Великолепно сайт Wodolei
«Я о своих родителях рассказала. А о ваших не знаю ничего. Они живы?»
Секунду-другую Ричард думал, что ответит просто: «Нет, умерли», но вдруг его захлестнуло непреодолимое желание выложить всю горькую правду, и он сказал: «Мои мать и отец погибли. Однажды я вернулся из Найроби поздно вечером, — а их зарезали туземцы из племени May-May».
Презирая себя за эти слова, он лежал и видел ее перекосившееся от ужаса лицо, вспоминал, как она бросилась к нему, положила руки на плечи, поцеловала, бормоча: "Ричард… бедный Ричард… " А потом повернулась и исчезла в спальне.
Сейчас он жалел, что не сдержался. Его признание лишь еще больше растрогало Сару, усилило ее желание отблагодарить своего спасителя. Ричард взял со столика книгу, понимая: в эту ночь придется читать, пока книга не выпадет из рук. Из открытого окна донеслась раскатистая быстрая трель красношеего козодоя: кутук-кутук-кутук. Он кричал и в ту ночь, когда Ричард прошел, подняв навес, в гостиную и увидел на полу убитых родителей.
Они беседовали любезно, однако любезность эта напоминала ходьбу по тонкому льду — малейшая неосторожность грозила разрушить их и без того натянутые отношения. Беллмастер презирал Брантона в основном потому, что его легко оказалось купить и подчинить. И еще — он так и не смог избавиться от зависти к полковнику, зависти необъяснимой, возникшей после давней сделки, в которой в выигрыше остался Брантон. Будучи законным мужем Джин, он знал ее, спал с ней. А пустив мужчину в постель, она отдавалась ему без остатка. Шла на поводу у собственной плоти, с радостью предавалась чувствам. Между тем Беллмастер ревновал ее даже тогда, когда сам сводил с мужчинами, чтобы извлечь выгоду из ее… распутства (станем называть вещи своими именами).
Полковник Брантон сидел за неприбранным столом, смотрел из-под нахмуренных косматых бровей, не скрывая враждебности. Потом с издевкой бросил: «Вы, конечно, приехали по делу. Иначе я бы вас, Беллмастер, и на порог не пустил. Выкладывайте, что у вас».
Едва сдерживаясь, тот ответил: «Я бы хотел поговорить о вашей дочери Саре».
— Не моей, а вашей. Я к ней никакого отношения не имею. По крайней мере, предположим, будто она — ваша. Если дело касается леди Джин, ничего нельзя утверждать наверняка.
Беллмастер пожал плечами и невозмутимо продолжил: "Я допускаю и такое, хотя сейчас это неважно. Сегодня я обедал с Гедди… "
— С этим Винни-Пухом? Ему по-прежнему нравится жить у вас в кармане? — Брантон вдруг улыбнулся. — Простите, я отвлекаюсь. Но немного поязвить иногда бывает так же утешительно, как хлопнуть рюмку виски. Итак, поговорим о Саре и незабвенном Гедди.
— Он получил от миссис Ринджел Фейнз телеграмму о том, что она возвращает Саре виллу Лобита.
— Повезло девчонке, ведь вилла стоит больших денег. Что ж, это поставит ее на ноги. А от меня чего вы хотите?
— Сара не в состоянии ни себя прокормить, ни виллу содержать.
— Отчего же? Пусть сдает часть комнат. Так поступают многие. Раз уж Сара заполучила виллу, пусть и живет там на здоровье. Лично меня этот дом всегда раздражал. Только и думаешь, бывало, что за мужчина согревал постель Джин в ночь перед твоим приездом.
Лорд Беллмастер беззлобно рассмеялся и сказал: «По-моему, я в вас кое-что проглядел. Или оно недавно появилось, это злорадство?»
— Все дело в расстройстве желудка — моя кухарка (дура!) отвратительно готовит. До первой рюмки в пять минут шестого я вечно сам не свой. Но вернемся к Саре.
