Он добрался до него, и вернулся, правда, все думали, что он повредился в уме, он рассказывал такие странные вещи… И знаете, отец Игнасио, это не так уж далеко отсюда. Несколько переходов. Всего несколько переходов. А потом я доставлю вас в город — как хрустальную вазу, со всеми возможными удобствами.
Он лихорадочно потер руки.
— Нас будет шестеро, — сказал он, — шестеро. И мы пойдем медленно и будем помогать друг другу. Разве это не то, что должны делать люди, отец Игнасио?
— В принципе да, — шепотом сказал священник, — в принципе да.

* * *
Он рылся на пепелище, пытаясь найти хоть что-то… Но статуя Распятого была деревянной, покров рассыпался в прах, а серебряная чаша оплавилась. В конце концов он нашел требник — сафьяновый переплет сморщился и обгорел по краям, листы по углам изъедены пламенем… Вдобавок, он был слипшимся, сырым от дождя.
Старый Мигель сидел поблизости на новенькой циновке — видно сплел ее только что из травы и листьев. Вода стекала у него по голове и по плечам.
Отец Игнасио подошел и присел рядом, на обгоревшую балку. Ноги болели. В спине копошился огненный скорпион.
— Эта тварь все врала, верно ведь? — спросил он, — про город. Никакого города нет?
— Город есть, — сказал старик, — но он не для людей.
— А для кого?
Старик молча пожал плечами.
— Как же быть?
Старик поглядел на него и отец Игнасио в ужасе увидел, что глаза у него белые с опаловым молочным отливом.
— Завтра за мной придут, — сказал он.
— Кто?
— Те, кому я служу. Я думал, твой бог сильнее. Но он ушел. Хочешь посмотреть на них, глупый раб слабого бога?
— Нет, — сказал отец Игнасио.
— Твоя Мэри все равно умрет. У нее печать смерти на лице.
— Тогда я буду рядом, чтобы причастить ее и отпустить в дальнюю дорогу, — сказал отец Игнасио, — в чудесную дальнюю дорогу, где только свет, и золото, и лазурь…
— Она не пойдет туда. Она пойдет другой дорогой — а там мрак… огонь и мрак…
— Нет! У каждой души есть надежда на спасение, старик! До последнего мига, до последнего дыхания.
— Ты хороший человек, чужак. Ты ее жалеешь. Ты добрый. Но почему дагор пришел сюда?
— Что?
— Что ты такого сотворил, слуга чужого бога, что дагор прошел через болота, через гнилые леса, прошел, чтобы найти тебя?
Старик глядел на него полупрозрачными бельмами.
Отец Игнасио сидел, прижимая к груди пахнущий плесенью требник, и ладони его были черны от сажи.

* * *
Не так-то просто срезать себе посох в лесу, где все криво, где деревья, переплетаясь, душат друг друга так, что и не разберешь, где чья ветка. Он раздвигал гибкие плети, свисающие с ветвей густой зеленой бахромой, и цветы, которыми они были увенчаны, касались его лица полуоткрытыми влажными ртами, мясистыми губами — алыми, желтыми, розовыми. Мэри шла рядом, опустив глаза, на косынке грязные разводы, нехитрые пожитки за спиной. Юноша поддерживал ее под локоть. Идти и впрямь было трудно, почва напиталась водой, которая проступала сквозь нее при каждом шаге, башнями и пагодами прорастали причудливые грибы. Бледный мох распадался на легкие хлопья от прикосновения посоха.
Лучше бы этот Арчи держался подальше от девушки, но она едва стоит на ногах. Аттертону и так тяжело — щадя остальных, он нагрузил на себя большую часть пожиток. Получился весьма внушительный тюк — этот человек воистину двужильный. У Томпсона груз был меньше, наверное, так и было задумано. Ведь он, рыскавший по сторонам с карабином наперевес — единственная их защита.
Большие кошки, думал отец Игнасио, большие кошки прыгают сверху, они бьют лапой сюда, в шейные позвонки — они по-своему милосердны, это быстрая смерть. И кто разглядит пятнистую шкуру в этой игре теней и света? Или змею, обвившую ветку?
