Слышно было, как хозяин, бормоча ругательства, подобрал неизвестный предмет, затем тишина — и вновь резкий удар.— Уа! Блин! — хриплым басом заорал за дверью Черемисов.Заинтригованный Лехельт отбросил мысль об оружии и позвонил.Небритый Вовка, в спортивных трусах и майке, открыл дверь, сунув в рот окровавленный палец.— Жаходи… Я шейчаш, перевяжу только…Жилище холостяка не было загромождено мебелью. В центре комнаты раскинулась огромная тахта с неприбранной постелью, на стене висели плакаты и боксерские перчатки. На подоконнике стояли кубки, добытые Морзиком в боксерских турнирах.— Не густо у тебя с мабелью…— Все, что надо, имеется!— Так ведь даже сесть не на что. На тахту только…— Тахта не для того предназначена! Нечего на ней рассиживаться. Сказал, что надо — и уходи. Во!Морзик ткнул обмотанной култышкой в лист ватмана со словами: «Говори кратко! Проси мало! Уходи быстро!».— Шучу. Пойдем на кухню, там есть табуретки.— Да я за тобой, на колесах. Зимородок велел прибыть на службу. С вещами.— В таком виде? У меня же больничный!Широкое пухлое лицо Морзика явно утратило симметрию и в левой части своей приобрело желто —зеленый оттенок. Под глазом отчетливо просматривался синяк.— В командировку тебя отправляют срочно.— А куда?— В Коломну, кажется... Клякса все расскажет.Морзик скептически посмотрел на себя в зеркало, висевшее в прихожей, поскреб пальцем жесткую щетину, оттянул кожу под глазом.— С такой видухой только на опознанку ехать… Заметут самого. В Москве особенно. А я сегодня к Волану собрался…— К Волану не пускают, я заезжал. Приедешь из Коломны — вместе сходим.Вспомнив о Диме Арцеулове, оба посерьезнели.Молодые, красивые, сильные, они стояли молча и смотрели друг другу в глаза в зеркале. Черемисов на голову возвышался над Лехельтом.— Клякса — мужик! — гордо сказал Морзик, выпятив могучую бочкообразную грудь.— Костик — старая гвардия разведки. — определил Андрей, пощипывая плоский нос. — Нас с Гатчины сняли...Какая-то грусть и чувство вины прозвучали в его голосе.— Вот морда пройдет — я туда съезжу, разберусь с мусорами! — решительно заявил Морзик.— Зимородок намылит шею.— Не узнает! Я по-тихому… Если, конечно, добрый друг не настучит… Шучу, шучу. Но мне тоже охота разобраться!— Ты, вон, уже наразбирался! Не лицо, а цветик-семицветик! Клякса не верит, что шпана машину вскрыла... Думает, ты сам на них нарвался.— В протоколе записано! — возмутился Черемисов. — Пусть почитает! Там даже их добровольные признания есть! Вот зануда, блин!..Он уже забыл, что только что восхищался Зимородком.— Как же они тебе рожу-то разукрасили, чемпион? — сочувственно спросил Лехельт, глядя на спортивные трофеи хозяина квартиры.— Бывает… Они тоже не лопухи… с одним я даже дрался когда-то… на городе, кажется. Главное, конечный результат. Трое в КПЗ, только один сбежал. Который в машину влез…— Значит эти пойдут по хулиганству. Зря старался. Даже сидеть не будут — теперь только по решению суда можно в камере держать...Морзик огорченно присвистнул, скривился. Разбитые изнутри губы болели.— Черт с ними! В другой раз никуда не потащу — отметелю прямо на улице, чтобы неповадно было. Им же хуже будет.— Превышение полномочий.— А я как частное лицо буду бить!— Как частное — можно. А это как?— А вот так!Черемисов надул щеки, выпучил глаза и скорчил глупую смешную рожу, долженствующую изображать «частное лицо»— Х-а! Х-а! — он провел короткую серию резких ударов. — И мой коронный — правый боковой — х-а!