https://wodolei.ru/catalog/leyki_shlangi_dushi/shtangi/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


OCR Busya
«Кингсли Эмис «Один толстый англичанин»»: Азбука-классика; С-Пб; 2003
Аннотация
«Один толстый англичанин» – очень смешное и язвительное произведение, в котором нравы и быт американских интеллектуалов увидены как бы извне – глазами стареющего, но обуреваемого непреоборимым стремлением к любой особи женского пола англичанина, служащего литературным консультантом престижного лондонского издательства.
Кингсли Эмис
Один толстый англичанин
Глава 1
– Что он за человек?
– Да неплохой вроде парень, должен тебе понравиться. Хохочет, только палец покажи. Хотя особым чувством юмора не отличается. Слишком датчанин.
– Хочешь сказать, потому и не отличается чувством юмора, что слишком датчанин?
– Не обязательно, но какая-то связь тут безусловно есть. Скандинавы – славные люди, но остроумием никогда не блистали, согласен? Тут они не лучше немцев. Однако я то имел в виду, что при жене он норовит казаться датчанином из датчан. А она почти всегда при нем. У меня такое впечатление, что для него очень важно изображать датчанина. Видишь ли, она считает себя американкой, а как он говорит, она датчанка.
– Так кто же из них прав?
– В каком-то смысле правы оба. Формально она датчанка. Родилась в Дании, но родители привезли ее сюда, когда ей не было и десяти. Они обосновались то ли в Айдахо, то ли в Айове, то ли еще где. В двадцать один или двадцать два она поехала на родину, погостить, встретила Эрнста, вышла за него и осталась там. Он тогда как раз получил место на факультете, как это у вас тут называется, в Копенгагенском университете. Через несколько лет взял годичный отпуск и приехал сюда, в Будвайзер, преподавать; Элен и детей, конечно, привез с собой. Так что она – американская подданная, большую часть жизни прожившая не в той стране, в которой родилась. Забавно, что…
– Разве так важно, датчанка она или американка?
– Ну еще бы, а ты разве так не считаешь? По-твоему, подобные вещи не имеют большого значения? Как бы то ни было, в данном случае уж точно имеют. Он говорит, что она хочет остаться здесь. А сам он за то, чтобы вернуться обратно следующим летом, когда кончится его контракт. Если не раньше. Не по душе ему.
– Будвайзер?
– Вообще все. Он чувствует себя здесь очень…
– Давно он в Штатах?
– Месяца полтора, но…
– Он впервые здесь?
– Да. Однако не забывай, Джо, люди теперь многое могут узнать об Америке до того, как приедут сюда, – по фильмам, телешоу, по всяким там поющим крошкам-мультяшкам, да хоть бы по тому странному роману, о котором ты что-то такое говорил, от наезжих американцев и так далее…
– Узнать? Многое? И как ты думаешь, насколько верное после всего этого у них создается представление об Америке?
– Ну… все-таки какие-то первые сведения они получают.
– Принести еще?
– Спасибо, плесни, только самую малость.
Расспрашивавший, долговязый худой пятидесятилетний американец, Джо Дерланджер, отошел к раздевалкам, перед которыми был накрыт столик со спиртным. Другой, невысокий толстяк-англичанин лет сорока, Роджер Мичелдекан, сел и, секунду подумав, стащил с себя коричневый с черным твидовый пиджак. Даже у бассейна, в тени деревьев можно было спечься от жары, просто непозволительной для последней недели октября. Щекочущие струйки пота стекали у Роджера по макушке, покрытой редкими рыжими волосами. Бежали под согнутыми коленями. Стоило двинуть ногами, и слышался чмокающий звук. Он с радостью скинул бы не только пиджак, но понимал, что при его фигуре лучше не слишком разоблачаться. Грудь, например, была бы приемлемой, если б он вдвое похудел или поменял пол. Складки на боках и ляжки были такие, что без помочей никуда. Подумав немного, он все же отстегнул их и, свернув, сунул в карман. Шириной в добрых два дюйма, алого цвета, с ярко-синими рыбками, они были довольно удобны в домашней обстановке, но здесь выглядели вызывающе.
Хотя обычно Роджер не считал себя обязанным идти даже на малейшую уступку манерам и вкусам американцев, сегодня ему не хотелось выглядеть вызывающе. Не хотелось и выставлять на обозрение обширные свои телеса, так что, ничего не поделаешь, приходилось соблюдать приличие в одежде ровно настолько, чтобы не получить тепловой удар. Расстегнув верхние пуговицы на рубашке, он отлепил ее от тела, дунул под нее раз-другой и вновь застегнулся.
Появился Джо Дерланджер с двумя большущими стаканами джина с тоником. На нем была желтая махровая тенниска навыпуск и то, что Роджер назвал бы длинными пляжными шортами, кроем напоминавшие чехол для пишущей машинки. На ногах – нечто на резиновой подошве, называвшееся, насколько он слышал, теннисными туфлями. И больше, не считая природного покрова в виде голубовато-седой поросли на руках и икрах, на нем ничего не было. Взглянуть на него, так скажешь, что сейчас градусов на двадцать прохладней. Пусть ему всегда так везет, подумал про себя Роджер. Или лучше – мне. Если из-за жары нужно одеваться как малое дитя, я предпочитаю париться.
