https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/keramika/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Арриго не представлял отца во время праздников и общественных мероприятий, потому что никогда не присутствовал на них. Арриго даже пропустил гвоздь сезона – банкет, данный Мечеллой в честь шестидесятидевятилетия Коссимио, на котором Малдонно первый раз облачился в голубой с золотом костюм и успешно исполнял роль дедушкиного пажа. Арриго уехал двумя днями раньше открывать новый памятник Алессо до'Веррада в Хоарре.
Это было сделано по приказанию самого Коссимио, и он не очень скучал без сына. Визит был задуман, чтобы оценить серьезность сообщений о волнениях в южных провинциях. По возвращении Арриго поведал отцу горькую правду. Быстрое разрешение возникших в Кастейе проблем вызвало на Юге черную зависть. “Почему, – вопрошали хоаррцы, – после страшной песчаной бури в 1260 году мы не получили такой же безотлагательной помощи?"
– И все считают, – закончил Арриго, – что кастейцы обязаны этим Мечелле.
Он представил сие заявление так, будто это был судебный вердикт, положенный на стол Коссимио для его внимательного изучения. Да, это правда, притом опасная правда. Щедрость всегда приписывалась до'Веррада, так же, как и преданность. Мечелла в своем невинном желании помочь дошла до того, что стала реальной угрозой.
К ярости и разочарованию Арриго, Коссимио видел все в другом свете.
– Мечелла, говоришь? Тогда я пошлю ее в поездку по стране, пусть Юг убедится, что она равно заботится обо всех.
Организуй это, Арриго, и поезжай с ней. Дороги просохнут уже к Фуэга Весперра. Уезжайте и возвращайтесь только к Санктеррии, мы все прекрасно проведем следующее лето в Корассоне. А осенью вы с Мечеллой с той же целью поедете в Эллеон, и все будет прекрасно.
Таким образом Арриго стал человеком, сопровождавшим Мечеллу в Хоарре. И Шагарре. А также во всех населенных пунктах по дороге между ними. С каждой бурной встречей, которую устраивали “нашей Дольче Челлите”, с каждым подарком – от великолепного ожерелья из лазурита до скромной корзины миндаля – его настроение все ухудшалось. Хоарра устроила в ее честь парад и благодарственный молебен в санктии Матра Серенисса. В Варриве назвали в ее честь новую школу, в Брасине переименовали центральную площадь. Шаария закатила трехдневный праздник в честь ее прибытия. В Шагарре был устроен банкет на весь город с фейерверками. Наконец, в Гранидии, родном городе герцогини Гизеллы, терпение Арриго лопнуло.
Он смотрел, как Мечелла смеется, улыбается, обнимает детей и болтает со всеми, от слуг и крестьян до графов и баронов, которые один за другим подходили сказать ей, как они и их люди обожают ее. Но в Гранидии знали его самого. Он раньше часто отдыхал здесь летом, и радость людей при виде его была даже больше, чем уважение, которое они испытывали к его супруге. Вдоль всей дороги, от подножия холма до самой вершины, собрались ликующие толпы, а внутри городских стен, приветственные крики были слышны даже в самых дальних закоулках. На вершине холма стоял Кастейо Гранидиа, замок, в котором он играл когда-то со своими многочисленными кузенами. И они собрались всей толпой, чтобы по-родственному обнять его.
Вечером он в прекрасном настроении зашел за Мечеллой в ее спальню и обнаружил, что она все еще одевается для очередного мероприятия, которое дядя его матери, граф до'Транидиа, назвал простыми сельскими танцами. Увидев, что она опять опаздывает, Арриго нахмурился, налил себе кубок вина и, развалясь на стуле, стал ждать. Он все время ждал ее последние дни.
Отонна хлопотала с вышитым кружевным лифом, Лейла – с воланами многочисленных юбок. Безвкусный крестьянский наряд, который ей подарили по прибытии и который она приняла с таким восторгом, будто он был сшит по последней моде из самого тонкого шелка. Мечелла закружилась перед зеркалом, распущенные волосы золотым облаком окружили голову, юбки поднялись, обнажив длинные стройные ноги. Арриго со стуком поставил на стол пустой кубок и сердито уставился на нее.
– Ты похожа на крестьянку.
Мечелла удивленно раскрыла голубые глаза. Но если раньше, услышав такое, она бы вздрогнула, попросила у него прощения и тут же сменила наряд, то сейчас она лишь отвернулась и спокойно заметила:
– А по-моему, очаровательный костюмчик.
– А я и не говорю про костюм. Ты сама похожа на крестьянку. Их взгляды встретились в зеркале. Недоброжелательную тишину нарушил какой-то звук, исторгнутый задохнувшейся от волнения горничной. Глаза Лейлы метали черные молнии.
– Выйдите, обе, – сказал Арриго.
– Останьтесь, – приказала Мечелла. Арриго поднялся со стула.
– Только крестьянам все равно, слышит ли кто-нибудь то, что должно оставаться между мужем и женой.
– Мужем! – Она резко обернулась. – Да ты уже полгода не был моим мужем!
– А ты была моей женой? Ты просто женщина, на которой я женился, чтобы она рожала мне детей!
Удар попал в цель – он видел это по ее лицу, но она тут же овладела собой и парировала:
– Если ты так думаешь обо мне, значит, ты считаешь, что эта Грихальва – твоя настоящая жена. Значит, ты живешь во лжи, в выдуманном мире.
– Твоя проницательность удивляет меня, Мечелла. Это ты выдуманная, а она – настоящая. Дрожа, она ответила:
– Если бы только можно было прекратить такую жизнь!
– Это можно устроить, – предложил он.
– Она никогда не займет мое место! Никогда, слышишь!
– Теперь ты должна понимать, что и тебе не занять ее места. Опять наступила жуткая тишина. Прервалась она только звоном часов из розового дерева и хлопаньем радужных крыльев маленького петушка. Арриго стряхнул воображаемую ниточку со своего темно-голубого камзола.
– Мы из-за тебя опять опоздали. В который раз. Повернувшись, он заметил двух потрясенных слуг и нахмурился.
– Пойдут сплетни, как ты и мечтала. Но им никто не поверит. Это дом моей матери, здесь живет моя родня. – Он улыбнулся. – А кроме того, все знают, как я предан своей.., жене.

