Если б только он был не таким огромным и подавляющим!.. Сейчас я воспринимаю от него только все тот же панический страх. Но раньше, до всего, я ведь ловил его безмятежность и спокойствие! Тогда я еще не понимал его и потому не мог настроиться на прием. Я не знал, как он огромен. Это то же самое, как попытаться воспринять весь солнечный свет сразу или осознать ночь. Все ветра и штили одновременно.Зимние звезды и летние звезды в один единый момент бытия. Привыкнуть иметь корни, но зато — ни единого врага. Быть целостным. Понимаешь? Некому на тебя посягать. Нет ни одного врага. Быть полностью( «Он никогда так откровенно не говорил раньше», — подумала Томико а вслух сказала:— Ты беззащитен перед ним, Осден. Он влияет на тебя, на твою личность.И ты уже меняешься. Если мы немедленно отсюда не улетим, то первым, кто сойдет здесь с ума, будешь ты.Он не ответил. Медленно-медленно повернул он голову в ее сторону и впервые за все время их знакомства встретился с Томико взглядом. И, не отводя от нее своих прозрачных, как вода, глаз, вдруг злобно усмехнулся:— А много мне помог здравый смысл? Но твоя-то работа здесь не доделана, Хайто.— Надо, надо убираться отсюда, — пробормотал Харфекс.— А если я сдамся, — сказал Осден, словно размышляя вслух, — может, тогда мне удастся с ним связаться?— Под «сдамся» ты подразумеваешь, — заметно волнуясь, осторожно заговорил Маннон, — насколько я тебя понял, отказ отсылать полученную эмоцию к ее источнику. То есть в данном случае, вместо того чтобы возвращать растительному существу его страх, попытаться абсорбировать его эмоцию. Но это либо убьет тебя на месте, либо отбросит обратно к твоему крайнему аутизму.— Но почему? — удивился Осден. — Оно излучает неприятие. Но оно не обладает интеллектом, а я обладаю.— У вас разные весовые категории. Разве способен мозг одного человека достичь взаимопонимания со столь огромным и чуждым разумом?— Мозг одного человека способен постичь принцип строения Вселенной, — отпарировала Томико, — и выразить его одним словом — «любовь».Маннон с удивлением смотрел на обоих, не зная, что ответить. Молчал и Харфекс.— В лесу мне будет легче, — сказал Осден. — Кто-нибудь из вас полетит со мной?— Когда?— Теперь же. Пока никто не успел свихнуться и впасть в буйство.— Я полечу, — сказала Томико, и одновременно с ней Харфекс заявил:— Никто не полетит.— Я не могу, — замялся Маннон. — Я( я боюсь. Я могу разбить вертолет.— Надо взять с собой Эсквану. Если мне удастся выйти на связь, он может послужить нам медиумом.— Координатор, вы одобряете план сенсора? — официальным тоном спросил Харфекс.— Да.— А я нет. Но полечу с вами.— Думаю, мы это переживем, Харфекс. — Томико не отрывала глаз от лица Осдена. Эта белая уродливая маска преобразилась на глазах и сейчас притягивала ее взгляд выражением страстного нетерпения юного любовника, стремящегося на первое свидание.Оллероо и Дженни Чонг, все еще пытающиеся отвлечься от своих страхов игрой в карты, вдруг разом затрещали, как перепуганные дети:— Но эта тварь в лесу навалится на вас и( — Что, боитесь темноты? — осклабился Осден.— Но посмотрите на Эсквану, Порлока( Даже Аснанифоил( — Вам оно не причинит никакого вреда. Это не более чем импульс, пробегающий между синапсами. Ветер, колышущий ветки. Страшный сон.Спящего Эсквану погрузили на заднее сиденье, а Томико села за пульт управления. Харфекс и Осден молча смотрели на постепенно растущую на горизонте тонкую полоску леса, все еще отделенную от них милями и милями серой равнины.Наконец они долетели до границы смены цвета, пересекли ее, и теперь под ними расстилалось темное, почти черное море листьев.Томико стала выискивать место для приземления. Она спускалась все ниже и ниже, несмотря на то что все в ней противилось этому, несмотря на страстное желание улететь отсюда подальше. Здесь, в лесу, мощь излучения была намного сильнее. Людей то и дело пронизывали темные волны отторжения и неприятия. Впереди показалось светлое пятно: макушка холма, слегка возвышающаяся даже над самыми высокими из окружавших ее темных крон не-деревьев, корневых систем, частей одного целого. Томико направила вертолет туда. Но посадка прошла довольно плохо — пальцы скользили, словно были намазаны сухим мылом.Лес сомкнулся вокруг — черный в ночной темноте.Томико окончательно струсила и закрыла глаза. Эсквана застонал во сне.