Беллмастер с ответом не спешил. Что бы ни заявлял Брантон, а Сара — его, Беллмастера, дочь. Да, она сглупила, решив пойти в монахини, и все же она плоть от плоти его. Он должен о ней позаботиться, к тому же это отведет возможную угрозу карьере. «Хорошо, — терпеливо начал он. — Ей нужны деньги. Я хочу, чтобы вы взяли ее на содержание».
— Славно придумано! — расхохотался Брантон. — А сколько ей надо? Десять тысяч в год? Я распоряжусь об этом через банк. Если только меня туда пустят.
— Я и не рассчитываю, что платить станете вы. Мне прекрасно известно — денег у вас нет. Но ради Сары нужно соблюдать приличия, верно? Даже теперь, после стольких лет.
— Да, да, конечно. Сохранять приличия очень важно и чертовски трудно, когда все проиграно на скачках. Но я на вашей стороне, Беллмастер. Деньги дадите вы, а Гедди устроит так, что всем покажется, будто они идут от меня. Сара не заподозрит ничего. Восемь лет она жила затворницей и до сих пор считает меня богатым провинциальным джентльменом, помешанным на охоте и рыбалке, — в голосе полковника зазвучала горечь. — А ведь я, если на охоту еду, лошадей нанимаю. А ружья? Все английские пришлось продать шесть лет назад и пользоваться испанской дешевкой, на какую отец бы и не глянул. Хотите узнать, как я рыбачу? Пока все там же, но река принадлежит уже не мне, а отелю, и за то, чтобы удить бесплатно, я учу рыбачить толстосумов из Бирмингема и Манчестера, которые из пойманной форели делают чучела. «Так проходит земная слава», — говорили древние римляне. Между тем однажды кто-то заявил, что если я буду верно служить, то дорасту до генерал-майора. Нет, даже не заявил. Пообещал. Впрочем, это совсем не значит, что у меня нет отцовских чувств. Напротив. Посылайте ей деньги от моего имени сколько хотите. Но за оскорбленное достоинство меня полагается вознаградить. Для этого вы сюда и явились, верно?
— Совершенно верно.
— «Совершенно». Какое точное слово. — Брантон взял со стола ножик из слоновой кости — такими разрезают книги — и забарабанил им по столешнице. Потом вдруг улыбнулся и продолжил: — Итак, говоря языком Гедди, какую цену за мои услуги вы считаете разумной?
Внезапно уязвленный тоном Брантона, Беллмастер произнес: «По-моему, тысяча фунтов — плата достаточно щедрая».
— В год, конечно, — улыбнулся Брантон и перестал барабанить ножичком.
Беллмастер покачал головой, с трудом сдерживая гнев, который собеседнику все-таки удалось в нем пробудить, и внешне спокойно сказал: «Простите, Брантон, я веду речь о единовременном вознаграждении. И тысячи фунтов более чем достаточно — согласитесь, от вас совсем ничего не потребуется. Все устроит Гедди».
— Да, Гедди на этом собаку съел. Интересно, чего это вам вздумалось взять Сару на содержание? Любопытно. Впрочем, дело ваше. Но тысяча меня никак не устроит. Знаете, — вновь улыбнулся Брантон, — может статься, я из-за вас под суд попаду. Вдруг вы начнете мухлевать с банком…
— Не будьте идиотом!
— Вот именно. Не хочу оказаться им. Боюсь, вам придется раскошелиться.
Беллмастеру вдруг нестерпимо захотелось поскорее отвязаться от Брантона и уйти, поэтому он вкрадчиво предложил: «Хорошо. Зная ваше предложение и по старой дружбе, я заплачу две тысячи».
— Нет между нами никакой старой дружбы, — покачал головой Брантон. — Одна старая вражда. Но вам почему-то очень хочется уладить это дело, поэтому я запрошу всего десять тысяч и пять — немедленно: нужно рассчитаться с лавочником, букмекером и директором банка. — Он развалился в кресле, тоненько засвистел сквозь зубы. В его ясных голубых глазах льдом искрилось счастье. Впервые ему удалось взять Беллмастера в оборот и он наслаждался этим.