Глава 48

Этой ночью Лейла охраняла Северина. Почти все в Гранидии были еще либо на “простых сельских танцах”, либо принимали участие в таких же забавах на маленьких, поросших травой площадях города. Те немногие, кого они встречали на извилистых улочках, особенно после полуночи, были уже изрядно навеселе и направлялись домой спать.
– Скорее, и так уже слишком долго, – прошипела Лейла, через плечо обернувшись к своему спутнику.
Они находились в одном из безлюдных переулков между Руайо Вача и Руайо Кордобина. По одну сторону улицы находились бойни, по другую с убитых животных снимали шкуру. Ведра со всеми отбросами оставляли прямо на улице. Вонь стояла невыносимая.
– Сейчас, еще чуть-чуть осталось дорисовать, – пообещал Северин, отбрасывая со лба прядь длинных черных волос. – Каль веноммо – вещь не слишком сложная, но здесь темно хоть глаз выколи, а я не привык рисовать углем на кирпиче.
– Такие простые вещи – не для тебя, о мой мастер-иллюстратор? Северин в ответ проворчал что-то неразборчивое. Где-то в переулке зарычали копошившиеся в отбросах собаки. Лейла вздрогнула и снова поторопила Северина.
– Слышу, слышу, – тихо пробормотал он. – Готово уже. Лейла попыталась рассмотреть хоть что-нибудь в темноте.
– О чем там говорится?
– Ни о чем. Там только рисунок, без слов.
– Тогда что там изображено?
– Учитывая погрешности, вызванные недостатком освещения, спешкой и некачественными материалами…
– Северин!
Он улыбнулся, сверкнув в темноте белыми зубами.
– Тасия, пришпоривающая лошадь. Лошадь очень похожа на Арриго.
Лейла зажала рот рукой, чтобы не захихикать, но ей это не удалось.
– Севи, да ты что!
– Ты же сама хотела, чтобы люди это узнали. Куда теперь пойдем?
Лейла взяла его за руку, и они поспешили убраться из этого вонючего переулка с его грызущимися собаками. На главной улице Лейла остановилась у фонаря, чтобы взглянуть на руку, которую сжимала в своей. Северин безуспешно пытался помешать ей.
– Нет, дай я посмотрю. Почему у тебя такие липкие пальцы?
– С чего ты взяла?
Он вытащил из кармана лоскут.
– Пойдем скорее, я хочу сделать еще хотя бы рисунка четыре, пока не истеку кровью.
– Кровью?
Потрясенная, Лейла уставилась на него. Северин обмотал руку тряпкой. Там, в вонючем переулке, Лейла не почувствовала запаха крови, а ведь она составляла духи и могла на расстоянии двадцати шагов с закрытыми глазами отличить розу Астраппа Бианка от Плувио Бианко.
– Севи, – прошептала она, – зачем?
– Потом я расскажу тебе, что мы, иллюстраторы, действительно можем.
Он пожал узкими плечами. Грустная улыбка придала его лицу – ничем не примечательному, типичному лицу Грихальва с характерным длинным носом – какую-то загадочность.
– А теперь найди мне хорошую стену, желательно гладко оштукатуренную. Кирпичная поверхность все-таки редкое дерьмо.
На следующее утро, когда солнце осветило крутые извилистые улочки Гранидии, отовсюду стали раздаваться взрывы хохота и гневные выкрики.
– Каль веноммо, – объясняли те, кто уже успел все узнать, своим менее информированным товарищам. – Ядовитое перо, карикатура.
И все в округе собирались поглазеть, потыкать пальцем и оценить смысл забавных, а иногда и непристойных рисунков, будто по волшебству появившихся за ночь по всему городу. Когда это обнаружил Арриго, он вызвал к себе всех Грихальва, которые находились в тот момент в Гранидии, и иллюстраторов, и просто художников. Из двадцати девяти человек одиннадцать имели свидетелей, подтвердивших, что они всю ночь провели в постели, двенадцать были на танцах вместе с кем-нибудь еще, шестеро присутствовали на балу у графа до'Транидиа, а остальные шестеро были так немощны, что и по лестнице-то не смогли бы подняться, не то что всю ночь бегать по крутым, извилистым улочкам города.
Арриго посмотрел на Кабрала и Северина – тех Грихальва, которых они взяли с собой по настоянию Мечеллы. Разумеется, их он подозревал в первую очередь. Но второго он сам несколько раз видел на балу – юнец танцевал с Лейлой, а судя по физиономии первого, прошлой ночью он здорово напился. И действительно, один из опрошенных ранее слуг до'Транидиа подтвердил, что Кабрал до самого рассвета с регулярностью часового механизма посылал за “еще одной бутылочкой”.