Он горько усмехнулся — змеи, леопарды! Простые, бесхитростные души, божьи твари, выполняющие божью волю. Он, отец Игнасио, вполне готов был, уподобившись св. Франциску сказать «брат мой, волк!». И с каким бы тихим удовлетворением встретил бы он сестру свою смерть. Но мог бы он сейчас сказать о человеке «брат мой»?
Томпсон обернулся и крикнул что-то. Шум бьющей в листья воды заглушил его слова.
— Что? — переспросил отец Игнасио.
Охотник замедлил шаг и, когда отец Игнасио поравнялся с ним, сказал:
— Дождь скоро закончится.
— Да? — с сомнением переспросила Мэри.
— Попугаи. Я видел попугаев.
Он указал рукой куда-то в чащу, где яркие вспышки мелькали среди темных деревьев.
— Да, — согласился отец Игнасио, — это хорошо.
И дождь кончился. И вместе с ним окончился лес.

* * *
Они видели деревья, сплошь затянутые паутиной — точно полупрозрачным шатром, в котором шевелились смутные черные пятна. Они прошли мимо огромных, выше человеческого роста муравейников. Мимо раздутых, точно изуродованных слоновой болезнью стволов. И, наконец, они увидели болото, издали казавшееся зеленым лугом, кое-где торчали пучки деревьев.
Ричард Аттертон указал затянутой в перчатку рукой:
— Тропа!
И верно, тут была тропа; вернее, след, словно оставленный гигантским слизняком. Ноги здесь до колен проваливались в бурую слизь, но это был единственный путь, — по бокам тропы простиралась трясина. Точно пальцы утопленников, тянулись из нее на поверхность белые и синие кувшинки. Над трясиной стоял неумолчный звон москитов, отец Игнасио ударил себя по руке; на тыльной стороне кисти осталось красное пятно.
— Не нравится мне это место, — негромко произнес Томпсон, — туземцы верят, что в таких местах живет дьявол.
Отец Игнасио поспешно перекрестился.
— Спаси нас Господь, — пробормотал он.
— Черные оставляют ему еду и бусы… Подарки. Тогда он пропускает их, а если ничего не дать — забирает себе. Так они говорят.
— Я не стану дарить подарки нечисти, — сквозь зубы сказал отец Игнасио. — А если кто из вас попробует — прокляну!
— Но тогда… — прошептала сестра Мэри, — мы все погибнем?
— Сестра Мэри! — изумленно воззрился на нее отец Игнасио.
— Я не верю в водяных дьяволов, — сказал Ричард Аттертон, — Полагаю, это какое-то крупное животное.
— Что не лучше, — Томпсон обшаривал водяную гладь яркими синими глазами.
«Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum. Benedicta tu in mulieribus et benedictus fructus ventris tui Jesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus nunc et in hora mortis nostr?».
Отец Игнасио шептал почти беззвучно, ноги его утопали в бурой слизи, руки и лицо изъедены москитами, веки вспухли. В глубине болота колыхалось нечто — то ли пузыри газа, всплывающие со дна, то ли обломок дерева… По бокам тропы зеленели островки травы, но когда он попытался ступить на такой, тот просто ушел в воду под ногой. Перед лицом отца Игнасио на миг возникла собственная тень на поверхности воды, окруженная ореолом из лучей.
«Amen» — заключил он громко и отпрянул.
— Что там? — спросила Мэри.
— Ничего, — отец Игнасио выпростал ногу из спутанных водяных растений, — ничего.
Тропа начала забирать вверх, кувшинки исчезли, зато вокруг вспыхнули огоньки тигровых лилий. Интересно, кто ее проложил, думал отец Игнасио, и, главное, зачем. Здесь ведь поблизости нет никаких поселений.
Теперь, на возвышении, стало видно — то, что он принимал за синий клочок неба с редкими облаками, оказалось водной гладью, простиравшейся до самого горизонта. Облака на самом деле были островками с купами темных деревьев.
