Первым шел мрачный Каверин, за ним, с двумя дорожными сумками в руках, семенил его всегдашний помощник.
Из-за стеклянной стены донеслось объявление:
— Внимание. Продолжается регистрация и оформление багажа на рейс 4519 Москва-Баку…
— Анальгина у тебя нет? — спросил Каверин.
— Не-а… — сочувственно покачал головой Петрович.
Морщась, Каверин осторожно потер виски. Забинтованная голова нещадно болела, к тому же Володю слегка подташнивало. Похоже, Белову вчера все-таки удалось наградить его небольшим сотрясением.
Но куда больше, чем головная боль, его изводила не находящая выхода ненависть к Саше. Она бурлила в груди, мутила разум и рвалась наружу. Но дать ей волю Каверин пока не мог. Сначала надо было полностью пройти маршрут, замкнуть на себя все связи и контакты Белова, а уж тогда…
— Проведем груз — я его на куски порву, — непонятно кому пообещал Каверин сквозь стиснутые зубы. — И всю семью его вырежу напрочь…
Они подошли к двери. Каверин потянул на себя ручку и в тот же миг не него вывалился изнутри какой-то парень. Он бесцеремонно отпихнул Володю в сторону, довольно чувствительно двинув ему плечом в плечо.
— Эй, тебе что, дороги мало? — бросил парню Петрович.
— Да пошел ты, козел! — не взглянув в их сторону, равнодушно ответил тот. От парня разило перегаром.
Каверин встал, как вкопанный. Он вдруг понял, кто ответит ему за вчерашнюю выходку Белова.
— Ты что, Володь? — спросил Петрович.
— Иди-иди, я сейчас… — он натянуто улыбнулся и, засунув руку в карман пальто, нащупал там нож.
Дождавшись, когда приятель скроется за поворотом, Каверин повернулся назад. Его наглый обидчик курил, облокотившись на перила. Володя вышел на балкон, прикрыв за собою дверь. Через несколько секунд он снова вернулся в здание аэропорта. Еще более тщательно закрыл за собою створки дверей и перекрыл проход, пододвинув к ним урну. Затем Каверин неторопливо огляделся — его взгляд был совершенно спокоен, а на губах играла умиротворенная улыбка. Убедившись, что все тихо, он направился к стойке регистрации.
А на балконе, с ножевой раной в печени, остался лежать тот самый хамоватый парень — несчастный козел отпущения.
XXIX
Космосу и в самом деле невероятно повезло. Его «Мерседес» влетел под мусороуборочный «КамАЗ» так, что извлекать бедолагу из покореженной машины пришлось с помощью автогена. Все время, пока спасатели колдовали над обломками «мерса», Космос яростно матерился. Медики говорили — болевой шок, возможны серьезные повреждения внутренних органов. Но когда пострадавшего доставили в больницу и толком осмотрели, врачам пришлось немало удивиться. Выяснилось, что если не считать многочисленных ушибов и порезов, все ограничилось всего лишь тремя переломами — предплечья, ключицы и голени.
Космосу наложили гипс, вкололи успокаивающего и отдали примчавшемуся в «Склиф» Юрию Ростиславовичу: заполучить сына членкору помогли старые «академические» связи. Отпуская пострадавшего, врачи, понятное дело, прописали ему строгий постельный режим.
Однако, оказавшись дома, Космос и не подумал ложиться. Его нещадно ломало после вчерашнего, болели раны и ушибы, но к коксу он прикасаться не стал. Единственное, что он себе позволил, — это немного пива. Космос ждал Белова. Он предполагал, что, узнав об аварии, друзья будут его искать. Ни Фила, ни, уж тем более, Пчелу, ему видеть не хотелось совершенно, а вот с Белым Космос бы поговорил. Слишком много недосказанного накопилось между ними в последнее время.
Космос попросил отца не пускать к нему никого кроме Саши и устроился с пивом за столом гостиной.