Но все же это совершил Грихальва. Нанес это.., это оскорбление в адрес наследника Тайра-Вирте. Ни один даже самый способный любитель не смог бы так хорошо сымитировать неподражаемый стиль каль веноммо. Это сделал Грихальва. И Арриго прекрасно понимал, что ни один из них до самой смерти не нарушит своей несчастной клятвы и не выдаст виновника. Даже его друг Дионисо, даже Рафейо, хоть он и сын Тасии. Ни один распроклятый Грихальва даже рта не раскроет. Это очевидно.
– Очень хорошо, – решительно сказал Арриго. – Я не знаю, кто из Грихальва нарисовал это, но зато я знаю, кто из вас это сотрет. Те, кто поздоровее, немедленно возьмут в руки щетки, и если к закату солнца хотя бы на одной стене в Гранидии еще останется уголь…
Он нарочно оставил угрозу недосказанной.
– Ваша светлость!
Арриго обернулся к сутулому пожилому иллюстратору, чьи изъеденные болезнью кости требовали жаркого солнца Гранидии.
– В чем дело?
– Прошу прощения, ваша светлость, но эти рисунки невозможно смыть.
– Я взглянул на них, перед тем как прийти сюда, ваша светлость, – кивнул другой иллюстратор. – Это, знаете ли.., такой сорт угля, что его ничем не возьмешь.
Северин откашлялся.
– Он прав, ваша светлость. Я тоже изучил эти рисунки и…
– Номмо Матра эй Фильхо! Так закрасьте их!
Спустя несколько часов Кабрал ненадолго прервался, чтобы потереть пальцами ноющие виски. Северин взглянул на него снизу вверх, продолжая смешивать очередное ведро белой краски. Начиная с завтрашнего дня Гранидиа будет блестеть как алебастр. Местами, разумеется.
– Почему ты не хочешь передохнуть? Кабрал хмуро посмотрел на него.
– И опять предоставить тебе делать то, что должен был сделать я сам?
– У тебя что, солнечный удар? Не вижу смысла в твоих словах, Кабрал.
– В самом деле не видишь? Как ты повредил руку?
– Как я уже говорил дону Арриго, – безмятежно ответил Северин – а он спрашивал об этом, я ободрал ее на лестнице в дозорной башне. Эти стены обязательно надо оштукатурить, они колючие, как битое стекло.
Кабрал даже не стал делать вид, что слушает.
– Севи, как ты повредил руку?
– Хочешь правду? – ухмыльнулся Северин. – Это Лейла меня укусила.
Его заявление вызвало у Кабрала припадок неудержимого смеха.
– Размечтался! Матра, я чуть не упал, когда Арриго сказал, что ты должен беречь свои драгоценные руки художника! Северин выплеснул две склянки воды.
– Я повредил левую, а это не так уж и страшно.
– Ты глупо рисковал сегодня ночью. Это моя сестрица тебя подбила?
– Не понимаю, о чем ты.
– Все настоящие иллюстраторы поняли, в чем дело, когда увидели твой бинт.
– Честное слово, не знаю, о чем ты тут болтаешь. Кабрал покачал головой.
– Дурак ты, Севи. Но – большое спасибо.
– Я, конечно, совершенно не понимаю, что ты имеешь в виду, – задумчиво протянул Северин, – но тем не менее – пожалуйста.

* * *

В течение еще двенадцати дней Арриго сопровождал Мечеллу в ее поездке. В Дрегеце, последнем городе, который им полагалось посетить перед возвращением в Мейа-Суэрту, их встречали баронесса Лиссина и целая делегация Грихальва. После смерти мужа Лиссины, барона до'Дрегеца, в ее собственность перешло поместье со всеми фермами. Ожидалось, что она, как и все любовницы до нее, завещает свою собственность семье. Тогда какой-нибудь женатый Грихальва будет жить там с детьми и управлять поместьем. Втайне даже надеялись, что Великий герцог пожалует этому Грихальва титул барона до'Дрегец. А поскольку Лиссина была здорова как лошадь и женщины в ее роду доживали обычно до глубокой старости, то предполагалось, что герцогом этим будет уже Арриго. Поэтому дальновидные Грихальва приехали из Мейа-Суэр-ты, чтобы помочь Лиссине принимать Дона и Донью в Дрегеце.
Как и в Гранидии, здесь в первую очередь приветствовали Арриго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45


А-П

П-Я