Харфекс дышал как паровоз, но даже не пошевелился, когда Осден, перегнувшись через него, распахнул дверь.Эмпат встал; его спина и повязка на голове были едва различимы в свете приборных лампочек панели управления. Он перешагнул через Харфекса и замер на секунду в дверном проеме.Томико затрясло. Она скорчилась в кресле, не в силах даже поднять головы.— Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, — шептала она. — Нет. Нет. Нет.Осден скользнул вниз и растворился в обступившем вертолет мраке. Ушел.«Я иду!» — прогремел беззвучный голос.Томико закричала. Харфекс поперхнулся; он попытался привстать, но снова упал в кресло и больше не двигался.Томико в ужасе нырнула внутрь себя и сконцентрировалась на центре своего существа — слепом глазе живота. Снаружи был только страх, страх, страх.И вдруг он исчез.Она подняла голову. Медленно расцепила судорожно сведенные пальцы.Потом села прямо. Ночь была очень темной, и над лесом горели звезды. И больше не было ничего.— Осден, — позвала она, но из ее горла не вырвалось ни звука.Она повторила попытку, и над холмом разнесся жалобный зов одинокой лягушки-быка. Ответа не было.Только сейчас до нее стало доходить, что с Харфексом что-то не в порядке. Она зашарила в темноте, пытаясь найти его голову, — оказалось, что он сполз с сиденья. И вдруг в мертвой тишине кабины раздался голос:— Хорошо.Это был голос Эскваны. Томико включила внутренний свет и увидела радиоинженера, спящего в обычной скрюченной позе.Его рот открылся и произнес:— Все хорошо.— Осден( — Все хорошо, — повторили губы Эскваны.— Где ты?Молчание.— Вернись.Начал подниматься ветер.— Я остаюсь здесь.— Ты не можешь остаться( Молчание.— Ты будешь здесь одинок, Осден!— Слушай. — Голос был слабым, слова — еле разборчивыми, словно их заглушало ветром. — Слушай. Я желаю тебе всего самого хорошего.Томико снова стала его звать, но больше ответа не получила. Эсквана лежал неподвижно. А Харфекс был еще неподвижнее.— Осден! — закричала она в ночную темноту, разрывая неустойчивое на ветру безмолвие лесосущества. — Я вернусь. Мне нужно срочно доставить Харфекса на базу. Я вернусь, Осден!Тишина и шелест листьев на ветру.Все необходимые исследования Мира-4470 восьмерка исследователей завершила через сорок одни сутки. Сначала Аснанифоил и женщины по очереди ежедневно летали на поиски Осдена в район той лысой горы, где он остался памятной всем ночью. Хотя Томико в глубине сердца так до конца и не была уверена, что правильно определила и указала место посадки, совершенной наобум, когда голова кружилась от страха. В этом безграничном лесу были и другие холмы. Исследователи оставили Осдену кучу тюков со всем необходимым: продуктов на пятьдесят лет, одежду, инструменты, палатку. Потом поиски прекратили — очень трудно в дебрях бесконечных древесных лабиринтов, в чьих темных коридорах полы пронизаны корнями, а стены сплетены из лиан, найти человека, который сам не хочет, чтоб его нашли. Они могли пройти мимо на расстоянии вытянутой руки и не заметить его в вечном сумраке, царящем в этих лесах.Но он был жив — потому что страх исчез, словно его не было никогда.Томико пыталась найти рациональное объяснение тому, что сумел сделать Осден, но никак не могла это сформулировать — слова разбегались, как тараканы. Он вобрал страх в себя и, приняв его, сумел преодолеть. Он отказался от себя самого, от своей сущности; он полностью растворился в чуждом ему мире, где нет места никакому злу. Он постиг искусство быть любимым и отдал себя всего, без остатка. Но рациональным это объяснение назвать никак нельзя.Люди из «Запредельного Поиска» в последний раз шли под густой кроной, сквозь живую колоннаду, окруженные дремлющей тишиной и спокойствием, жизнью, едва ли осознающей их присутствие и полностью к ним равнодушной. Здесь не было времени. И расстояния не имели никакого значения. О, нам бы мира и времени вдосталь( Планета кружилась, сменяя солнечный свет великой тьмой ночи; ветра — что лета, что зимы — были прекрасны, и светлая пыльца летела легкими облачками над океанами.После многих лет исследований и световых лет пути «Гам» вернулся на то место, где два столетия назад находился космопорт Смеминга. Но там все-таки нашлись люди, которые приняли отчеты команды (хоть и с большим скептицизмом) и списали потери: «Биолог Харфекс — умер от страха; сенсор Осден — остался в качестве колониста».

1 2 3 4 5 6