— Красиво…, — печально сказал Лехельт и вздохнул. — Только не забывай щеки надувать. Чтобы было понятно, что ты бьешь как частное лицо, а не как сотрудник ФСБ. А то эффект будет не тот.— У меня эффект всегда тот! А куда нас теперь?— Клякса обещает выхлопотать шпионаж. Для разрядки. По дипломатам поработаем… Там Кобра накопала кое-что… Да, Кубика похитили!— Брось! Кому это дерьмо понадобилось?!Оживившись, Лехельт пересказал несколько приукрашенную историю с похищением, но, закончив рассказ, снова потух.— Что-то ты, брат, не нравишься мне. — озабоченно сказал Вовка, взяв Лехельта сверху за плечи. — В глаза мне смотреть! В чем дело? Маринка твоя чудит?Признавая за Андрюхой первенство в интеллектуальных вопросах и в работе, хитрый и житейски пронырливый Морзик опекал его в делах бытовых и сердечных.— Да так…, — уклонился от расспросов Лехельт. — А что ты делал, когда я позвонил? Что у тебя с пальцем?— А во! — Морзик показал широкий тяжелый метательный нож. — Учусь! Скоро в Питере будет первенство «Универсальный боец». Хочу выступить — а там в программе ножеметание.— Ну, и как?— Да пока не очень… Я если такой штукой между глаз засвечу, убью наповал хоть как, даже рукояткой. Только это же не засчитают.— Не засчитают. — согласился Лехельт. — Надо, чтобы воткнулся.— С этим хуже. Я на дверь фанеру повесил — и кидаю. Так он, гад, как отскочит — чуть в пузо мне не впоролся! Еле успел рукой отмахнуть — вот палец и порезал. Чего ты лыбишься?! Сам возьми попробуй!Лехельт взял нож в ладонь, полюбовался, примерился.Морзик предусмотрительно спрятался за кухонной дверью.Андрей положил оружие серединой на указательный палец так, что оно, покачавшись, замерло в неустойчивом равновесии.— Это ты чего делаешь? — уважительно спросил Морзик, выглянув из-за двери.— Центр тяжести определяю. — важно ответил Дональд.Ухватив нож в выбранном месте, он поплевал на лезвие и растер пальцами.— Для скольжения!Морзик глядел во все глаза.Лехельт принялся осторожно раскачивать руку, постепенно увеличивая амплитуду.— Блин! — нетерпеливо сказал Вовка. — Если так долго готовиться, так самого зарежут сто раз!Бац!Нож глубоко вонзился в самую середину фанеры и загудел, вибрируя.— Теперь ты. — скромно улыбнулся Лехельт, сделав приглашающий жест.Ошарашенный Черемисов, почесываясь, вышел из-за кухонной двери, пошатал пальцем дрожащую рукоять.— Однако… — он решительно выдернул нож из фанеры. — Значит, так. Сначала — центр тяжести. Правильно? Потом — поплевать. Так. Потом — размазать для скольжения… раз-два-три-и-эх!Нож стукнулся плашмя и упал на коврик у двери.— Э, блин!— Наверное, поплевал неправильно. — совершенно серьезно сказал Андрей, подходя и подбирая нож с коврика. — Слюна должна быть в меру жидкая, в меру густая. У тебя какая была?— Да хрен ее знает! — огорченно сказал Морзик. — Я ее что — спиртомером должен проверять? А без этого всего никак нельзя?— Можно. — осклабился Лехельт. — Только эффект будет не тот.— А как?— Да очень просто. Вот так!И, развернувшись вполоборота, он быстро бросил нож от дальней стены комнаты — точно в центр, как и в первый раз.— Эй! — возмущенно вскричал Владимир. — А поплевать? А центр тяжести?!— Да фиг с ним!Поняв, что его просто водили за нос, Черемисов схватился за голову.— А я, дурак, поверил!— Я их с детства кидаю. — пояснил Лехельт. — Хобби. Я же фехтовальщик, питаю страсть к холодному оружию... Такой, как у тебя, кидать — одно удовольствие. Где взял?