… Они поладили на семи тысячах, Беллмастер подписал чек и вручил Брантону, не сходя с места.
Когда Беллмастера увозили в «Роллс-Ройсе» по ухабистой дороге, он потянулся к встроенному в автомобиле бару. Успокоить сейчас могла лишь большая рюмка бренди. Впервые Брантону удалось поездить на нем верхом, вызвать непривычную, смешанную с нетерпением ярость. «Из-за чего? — со злостью спрашивал он себя и отвечал: — Наверное, попусту». Ведь он решил откупиться от Сары и Брантона лишь потому, что когда-то Джин бросила ему в лицо несколько гневных фраз, которые он так и не смог забыть. До сих пор она стояла у него перед глазами, крича: «Ты испохабил мою судьбу, и пока я жива, не смогу отомстить, не погубив себя. Но после смерти я вернусь — вернусь и уничтожу тебя».
Глоток бренди начал успокаивать Беллмастера, аристократ устало тряхнул головой. Вряд ли Джин говорила всерьез. Вероятно, в ней просто взыграла ирландская кровь. Но ради будущего нужно предусмотреть все… Все.
Оставшийся в кабинете Брантон не выпускал чек из рук. От привалившего ему счастья и сознания того, что Беллмастер порастерял с годами самообладание — уж слишком легко позволил он себя облапошить, — полковник подобрел. «Какой червь его гложет? — размышлял он, развалясь в кресле. — А впрочем, не все ли равно?» В дверь тихонько постучали, вошла жена с подносом в руках.
— Я принесла тебе чай, дорогуша.
Не спеша свернув чек и положив его во внутренний карман пиджака, Брантон улыбнулся: «Спасибо, милая».
— Как его светлость?
— Неплохо. Проезжая мимо, решил заглянуть, потолковать о старых добрых временах. Кстати, давно хотел тебе сказать — мне нужно будет съездить в город на несколько деньков. А ты пока, может быть, сестру навестишь?
— С удовольствием. Сто лет не встречалась с Ви.
— Отлично. Поворкуете, как старые кумушки. А я остановлюсь в клубе.
Глядя, как она разливает чай и без умолку болтает, не ожидая ничего в ответ, Брантон думал: «Хорошая, удобная бабенка, умеет все, что надо». Однако в последние месяцы она полковника не ублажала. Ему по-прежнему время от времени хотелось другого. Молодой девочки. Эх, будь у него не семь, а семьдесят тысяч, он бы прогнал «жену», заделался холостяком и… в омут головой!
На платане вновь ворковали два голубя, но не те, что раньше. В петлице у Куинта была веточка зимнего жасмина. Стояло безоблачное, чистое утро. Дышалось легко, на лице Куинта играла улыбка — он хорошо себя чувствовал, что бывало нечасто. Подняв голову от бумаг, он улыбаться перестал. Кэслейк перевел взгляд от окна к начальнику.
— Любите смотреть на птиц, так? — любезно осведомился тот.
— Да, сэр. Мой отец разводил голубей.
— Я и это знаю, что вас не удивляет, верно?
— Верно, сэр.
— В три часа у вас деловое свидание. С мистером Арнолдом Гедди из нотариальной конторы «Гедди, Парсонс и Рэнк» в Челтнеме. Бывали там?
— Нет, сэр.
— Город здорово изменился… Мистер Гедди вам кое-что объяснит. А завтра утром встретитесь с лордом Беллмастером. Он скажет, что ему надобно от вашей поездки в Португалию. На виллу Лобита. Поедете туда послезавтра. Дополнительные указания получите, если потребуется, в нашем лиссабонском отделе. Гостиницу выберете сами. Если пригласят остановиться на вилле, ни в коем случае не соглашайтесь. Когда все закончите, получите три дня выходных. Настоящий отпуск. Без нашей опеки. Понимаете, о чем я?