Звонок в дверь прозвучал, когда Космос допивал вторую бутылку.
— Пап, открой! — крикнул он. — Помнишь? Меня нет…
Шаркая шлепанцами, Холмогоров-старший прошел в прихожую. Космос прислушался. Сначала лязгнул замок входной двери, потом отец сказал кому-то: «Не снимай…». Через секунду Юрий Ростиславович заглянул к сыну и коротко сообщил:
— Саша приехал.
Космос промолчал. В гостиную мимо Юрия Ростиславовича прошел Саша. Он обогнул стол, встал у окна и, опершись о подоконник, выжидательно посмотрел на неподвижного Космоса.
— Саш, пиво будешь? — предложил Холмогоров-старший.
Белов не ответил. Юрий Ростиславович покрутил в руках бутылку с пивом, которую он прихватил из кухни, и, поставив ее на стол, неловко пробормотал:
— Ну, вы тут поговорите, а я пойду, новости посмотрю…
Саша рассеянно кивнул. Юрий Ростиславович вышел из гостиной и прикрыл за собою дверь.
— Мне Фил сказал, что ты насмерть хлопнулся, — мрачно признался Саша. — Я — в «Склиф»…
— Жаль, что не насмерть, — так же мрачно перебил его Космос.
Белов неловко топтался между столом и окном — не знал, как начать тяжелый, неприятный для обоих разговор.
— Можно я твою ногу на пол поставлю? — спросил, наконец, Саша.
— Рискни… — Кос вяло пошевелился, готовясь к неприятной процедуре.
Саша аккуратно переложил загипсованную ногу Космоса на пол, придвинул табурет к столу и сел напротив друга. Поморщившись, Космос пристроил ногу поудобней и, не поднимая глаз на Белова, попытался одной рукой открыть бутылку с пивом.
— Ты на меня не сердись, брат, — тихим и немного виноватым голосом начал Белов. — Я иногда вынужден давить, а иначе все рухнет к едрене фене. Но ты действительно хреново выглядишь. Кос, драг тебя погубит. На героин перейдешь — и все, полный звездец, пиши пропало…
— Сань, да не в этом дело… — здоровой рукой Космос меланхолично подал ему бутылку пива. — На, открой, я не могу. Знаешь, я давно уже думал, а когда эта канитель с Чечней пошла, вообще загрузился… Ну, скажи ты мне — на хрена нам вообще все это надо?! — с болью спросил он.
Открыв бутылку, Саша разлил пиво по бокалам.
— Ты это о чем сейчас? — Белов сделал вид, что не понял.
— Сань, да ты лучше меня знаешь, о чем, — Космос не спускал с него тревожных, воспаленных глаз. — Я вот раньше думал — надо всем показать, что круче меня только вареные яйца. Ну и что, показал… А дальше что? Будем своих гасить?! Сначала солдафонов наших в Чечне, а потом и друг друга… А Пчела — ему же все по барабану, он за лишнюю зеленую бумажку готов горло перегрызть!
— А ты думаешь, мне все это нравится, что ли? — Саша исподлобья взглянул на друга. — Меня самого просто взяли и конкретно наклонили. А назад пути нет… Это же как в самолете — и выскочить нельзя, и заднего хода нет… Сел и летишь…
— Ага, и ждешь, пока крыло не отвалится… — мрачно поддакнул Космос.
— Вот именно. Или в гору не врежешься…
— Или пока террористы не жахнут из «Стингера»… — ухмыльнулся Космос. Вдруг он подался вперед и пристально взглянул в глаза Белова. — А знаешь, Сань, когда мы с тобой в этот самолет-то сели? Третьего октября 89 года, на бое в Раменском, — он тяжело замолчал, пожевал губами и, наконец, сознался: — Муху-то ведь тогда я стрельнул…
В гостиной повисла долгая, тягостная пауза. В памяти обоих всплыли картины того боя. Но каждый из них вспоминал его по-своему — с того места, где он тогда был…
Саша находился в самом центре столпотворения, он вместе с Пчелой выцарапывал из схватки Фила. Муху в тот момент он не видел, да и не до Мухи ему тогда было.
