантия, а на голове какой-нибудь шлем или просто черный платок, ею можно было бы принять за вестника смерти из какого-нибудь классическою балета. Вы согласны? Аввакум весело расхохотался. Смех его, хоть и недолгий, прозвучал как-то не к месту.
Мария удивленно взглянула на него. Может, ей следует обидеться? разве можно не обращать внимания, если прерывают принцессу — пусть даже она принцесса из балета «Деревянный принц» — и ни с того, ни с сего начинают смеяться. С какой стороны ни посмотреть, это выглядит неприлично. Но пока Прекрасная фея раздумывала, обидеться ей или не стоит, ее вдруг осенило — она остановила взгляд на Аввакуме, и лицо ее постепенно прояснялось. Как будто пришел наконец в голову тот необыкновенно умный ответ.
— Да ведь это вы! — воскликнула Прекрасная фея. Радость открытия была столь велика, что Мария захлопала в ладоши и, подбегая то к профессору, то к жениху, твердила: — Ведь это же он, ну конечно, он, разве не так? Ну-ка, встаньте, пожалуйста! — Она подбежала к Аввакуму и положила ему на плечи руки. — Ну, встаньте же! — попросила она вторично.
Аввакуму не оставалось ничего другого, как повиноваться. Мария вся благоухала, на груди у нее белела роза, нежная шея манила своей свежей прелестью.
— Верно, это он, — согласился профессор. — Хари здорово его запечатлел. Похож. Только почему он вырядил его в такое странное пальто и в шляпу с широченными полями»
— Почему? — произнес Аввакум, усаживаясь на свое место. Он невольно прикоснулся к руке Прекрасной феи чуть выше локтя. Она этого не заметила и не отвела руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19