— Конечно, сэр.
Куинт немного помолчал, не сводя глаз с Кэслейка, потом кивнул так, словно поборол какие-то внутренние сомнения, и сказал: «Знайте — Гедди когда-то, еще во время войны, работал на нас. Оперативник из него никудышный, а вот с бумагами он управлялся отменно. Он об этом говорить, конечно, не станет, а мне хотелось показать вам, как некоторые из нас делают хорошую карьеру. Ну, вот и все. Бегите и начинайте притворяться молодым служащим процветающей нотариальной конторы из провинции».
— Да, сэр.
— И еще: если указания Беллмастера будут отличаться от моих, — а мои он знает, — если он попросит вас скрыть что-нибудь от меня, соглашайтесь. Пусть считает, будто вас можно подкупить.
— Да, сэр.
— Как и нас всех, конечно. И не отвечайте на все мои слова своим неизменным: «Да, сэр».
— Хорошо, сэр.
На другое утро Кэслейк встретился с лордом Беллмастером у него на квартире. Тот сидел за столиком в банном халате: только что принял ванну, побрился и теперь завтракал — пил кофе с тостами. Кэслейк, изменив себе, согласился выпить чашечку. Подчиняясь не прямому указанию Куинта, а законам той роли, что прочил ему Беллмастер, Кэслейк решил позволить себе выказать крошечную искорку радости от якобы возникшего между ним и аристократом взаимопонимания, своекорыстный интерес и тщеславие. На удивление, он вскоре почувствовал, что Беллмастер принимает это как должное, будто Кэслейк только и хотел, что залезть к нему в карман, оказаться под его покровительством.
— Как вам понравился наш старый добрый Гедди?
— Очень приятный человек, сэр.
— И очень способный. Он, конечно, сообщил, что деньги мисс Брантон буду посылать я, а не полковник.
— Да, сэр.
— Но почему, не объяснил, так? — Беллмастер вновь налил себе кофе, добавил сливок.
— Да, сэр.
— Ну, для Клетки это не секрет. Она моя дочь. Ее мать вышла замуж за Брантона по расчету. Полковнику, естественно, заплатили за оскорбленное самолюбие. Давным-давно. А вчера я купил его согласие участвовать в сделке. Он человек никудышный и жадный. Признаюсь, мне пришлось выложить ему несколько тысяч. А знаете, почему я так с вами откровенен?
Кэслейк некоторое время молча рассматривал картину Рассела Флинта, надеясь, что Беллмастер прочтет у него на лице глубокое раздумье… колебание, граничащее с любопытством, если такое сочетание возможно. Ведь он уже знал ответ, поэтому размышлял о том, что груди у одной из женщин у купальни точь-в-точь, как у Маргарет… вспомнил ее, лежащей на песке с лифчиком в руке.
Наконец, с нарочитым усердием подбирая слова, чтобы не нарушить возникшее между ним и Беллмастером взаимопонимание, Кэслейк произнес: "Когда вы работали у нас, мать Сары, по-видимому, была вашей незаменимой — хотя и нештатной — помощницей долгие годы… "
— До самой смерти. — Беллмастер рассмеялся. — Это был настоящий Борджиа в юбке, вот что я вам скажу. Она из тех женщин, которые не забывают и не прощают предательства, мстят обязательно — даже после смерти. Ведь людей с незапятнанным прошлым нет. Теперь вам все должно быть ясно.
— Признаться, не все. — «Хоть я и хорошо играю роль клюнувшей рыбы, — думал Кэслейк, — слишком легко в сеть лезть не стоит».