Зато его хорошо видел Космос. Муха, расталкивая дерущихся, целенаправленно продирался сквозь толпу к Саше. Его глаза горели безумным огнем мести, а в правой руке в луче прожектора сверкнуло лезвие ножа. Предупредить Сашу Космос не успевал — враг был уже в двух шагах от Белова. Мухе оставалось сделать последний шаг, он уже отвел в сторону руку для решающего удара…
И тогда Космос рванул из-за пояса свой тэтэшник… Выстрел слился с выстрелом в воздух седого мужика, и это его спасло. Он проворно сунул пистолет за пояс и кинулся за друзьями к «Линкольну»…
* * * * *
Саша встал и отошел к окну.
— Сань, ты пойми, там просто другого выбора не было, — запинаясь, принялся оправдываться Космос. — Он бы тебя через секунду порезал… А не сказал я тогда тебе сразу, потому что… ну, заочковал, когда на тебя менты накатили. Сесть-то кому охота, сам понимаешь…
Опустив голову, Космос виновато замолчал. Молчал и Белов. Он замер, прислонившись лбом к прохладному оконному стеклу, и невидящим взглядом следил за снующими внизу людьми. На его скулах катались крупные желваки.
Они молчали об одном и том же. Ни тот, ни другой не смог бы сейчас с уверенностью утверждать — спас тогда, во время боя в Раменском, Космос своего друга или, наоборот, погубил.
— Ну, нельзя сказать, чтобы я не догадывался… — задумчиво произнес, наконец, Белов.
Он повернулся и взглянул на друга. Лицо Космоса покрывал узор из многочисленных ссадин и порезов, голову опоясывала повязка, чем-то напоминавшая азиатскую чалму. Сломанная правая рука была зафиксирована на отлете хитроумной подпоркой, а закованная в гипс левая нога — прямая и толстая, как березовое бревно, — была отставлена далеко в сторону.
Довершал этот нелепый вид взгляд из-под насупленных бровей — бесконечно-виноватый, как у нашкодившего спаниеля.
Все это показалось Белову настолько забавным, что он не смог скрыть улыбки:
— Космос, Космос, твою мать! Чудище ты инопланетное! — с шутливой укоризной покачал он головой. — Если бы ты был моей женой, я б тебе сейчас сказал: что ж ты, сука, мне всю жизнь-то испортила?! Но ты не жена, ты брат мне, поэтому…
Он оборвал себя на полуслове, вернулся за стол и, усевшись напротив друга, совсем другим, обыденным тоном спросил:
— Слышь, Кос, у тебя пиво еще есть? Башка раскалывается…
— Пап! — едва ли не радостно закричал Космос. — Пиво еще осталось?!
А Белов еще раз окинул веселым взглядом его раскоряченную фигуру и не удержался от иронично-восхищенного:
— Красавец!
Холмогоров-старший зашел в гостиную, прижимая к груди с полдюжины бутылок пива. Только сейчас Белов заметил, как постарел Юрий Ростиславович. Он сильно поседел, ссутулился. Плохо выбритый, в линялой ковбойке, пузырящихся на коленях джинсах и стоптанных шлепанцах он почти ничем не напоминал того блестящего ученого и красавца-мужчину, которым он был всего каких-то пять лет назад. Саше сразу вспомнилось, что два года назад от него ушла молодая жена — сбежала за границу с каким-то не то норвежцем, не то датчанином…
Юрий Ростиславович составил пиво на стол и неуверенно спросил:
— Ребят, а можно я с вами посижу?
— Ну конечно, садись, пап… — Космос потянулся за стулом.
Белов сноровисто откупорил бутылки и разлил пиво по высоким бокалам.