С заговорщицким видом, словно главарь банды, раздающий патроны перед выходом на дело, Джо протянул Роджеру стакан.
– Чем конкретно он занимается, этот Эрнст Банг? Так, кажется, его зовут? Банг? А, да какая разница. Так чем?
– В некоторых Скандинавских странах это довольно распространенное имя. Он филолог. Разумеется, германист.
– Филолог? Это что, слова да звуки?
– Они самые. Эрнст в некотором роде авторитет, дока по части северогерманских языков, особенно раннеисландского и фарерского.
– Ничего себе! Но скажи, кому понадобилась эта раннеисландская мура в таком месте?… Погоди-ка минутку.
Он повернулся на стуле и поглядел на проселочную дорогу, что сворачивала от шоссе к дому.
По ней, волоча за собой тучу пыли, двигалась зеленая с коричневым машина.
– Это, должно быть, они. – Джо встал и, обернувшись к дому, гаркнул во все горло: – Грейс! Грейс! Они приехали!
– Слышу, – раздался в ответ голос, по крайней мере, столь же зычный и всего на терцию выше.
– Ну пора, пошли.
– Иду.
Джо, набычившись, двинулся к навесу, вытащил еще несколько стульев и расставил вдоль бетонной дорожки у бассейна. Он проделал это со столь свирепым видом, словно был укротителем, а стулья – дикими зверями, и если бы им вздумалось проявить малейшее неповиновение, наказание воспоследовало бы немедленно. Роджер уже успел заметить, что Джо обычно так вел себя с окружающими предметами.
Среди семи смертных грехов Роджер признавал за собой грех чревоугодия, пьянства, любострастия, особенно же – несдержанности. Из случая с портфельным замком, который заело при первой встрече с Джо, он сделал вывод, что последнее в означенном списке – главный его враг. Не далее как сегодня утром Роджер, зайдя в ванную, увидел, что все полотенца концами накрепко привязаны к хромированной вешалке. Мокрые, узлы казались еще крепче. Он не мог понять, зачем это сделано, пока его собственное полотенце дважды не упало на пол со скользкой перекладины. Видимо, к людям у Джо было иное отношение. За исключением Роджера.
– Я хотел поговорить с тобой об этом парне, Ирвине Мечере, – сказал Джо, укрощая стулья. – Способнейший еврейский парнишка из Нью-Йорка. Шустрый донельзя. Учится в Будвайзере на младшем курсе. Уже преподает литературу и успел…
– На младшем курсе? То есть на первом?
– Нет, Роджер, у нас это предпоследний курс. А его роман – ты такой сногсшибательной вещи еще не видал, честно говорю. Прямо-таки до нутра пробирает. Он о том…
– Ты упоминал о нем вчера вечером.
– Да неужто? Ладно, завтра сам сможешь пролистать. Мы все от него просто без ума. Надеемся к апрелю издать.
– Какой аванс вы платите?
– Две тысячи. Может, две с половиной.
– Многовато для первого романа.
– Это показывает, что мы верим в чертову книгу. Ты ведь сможешь взять ее, а, Родж?
– К сожалению, должен сказать, что последние несколько книг начинающих американских авторов совершенно не имели успеха. Так что тут Совет настроен весьма скептически.
– Но эта в самом деле что-то выдающееся.
Разговор и подъезжавшая машина, которая была уже совсем рядом, усыпили бдительность Джо. Последние несколько стульев попытались было свалиться в бассейн. Джо резким движением вернул их на место, наподдав при этом коленом по спинкам. Они ответили визгом металлических ножек по бетону.
Роджер наблюдал за ним с невозмутимым видом, но внутри у него все клокотало.
– С удовольствием взгляну, – ответил он.
– Господи, куда провалилась эта женщина? – вслух спросил сам себя Джо. Откинулся назад всем своим длинным телом и заорал: – Э-эй! Где ты там! Иди сюда!
По гравию подъездной дороги, по скошенной траве газона к ним шли пятеро. Двое мужчин и женщина не были знакомы Роджеру. Другие двое, оживленно о чем-то разговаривавшие на ходу, были доктор Эрнст Банг, доцент кафедры лингвистики Копенгагенского университета, читавший там курс о датском языковеде Отто Есперсене, а в настоящее время приглашенный преподаватель Будвайзерского колледжа, и та, ради которой Роджер и оказался здесь.
Он успел вовремя подняться со стула и подобрать живот, начинавший чувствовать приятную наполненность – впечатляющее достижение для его ненасытной утробы. Нахлынувшие было воспоминания немедленно уступили внезапному и страстному желанию, когда он узнал эти русые, с прядями разного оттенка, волосы, эти узкие, но чувственные губы, стройную фигуру с тяжелой грудью, обтянутую белым платьем в мелкий сине-зеленый цветочек, длинные загорелые обнаженные ноги. За шестнадцать дней все так или иначе должно решиться, подумал он.