— По-моему, вы не совсем честны. Ну, да ладно. Во всякой игре есть правила. Истина в том, что мать Сары до сих пор представляет для меня опасность, но не такую, что заботила бы людей Клетки. У них свои интересы, а у меня — свои. Загвоздка в том, что я вращаюсь в двух мирах — и вашего ведомства, и открытой политики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Секунду-другую Ричард думал, что ответит просто: «Нет, умерли», но вдруг его захлестнуло непреодолимое желание выложить всю горькую правду, и он сказал: «Мои мать и отец погибли. Однажды я вернулся из Найроби поздно вечером, — а их зарезали туземцы из племени May-May».
Презирая себя за эти слова, он лежал и видел ее перекосившееся от ужаса лицо, вспоминал, как она бросилась к нему, положила руки на плечи, поцеловала, бормоча: "Ричард… бедный Ричард… " А потом повернулась и исчезла в спальне.
Сейчас он жалел, что не сдержался. Его признание лишь еще больше растрогало Сару, усилило ее желание отблагодарить своего спасителя. Ричард взял со столика книгу, понимая: в эту ночь придется читать, пока книга не выпадет из рук. Из открытого окна донеслась раскатистая быстрая трель красношеего козодоя: кутук-кутук-кутук. Он кричал и в ту ночь, когда Ричард прошел, подняв навес, в гостиную и увидел на полу убитых родителей.
Они беседовали любезно, однако любезность эта напоминала ходьбу по тонкому льду — малейшая неосторожность грозила разрушить их и без того натянутые отношения. Беллмастер презирал Брантона в основном потому, что его легко оказалось купить и подчинить. И еще — он так и не смог избавиться от зависти к полковнику, зависти необъяснимой, возникшей после давней сделки, в которой в выигрыше остался Брантон. Будучи законным мужем Джин, он знал ее, спал с ней. А пустив мужчину в постель, она отдавалась ему без остатка. Шла на поводу у собственной плоти, с радостью предавалась чувствам. Между тем Беллмастер ревновал ее даже тогда, когда сам сводил с мужчинами, чтобы извлечь выгоду из ее… распутства (станем называть вещи своими именами).
Полковник Брантон сидел за неприбранным столом, смотрел из-под нахмуренных косматых бровей, не скрывая враждебности. Потом с издевкой бросил: «Вы, конечно, приехали по делу. Иначе я бы вас, Беллмастер, и на порог не пустил. Выкладывайте, что у вас».
Едва сдерживаясь, тот ответил: «Я бы хотел поговорить о вашей дочери Саре».
— Не моей, а вашей. Я к ней никакого отношения не имею. По крайней мере, предположим, будто она — ваша. Если дело касается леди Джин, ничего нельзя утверждать наверняка.
Беллмастер пожал плечами и невозмутимо продолжил: "Я допускаю и такое, хотя сейчас это неважно. Сегодня я обедал с Гедди… "
— С этим Винни-Пухом? Ему по-прежнему нравится жить у вас в кармане? — Брантон вдруг улыбнулся. — Простите, я отвлекаюсь. Но немного поязвить иногда бывает так же утешительно, как хлопнуть рюмку виски. Итак, поговорим о Саре и незабвенном Гедди.
— Он получил от миссис Ринджел Фейнз телеграмму о том, что она возвращает Саре виллу Лобита.
— Повезло девчонке, ведь вилла стоит больших денег. Что ж, это поставит ее на ноги. А от меня чего вы хотите?
— Сара не в состоянии ни себя прокормить, ни виллу содержать.
— Отчего же? Пусть сдает часть комнат. Так поступают многие. Раз уж Сара заполучила виллу, пусть и живет там на здоровье. Лично меня этот дом всегда раздражал. Только и думаешь, бывало, что за мужчина согревал постель Джин в ночь перед твоим приездом.
Лорд Беллмастер беззлобно рассмеялся и сказал: «По-моему, я в вас кое-что проглядел. Или оно недавно появилось, это злорадство?»
— Все дело в расстройстве желудка — моя кухарка (дура!) отвратительно готовит. До первой рюмки в пять минут шестого я вечно сам не свой. Но вернемся к Саре.