— Мулат подарил, — Черемисов назвал позывной своего приятеля из РССН. — У него этих ножей целая куча... Слушай, а, может, ты выступишь как универсальный боец?— Не хочу. — отказался Андрей. — Боец из меня хреновый.— Там призовой фонд есть! Тысяча баксов! Выигрыш пополам!Но Лехельт отказался решительно.Забава с ножом развлекла его ненадолго, он снова понурился от своих невеселых мыслей. Черемисов пошел в ванную бриться, а Дональд принялся разглядывать афиши и плакаты, украшавшие стены комнаты.Среди них висели три учебные карты, приведшие Андрея в полное недоумение.На одной карте красными стрелами изображена была боевая операция Волховского фронта по снятию блокады Ленинграда.Другая представляла историю вторжения Наполеона в 1812 году.Еще была просто карта области с крестиками, соединенными различным образом.Андрей позвал Морзика.Тот выглянул, напевая, с намыленной щекой.— Это у тебя что?— Это я хочу с Ромбиковыми ямами разобраться. Я их столько нарыл — как крот! В жизни раньше столько земли не ворочал. Вот, пометил на карте, думал — может, это знак какой-нибудь…— Ну, да… пришельцам из космоса…— Ну… или, может, оружие искали. С местами боев, вроде, совпадает…— Нужно им ржавое железо... У них пушки круче наших. А про Наполеона зачем?— Думал — может, они клад чей-нибудь ищут? Может, французы чего зарыли…— Так ведь их под Питером не было! — захохотал Лехельт. — Поэтому Кутузову памятник у нас стоит, а не в Москве. Москву-то он сдал, а Питер отстоял!— Так я же не знал… Теперь знаю зато…— Ты еще глобус Петербурга купи!— А где продается?Андрей опять пополз в улыбке. Морзик, наморщив лоб, подумал — и тоже засмеялся.— Что-то у меня с головой… Наверное, здорово двинули дубинкой… Хватит прикалываться. Лучше подскажи что-нибудь. Ведь интересно же! Загадка — зачем они их копали?— Чтобы ввести в заблуждение управление ФСБ и отвлечь внимание от своих истинных коварных планов по захвату всего городского рынка торговли дурью <Дурь — наркотики (жарг.).> . — замогильным голосом выдал Лехельт. — И чтобы научить тебя обращаться с лопатой.— Нет, я серьезно! Давай поприкинем вместе, чего я все один должен потеть? Ведь мы с тобой тоже умеем думать, верно? Нечего Кляксе щеки надувать. Знаешь как охота раскрыть что-нибудь важное... Давай, подключайся, у тебя же голова варит! Чего мы только носимся по городу, язык набок, будто больше не умеем ничего, а?Когда Морзику доставалась трудная умственная задача, он с охотой перекладывал ее на кого-нибудь другого, справедливо полагая, что каждый должен заниматься своим делом. Этот принцип он исповедовал еще в школе.— Ну…, — помялся задетый за живое Андрей. — Я бы начал с архивов…— А с каких?— Ну… государственный… военно-исторический…— Архив комитета по здравоохранению подойдет? — спросил Морзик, довольный тем, что Лехельт задумался.— А почему по здравоохранению?— У меня там женщина знакомая работает. Вот такая тетка! Заодно будет повод встретиться. Ну не самому же мне в архивах ковыряться... Главное — организовать процесс!— Ты собирайся быстрее, организатор! После командировки займешься частными изысканиями.— К знакомой я еще сегодня успею. Я уже готов. Штаны найду — и поехали! Слушай, только ты мне денег на поездку одолжи! Аванса ведь опять не дадут... ГЛАВА 10ОСОБЕННОСТИ ЖИЗНИ В ПРОВИНЦИИ Самое достойное прошлое может быть перечеркнуто в одно мгновение. Человек никогда не бывает кем-то окончательно, все мы каждую минуту лишь становимся. Один неловко положенный кирпичик — и горе каменщику!