Последовали приветствия, представления. Более близкое знакомство с молодым человеком по имени Найджел Паргетер, которого пригласили, похоже, единственно потому, что он был англичанином, Роджер отложил на потом, если оно вообще понадобится. С юной американкой студенческого вида, чье имя он не расслышал, стоило познакомиться теснее. По меньшей мере. Она была смугла и похожа на иностранку, хотя и не сказать чтобы очень серьезна. К тому же излишне вертлява. Но было совершенно очевидно, что она девушка Ирвина Мечера.
Впоследствии Роджер вспоминал, как сразу и бесповоротно возненавидел автора «Неба мигунов». Когда-то давно столь же жгучую неприязнь он испытал к телепродюсеру, тоже американцу, на приеме в отеле «Мирабел». Тот тип на весь вечер завладел вниманием известного иезуита, на которого Роджер желал произвести впечатление, и даже обед его оплатил из собственного кармана: только вино обошлось в пять фунтов десять шиллингов. Как это было легкомысленно, не прислушаться к тому, что нашептывал внутренний голос.
Ирвин Мечер, веснушчатый шатен со стрижкой ежиком, одетый легко: в голубую футболку и тренировочные брюки, – ничем особенным не выделялся, кроме скучающего взгляда серых глаз. Этот взгляд как бы говорил, что здесь не на что смотреть, разве что попадется нечто совсем необычное. Подобное высокомерие у двадцатиоднолетнего юнца взбесило Роджера. Надо будет что-нибудь придумать, чтобы согнать с него спесь.
В настоящую минуту его занимали вещи более важные. Последний раз Роджер виделся с доктором Бангом три дня назад и в пятнадцати милях отсюда. Что до миссис Банг, то цифры были внушительней – восемнадцать месяцев и четыре тысячи миль. Тем не менее это мистер Банг радостно смеялся, секунд десять тряс Роджеру руку, хлопал его по плечу и говорил, как он счастлив его видеть. Миссис же Банг лишь едва улыбнулась и подставила Роджеру щеку для поцелуя, вернее, подбородок, как остальным. Он искал в ее поведении свидетельств предусмотрительной осторожности и не находил. Или, может, не к ней он являлся (без предупреждения) в дом близ будвайзерского кампуса, а к ее мужу, бывшему тогда в Айдахо или Айове с маленьким Бангом? Да нет же, к ней.
– Здравствуй, Элен! Ты дивно выглядишь.
– Спасибо. Тут очень мило. Со стороны мистера и миссис Дерланджер было очень любезно пригласить нас.
– О, они всегда невероятно гостеприимны… Насколько могу судить, тебе нравится в Будвайзере? Во всяком случае, дом вам подыскали пристойный.
– Да, нравится, и соседи интересные люди, такие обходительные, постоянно к нам заходят, а дети вместе… Наверно, лучше всего здесь Артуру.
Услышав это имя, Роджер вздрогнул и мысленно перекрестился. Однако его реакция осталась незамеченной. Еще Артуру было пять лет, а уже то, как он смотрел на вас, как неспешно поворачивал голову и обдумывал каждое слово, прежде чем ответить, невероятно напоминало повадки взрослого человека. Каков же он, должно быть, теперь, когда ему уже семь?
– Ах да, Артур, как он?
– Замечательно. Ходит в ту же маленькую сельскую школу, что и все дети университетских преподавателей. Учителя им не нахвалятся, особо отмечают, какой он прилежный и способный.
Роджер пробормотал ничего не значащее: «Прекрасно, прекрасно». Не желая того, он вспомнил, как пытался объясниться Элен в любви. Дело было в Регентском парке, и Артур оценивающе разглядывал его, сидя в прогулочной коляске. Как хотел взять ее за руку в маленьком зальчике ресторана Оскара Дэвидсена, а Артур плевал в него блюдом № 91 (котлеты, краснокочанная капуста, свекла). Школа. Ну да. Пора уже. Роджер чувствовал себя как тот французский любовник, к даме сердца которого возвратился со сборов муж.
– Он так быстро растет. Ведь он был совсем малышом, когда ты последний раз видел его?
– Когда я первый раз видел его. – И уже тогда артист, каких поискать, маленький мерзавец, который опрокинул на новый костюм Роджера полную тарелку бабушкиного домашнего компота из айвы, специально для того и присланного ею то ли из Айдахо, то ли из Айовы.
– Мы, наверно, года три или четыре не встречались, да?
– С апреля шестьдесят первого, с Лондона, – уточнил Роджер, изо всех сил стараясь не выдать, как он шокирован и разочарован.
Не в обычае доктора Банга было столь долго не принимать участия в разговоре, каком бы то ни было. Сейчас он произнес в своей грассирующей датской манере:
– Женщинам совершенно не дано чувство времени, не правда ли, Роджер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25


А-П

П-Я