Беллмастер с ответом не спешил. Что бы ни заявлял Брантон, а Сара — его, Беллмастера, дочь. Да, она сглупила, решив пойти в монахини, и все же она плоть от плоти его. Он должен о ней позаботиться, к тому же это отведет возможную угрозу карьере. «Хорошо, — терпеливо начал он. — Ей нужны деньги. Я хочу, чтобы вы взяли ее на содержание».
— Славно придумано! — расхохотался Брантон. — А сколько ей надо? Десять тысяч в год? Я распоряжусь об этом через банк. Если только меня туда пустят.
— Я и не рассчитываю, что платить станете вы. Мне прекрасно известно — денег у вас нет. Но ради Сары нужно соблюдать приличия, верно? Даже теперь, после стольких лет.
— Да, да, конечно. Сохранять приличия очень важно и чертовски трудно, когда все проиграно на скачках. Но я на вашей стороне, Беллмастер. Деньги дадите вы, а Гедди устроит так, что всем покажется, будто они идут от меня. Сара не заподозрит ничего. Восемь лет она жила затворницей и до сих пор считает меня богатым провинциальным джентльменом, помешанным на охоте и рыбалке, — в голосе полковника зазвучала горечь. — А ведь я, если на охоту еду, лошадей нанимаю. А ружья? Все английские пришлось продать шесть лет назад и пользоваться испанской дешевкой, на какую отец бы и не глянул. Хотите узнать, как я рыбачу? Пока все там же, но река принадлежит уже не мне, а отелю, и за то, чтобы удить бесплатно, я учу рыбачить толстосумов из Бирмингема и Манчестера, которые из пойманной форели делают чучела. «Так проходит земная слава», — говорили древние римляне. Между тем однажды кто-то заявил, что если я буду верно служить, то дорасту до генерал-майора. Нет, даже не заявил. Пообещал. Впрочем, это совсем не значит, что у меня нет отцовских чувств. Напротив. Посылайте ей деньги от моего имени сколько хотите. Но за оскорбленное достоинство меня полагается вознаградить. Для этого вы сюда и явились, верно?
— Совершенно верно.
— «Совершенно». Какое точное слово. — Брантон взял со стола ножик из слоновой кости — такими разрезают книги — и забарабанил им по столешнице. Потом вдруг улыбнулся и продолжил: — Итак, говоря языком Гедди, какую цену за мои услуги вы считаете разумной?
Внезапно уязвленный тоном Брантона, Беллмастер произнес: «По-моему, тысяча фунтов — плата достаточно щедрая».
— В год, конечно, — улыбнулся Брантон и перестал барабанить ножичком.
Беллмастер покачал головой, с трудом сдерживая гнев, который собеседнику все-таки удалось в нем пробудить, и внешне спокойно сказал: «Простите, Брантон, я веду речь о единовременном вознаграждении. И тысячи фунтов более чем достаточно — согласитесь, от вас совсем ничего не потребуется. Все устроит Гедди».
— Да, Гедди на этом собаку съел. Интересно, чего это вам вздумалось взять Сару на содержание? Любопытно. Впрочем, дело ваше. Но тысяча меня никак не устроит. Знаете, — вновь улыбнулся Брантон, — может статься, я из-за вас под суд попаду. Вдруг вы начнете мухлевать с банком…
— Не будьте идиотом!
— Вот именно. Не хочу оказаться им. Боюсь, вам придется раскошелиться.
Беллмастеру вдруг нестерпимо захотелось поскорее отвязаться от Брантона и уйти, поэтому он вкрадчиво предложил: «Хорошо. Зная ваше предложение и по старой дружбе, я заплачу две тысячи».
— Нет между нами никакой старой дружбы, — покачал головой Брантон. — Одна старая вражда. Но вам почему-то очень хочется уладить это дело, поэтому я запрошу всего десять тысяч и пять — немедленно: нужно рассчитаться с лавочником, букмекером и директором банка. — Он развалился в кресле, тоненько засвистел сквозь зубы. В его ясных голубых глазах льдом искрилось счастье. Впервые ему удалось взять Беллмастера в оборот и он наслаждался этим.