— Вот оно! — Ричард Аттертон стоял, полной грудью вдыхая влажный воздух. — Озеро! Огромное озеро, сердце этой земли!
Берег уходил в обе стороны гигантским полукружием.
— Мы можем устроить здесь стоянку, — предложил Томпсон.
— Нет, — сказал Ричард Аттертон, — нет. Мы пойдем… Где этот город, Арчи? Где скалы? В какой стороне?
Арчи вздрогнул как от удара.
— Не знаю, — проговорил он, — это не я… это он… Я никогда здесь не был. Он знает.
— Тогда пусть скажет, — Аттертон повелительно поглядел на Арчи, даже не на Арчи, на его грудь, трепещущую под грубой тканью.
Молчание.
Аттертон извлек из своего тюка со снаряжением бинокль и оглядел побережье.
— Там! — сказал он наконец.
Отец Игнасио уставился дальнозорким старческим взглядом, но увидел лишь что-то белое, уходящее в синеву озера.
— Скалы, — пояснил Томпсон, которому не нужен был бинокль, — белые скалы. Там наверняка пещеры, вымытые водой, и все такое.
Скалы возвышались над водой и отражались в ней, вода вымыла в них причудливые проемы, ветер вырезал в скалах рельефы, драконы и горгульи проступали и тут же расплывались, теряясь в мешанине выступов и впадин.
— Мы можем бродить по берегу хоть год, — Томпсон пожал плечами, — разве только… эта тварь знает, где это место, верно?
— Если его спросить, — задумчиво проговорил Аттертон, — заставить заговорить. Спросите его, Арчи.
— Он говорит, только когда хочет, — виновато сказал молодой человек. — Очень редко.
— Где? — Аттертон повысил голос, повелительно глядя на скрытую под тканью выпуклость на груди юноши, — где?
Они замолчали. Ветер свистел в песке, крохотные волны с шорохом набегали на берег, лениво перекатывая пучки гнилой травы.
Аттертон стиснул челюсти так, что под кожей проступили очертания черепа. Взгляд его резал как нож.
— Надо спросить его напрямую, — сказал он тихо. — Напрямую.
Он сделал шаг по направлению к юноше, и вновь застыл в задумчивости.
— Не делайте этого, — сказал отец Игнасио.
Аттертон поглядел на него холодным бешенным взглядом.
— Даже не пробуй помешать мне, старик, — сказал он. Раскрытой ладонью он толкнул священника в плечо, и тот с размаху сел на песок, беспомощно ловя воздух раскрытым ртом.
— Томпсон!
Томпсон с готовностью обернулся.
— Помоги мне отвести его в заросли.
— Нет! — жалобно вскрикнул юноша, — нет! Не надо!
— Ричард, — тревожно сказала леди Аттерон.
— Не вмешивайся, дорогая, — Ричард Аттертон сурово покачал головой, — сейчас не вмешивайся.
Он неуклонно подталкивал молодого человека к зеленому частоколу ветвей. Тот, обернувшись, крикнул:
— Нет, Элейна! Не ходи сюда! Не смотри.
Томпсон следовал за ним с карабином наперевес.

* * *
— Боже мой, — шептала леди Аттертон, закрыв лицо руками, — боже мой!
Из зарослей донесся пронзительный, режущий, нечеловеческий визг.
— Что они там делают?
— Отец Игнасио! — Мэри вцепилась ему в рукав, и он, кряхтя, поднялся — отец Игнасио, умоляю вас! Во имя Господа! Прекратите это. Не давайте им…
— Испытывать этого демона?
— Но они не испытывают демона. Они мучают человека. Отец Игнасио…
Двое сильных мужчин, думал отец Игнасио, направляясь к зарослям, а я уже старик. И, потом… разве эта тварь не заслужила?
Томпсон держал молодого человека за руки, прижимая его к стволу гигантского дерева, а Ричард Аттертон стоял, наклонившись над ним; отцу Игнасио была видна лишь его согнутая спина.