Здание жизни рушится…Тревожное и неотвязное чувство полного жизненного краха томило разведчика Лехельта, не давало ему покоя. Путь его до последних дней был прост и незатейлив: школа, учеба в Московском центре ФСБ, оперативно-поисковая служба. Он всегда считал себя хорошим человеком. Его не в чем было упрекнуть — до той минуты, когда он увидел закатившиеся глаза Волана. Тупой звук удара заточкой, шуршание падающего набок тела и скрип убегающих шагов до сих пор звучали у него в ушах.Сидя в вертолете напротив мокрого от волнения и крика полковника Шубина, глядя, как суетится вокруг Димы бригада врачей МЧС, Андрей не осознавал случившегося с ним самим. Тревога за товарища забивала все.Лишь вышагивая в бесконечном коридоре больницы, утопая по уши в халате не по росту, подтягивая полы, чтобы не волочились по паркету, он ощутил начало непоправимого. Большой толстый Завалишин и маленький полненький Сан Саныч, оба тоже в белых халатах, вышли из предбанника операционной, переговариваясь, подошли к нему и Завалишин спросил:— Лехельт, как же это произошло?Андрей начал докладывать, толково и четко, и все удивлялся, что лица его начальников неподвижны и не выражают никаких эмоций по поводу случившегося — и вдруг в уголках знакомых усталых глаз Сан Саныча увидел тень недоброжелательности.Только миг, движение века, незнакомый недобрый прищур…Шубин никогда прежде не смотрел так на своих офицеров.Андрюха сбился, начал повторяться и с ужасом понял, что оправдывается в чем-то очень нехорошем.— Понятно. — мягко остановил его Сан Саныч. — Ты не раскрылся, Волан тоже. Операция может быть продолжена. Молодцом…Его похвалили, даже пожали руку, но природная мнительность уже перевернула душу Андрея.— Он сам мне запретил! — сказал он в спину уходящим Шубину и Завалишину. — Я бы завалил этого "уголка <Уголок — уголовник (жарг.).> "! С трех метров мне ничего не стоило…Но его уже не слушали.«Что же это такое! — в отчаянии подумал Лехельт. — Что же они думают обо мне!».Страх и стыд поселились в нем и не отпускали больше.Сегодня с утра Клякса на «кукушке» сам рассказал остальным произошедшее, выудив из Пушка и Тыбиня всю предысторию событий и разругав их в пух и прах.Кляксе хорошо было ругаться — он был герой, потирал украшенную царапинами и синими следами воровских пальцев шею, а вот Андрей забился в дальний угол комнаты инструктажа и глаз не поднимал. Даже вчерашние похождения Киры и Ролика, нежно оглаживавшего огромные, распухшие как у Чебурашки уши, не позабавили его.В комнате сегодня было просторнее обычного — кроме Волана не было и Морзика, пострадавшего в драке с вокзальным криминалитетом и собиравшегося в командировку.Полдня, пока изучали новое задание, разбирали тактику наблюдения на примерах прошлых операций по ШП, разведчик Дональд не сказал ни слова. Женщины расспрашивали, успокаивали его — и едва не довели до слез.Андрюха убежал от них в коридор.Стрельнул у прапорщика Ефимыча сигаретку, спустился на улицу, оглядел просторный заснеженный двор базы. Закурил мятую «Приму», закашлялся с непривычки.Через некоторое время из дверей «кукушки» показался Миша Тыбинь, жмурясь на снег, покосолапил к Лехельту.Покачал головой, увидав сигарету в руке, посопел, отдуваясь:— Дай прикурить, что ли… Слышь, пацан, я тебе по правде скажу… Ты, конечно, спорол дурку. Надо было через куртку стрелять — никто бы ничего не понял. А поняли бы — да и хрен с ними… Но я тебе еще вот что скажу: это я сейчас такой умный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21