… Они поладили на семи тысячах, Беллмастер подписал чек и вручил Брантону, не сходя с места.
Когда Беллмастера увозили в «Роллс-Ройсе» по ухабистой дороге, он потянулся к встроенному в автомобиле бару. Успокоить сейчас могла лишь большая рюмка бренди. Впервые Брантону удалось поездить на нем верхом, вызвать непривычную, смешанную с нетерпением ярость. «Из-за чего? — со злостью спрашивал он себя и отвечал: — Наверное, попусту». Ведь он решил откупиться от Сары и Брантона лишь потому, что когда-то Джин бросила ему в лицо несколько гневных фраз, которые он так и не смог забыть. До сих пор она стояла у него перед глазами, крича: «Ты испохабил мою судьбу, и пока я жива, не смогу отомстить, не погубив себя. Но после смерти я вернусь — вернусь и уничтожу тебя».
Глоток бренди начал успокаивать Беллмастера, аристократ устало тряхнул головой. Вряд ли Джин говорила всерьез. Вероятно, в ней просто взыграла ирландская кровь. Но ради будущего нужно предусмотреть все… Все.
Оставшийся в кабинете Брантон не выпускал чек из рук. От привалившего ему счастья и сознания того, что Беллмастер порастерял с годами самообладание — уж слишком легко позволил он себя облапошить, — полковник подобрел. «Какой червь его гложет? — размышлял он, развалясь в кресле. — А впрочем, не все ли равно?» В дверь тихонько постучали, вошла жена с подносом в руках.
— Я принесла тебе чай, дорогуша.
Не спеша свернув чек и положив его во внутренний карман пиджака, Брантон улыбнулся: «Спасибо, милая».
— Как его светлость?
— Неплохо. Проезжая мимо, решил заглянуть, потолковать о старых добрых временах. Кстати, давно хотел тебе сказать — мне нужно будет съездить в город на несколько деньков. А ты пока, может быть, сестру навестишь?
— С удовольствием. Сто лет не встречалась с Ви.
— Отлично. Поворкуете, как старые кумушки. А я остановлюсь в клубе.
Глядя, как она разливает чай и без умолку болтает, не ожидая ничего в ответ, Брантон думал: «Хорошая, удобная бабенка, умеет все, что надо». Однако в последние месяцы она полковника не ублажала. Ему по-прежнему время от времени хотелось другого. Молодой девочки. Эх, будь у него не семь, а семьдесят тысяч, он бы прогнал «жену», заделался холостяком и… в омут головой!
На платане вновь ворковали два голубя, но не те, что раньше. В петлице у Куинта была веточка зимнего жасмина. Стояло безоблачное, чистое утро. Дышалось легко, на лице Куинта играла улыбка — он хорошо себя чувствовал, что бывало нечасто. Подняв голову от бумаг, он улыбаться перестал. Кэслейк перевел взгляд от окна к начальнику.
— Любите смотреть на птиц, так? — любезно осведомился тот.
— Да, сэр. Мой отец разводил голубей.
— Я и это знаю, что вас не удивляет, верно?
— Верно, сэр.
— В три часа у вас деловое свидание. С мистером Арнолдом Гедди из нотариальной конторы «Гедди, Парсонс и Рэнк» в Челтнеме. Бывали там?
— Нет, сэр.
— Город здорово изменился… Мистер Гедди вам кое-что объяснит. А завтра утром встретитесь с лордом Беллмастером. Он скажет, что ему надобно от вашей поездки в Португалию. На виллу Лобита. Поедете туда послезавтра. Дополнительные указания получите, если потребуется, в нашем лиссабонском отделе. Гостиницу выберете сами. Если пригласят остановиться на вилле, ни в коем случае не соглашайтесь. Когда все закончите, получите три дня выходных. Настоящий отпуск. Без нашей опеки. Понимаете, о чем я?