Он кашлянул, и Аттертон обернулся.
— Идите отсюда, святой отец, — сказал он, дернув головой, ибо руки у него были заняты, — это зрелище не для вас.
— Я видел и не такое, — сказал отец Игнасио. — Но это неважно. Прекратите мучить человека.
— Но мы не трогаем человека.
— Все, что чувствует дагор, чувствует и человек.
— Откуда вы знаете? Вы тоже этим занимались?
— Отец Игнасио! — слабо позвал юноша.
— Я не пытал дагора. Я хотел его уничтожить. Хватит, Аттертон. А то я подумаю…
— Да? — холодно спросил тот.
— Что вами движут… личные чувства.
— Что за чушь? — в голосе Аттертона слышалось возмущение. Слишком явное.
— Элейна. — сказал священник. — Я не слепой. И еще. Что скажет ваша жена, если узнает, отчего на самом деле сгорела миссия?
— Что?
— Вы подожгли миссию, Аттертон. Чтобы не оставить нам возможности выбора. Там сгорело все, буквально все, а на вашем снаряжении нет даже следов сажи. Вы вынесли его заранее.
— Это правда, Аттертон? — с интересом спросил Томпсон.
— Нет, конечно, — холодно ответил тот, — старик свихнулся.
Тем не менее, он выпрямился и раздраженно отер руки пучком листьев.
Отец Игнасио негромко сказал:
— Вставай, Арчи. Томпсон, отпусти его.
Тот вопросительно взглянул на Аттертона, который резко кивнул в ответ. Арчи поднялся, стягивая на груди одеяло, на котором сейчас проступали бурые пятна.
Сестра Мэри бросилась к нему, кинув через плечо презрительный взгляд на вторую женщину, которая стояла, стиснув тонкие пальцы.
— Арчи! — они тебя… тебе очень больно?
— Мне — нет, — молодой человек покачал головой, — все в порядке, Мэри. И, странная вещь, да… Вон там. Идемте, я покажу вам.

* * *
— Город, — шептал молодой человек, — дивный город! Значит, он и вправду существует.
— Это? — Ричард Аттертон хватал воздух ртом. — Этих скал никогда не касалась рука человека. Ветер и вода, вот и все! Здесь нет ничего, кроме ветра и воды.
— Но я же вижу! Боже мой, арки и величественные колонны, и радуга на водной завесе… И храм, дивный храм, стрельчатая арка и сияние изнутри…
Он говорил, точно в бреду.
Аттертон потеряв самообладание, схватил юношу за плечи и встряхнул. Одеяло на миг сползло с плеч Арчи и тот судорожно стал натягивать его обратно. Больше, казалось, его ничего не интересовало.
— Это дагор, — сказал отец Игнасио.
— Что? — Ричард Аттертон растерянно обернулся к нему.
— Вы спросили дагора и он показал город. Но только ему одному. Не вам.
Он обернулся к белым скалам, нависшим над озером. На миг отцу Игнасио показалось, что там, в воде отражение было немного иным… совсем иным… башни и шпили, и прекрасные, спокойные лица белокаменных статуй.
— Эта тварь издевается надо мной? — голос Аттертона звучал прерывисто; гнев сдавил ему горло.
— Аттертон, — предупредил отец Игнасио, — хватит.
Арчи обернулся и поглядел на путешественника в упор. Глаза его были светлые и ясные, как у ребенка.
— Я пойду туда, — сказал он спокойно, — вы не видите, а я вижу… что ж… мраморные ступени поднимаются над водой и свет играет на волнах, свет из храма…
— Друг мой, — устало сказал отец Игнасио, — это иллюзия. Обман.
— Быть может, — возразил молодой человек, — это я вижу истину. А вы — иллюзию.
Он медленно побрел к воде и погрузился в озеро по пояс. Концы одеяла плыли за ним, распластавшись по воде.
— Там, в озере, наверняка кто-то прячется, — жалобно сказала Мэри, — кто-то страшный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10