— Твое здоровье, сынок, — Юрий Ростиславович положил руку на здоровое плечо Космоса. — Ты не пугай меня больше так, да и друзей своих — тоже.
— Это точно, — поддакнул Саша. — Меня трясло просто, пока до «Склифа» летел…
Все трое дружно приложились к бокалам. Промокнув салфеткой рот, Юрий Ростиславович смущенно откашлялся.
— Тут у нас акустика хорошая, я пару фраз услышал… Можно я вам расскажу притчу одну, мне ее еще году в пятьдесят восьмом рассказали, а я на всю жизнь запомнил… Две лягушки попали в кувшин с молоком. Слышали? Нет? Так вот, одна из них сказала: все, нам не выбраться, бороться бессмысленно — и утонула. Вторая сказала: ну нет, я просто так не сдамся — и всю ночь плавала, била лапками… А к утру она сбила из молока масло и выбралась. Вот так.
Саша усмехнулся и вдруг поймал взгляд Космоса, адресованный отцу — непривычно теплый, почти ласковый. Юрий Ростиславович снова откашлялся и достал сигарету.
— Вот такая притча, — пробормотал он и повернулся к Белову. — Саш, дай зажигалку.
Тот запустил руку в карман пиджака. Зажигалка оказалась под какой-то плотной, в несколько раз сложенной бумагой. Без всякой задней мысли он вытащил на свет мешавшую бумагу.
.Это была карта Чечни, испещренная синими карандашными пометками.
XXX
Прошло почти три недели. За это короткое время многое изменилось, и в первую очередь — Космос. Все его загулы остались в прошлом, он стал тише воды и ниже травы. Похоже, он отказался даже от кокса — во всяком случае, с этой дрянью его больше никто не видел.
Космос снова стал интересоваться делами Бригады. Вот уже вторую неделю, не слишком ловко ковыляя на костылях, он каждый день приезжал в офис и со старательностью прилежного ученика вникал в новые для себя дела. О своем отношении к проекту «Привет, оружие!» он больше и не заикался. Вероятно, он задался целью доказать друзьям, да и самому себе, наверное, что крест на нем ставить еще рано. Так это было или нет, но все были искренне рады этим неожиданным переменам.
Покончил с пьянкой и Белый. Но с ним была совсем другая история. Он на всю катушку закрутил роман с Анютой. Целыми днями он безвылазно торчал у нее дома, в конторе почти не показывался, а если и появлялся на часок-другой, то был задумчив и немногословен. Он словно размышлял над какой-то важной проблемой, но делиться своими сомнениями ни с кем не хотел.
Такое его поведение всерьез беспокоило Фила. Он опасался, что Белов запал на эту актрисульку капитально, не на шутку. Это подозрение напрягало его по полной программе, Фил даже собирался при случае поговорить с Сашей по душам на эту щекотливую тему.
А Пчела… Пчела был с головой занят лишь одним — чеченским проектом. Когда он думал о том, какие огромные деньжищи вложены в это предприятие, у него от волнения покрывались потом ладони. А когда он прикидывал, какую прибыль должна принести сделка, у него начинала кружиться голова.
Сегодня был очередной сеанс связи с сопровождавшим груз Кавериным — предпоследний из запланированных. Пока все шло нормально, но чем ближе был финиш маршрута, тем сильнее возрастало напряжение в офисе Бригады.
Вот почему сегодня у телефона в кабинете Белого собрались все четверо.
Сам Белов и Пчела сидели за круглым столом для совещаний, на котором стоял самый обычный офисный «Панасоник». Они оба замерли в одной и той же позе мучительного ожидания — навалившись на стол, они опустили подбородки на сжатые кулаки и не сводили глаз с безмолвного аппарата.
Чуть поодаль в кресле устроился Космос. Здоровой рукой он обхватил бюстик Сократа и рассеянно поглаживал гипсовую голову философа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21