— Конечно, сэр.
Куинт немного помолчал, не сводя глаз с Кэслейка, потом кивнул так, словно поборол какие-то внутренние сомнения, и сказал: «Знайте — Гедди когда-то, еще во время войны, работал на нас. Оперативник из него никудышный, а вот с бумагами он управлялся отменно. Он об этом говорить, конечно, не станет, а мне хотелось показать вам, как некоторые из нас делают хорошую карьеру. Ну, вот и все. Бегите и начинайте притворяться молодым служащим процветающей нотариальной конторы из провинции».
— Да, сэр.
— И еще: если указания Беллмастера будут отличаться от моих, — а мои он знает, — если он попросит вас скрыть что-нибудь от меня, соглашайтесь. Пусть считает, будто вас можно подкупить.
— Да, сэр.
— Как и нас всех, конечно. И не отвечайте на все мои слова своим неизменным: «Да, сэр».
— Хорошо, сэр.
На другое утро Кэслейк встретился с лордом Беллмастером у него на квартире. Тот сидел за столиком в банном халате: только что принял ванну, побрился и теперь завтракал — пил кофе с тостами. Кэслейк, изменив себе, согласился выпить чашечку. Подчиняясь не прямому указанию Куинта, а законам той роли, что прочил ему Беллмастер, Кэслейк решил позволить себе выказать крошечную искорку радости от якобы возникшего между ним и аристократом взаимопонимания, своекорыстный интерес и тщеславие. На удивление, он вскоре почувствовал, что Беллмастер принимает это как должное, будто Кэслейк только и хотел, что залезть к нему в карман, оказаться под его покровительством.
— Как вам понравился наш старый добрый Гедди?
— Очень приятный человек, сэр.
— И очень способный. Он, конечно, сообщил, что деньги мисс Брантон буду посылать я, а не полковник.
— Да, сэр.
— Но почему, не объяснил, так? — Беллмастер вновь налил себе кофе, добавил сливок.
— Да, сэр.
— Ну, для Клетки это не секрет. Она моя дочь. Ее мать вышла замуж за Брантона по расчету. Полковнику, естественно, заплатили за оскорбленное самолюбие. Давным-давно. А вчера я купил его согласие участвовать в сделке. Он человек никудышный и жадный. Признаюсь, мне пришлось выложить ему несколько тысяч. А знаете, почему я так с вами откровенен?
Кэслейк некоторое время молча рассматривал картину Рассела Флинта, надеясь, что Беллмастер прочтет у него на лице глубокое раздумье… колебание, граничащее с любопытством, если такое сочетание возможно. Ведь он уже знал ответ, поэтому размышлял о том, что груди у одной из женщин у купальни точь-в-точь, как у Маргарет… вспомнил ее, лежащей на песке с лифчиком в руке.
Наконец, с нарочитым усердием подбирая слова, чтобы не нарушить возникшее между ним и Беллмастером взаимопонимание, Кэслейк произнес: "Когда вы работали у нас, мать Сары, по-видимому, была вашей незаменимой — хотя и нештатной — помощницей долгие годы… "
— До самой смерти. — Беллмастер рассмеялся. — Это был настоящий Борджиа в юбке, вот что я вам скажу. Она из тех женщин, которые не забывают и не прощают предательства, мстят обязательно — даже после смерти. Ведь людей с незапятнанным прошлым нет. Теперь вам все должно быть ясно.
— Признаться, не все. — «Хоть я и хорошо играю роль клюнувшей рыбы, — думал Кэслейк, — слишком легко в сеть лезть не стоит».
— По-моему, вы не совсем честны. Ну, да ладно. Во всякой игре есть правила. Истина в том, что мать Сары до сих пор представляет для меня опасность, но не такую, что заботила бы людей Клетки. У них свои интересы, а у меня — свои. Загвоздка в том, что я вращаюсь в двух мирах — и вашего ведомства, и открытой политики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28