Поэтому на месте происшествия оказались сразу несколько оперативных групп и столько же машин «скорой помощи».
Тура еще издали увидел сиреневосинюю мигающую круговерть тревожных огней — обочины шоссе были заняты машинами с номерными знаками Мубека. Колонна, в которой двигалась «Волга» Халматова, шла между ними в узком коридоре, заполненном запахами горячего железа, краски, бензина. Водители снижали скорость, чтобы все лучше увидеть и запомнить, не обращая внимания на нетерпеливые окрики и энергичные отмашки инспекторов госавтоинспекции.
— Проезжайте! Проезжайте, не задерживайте!.. — крикнул один из инспекторов Туре, заметив, что его шофер собирается припарковаться. — Аа… — узнав Туру, он махнул рукой.
— Сюда, — показал Халматов, не обращая внимания на инспектора.
Машину удалось поставить только в самом конце стоянки, над прудом. Напротив, под деревом, Халматов увидел машину Пака. «Москвич» стоял у самой обочины. Все места кругом были заняты транспортом, сбоку, рядом, стояла патрульная машина ГАИ.
«… Пак не поставил бы машину бочком, если бы место это рядом было свободным, — сразу заметил Халматов. — Патрульная машина стоит на месте другой, рядом с которой припарковался Пак. Та машина ушла…»
Стараясь подавить невольное чувство вины за то, что он, начальник розыска области, приехал на место преступления последним, Тура двинулся к залитым зноем мосткам. Мутный пруд пузырился, казалось, вотвот закипит.
В кафе было тихо. Осмотр места происшествия уже закончился. Тура сразу это понял. Зря, выходит, так напрягал Алик свой мотор от электрогенератора. За центральным столиком против раздачи начальник следственного отделения дописывал протокол.
— Тура Халматович…
К нему подошел начальник райотдела Равшан Гапуров — Чингизид, как его иногда называли за глаза, — тяжелый, без шеи, медлительный, слегка косивший черным красивым глазом. От этого у Гапурова был всегда сонный вид — прекрасный камуфляж для деятельного, властнорезкого, очень умного милиционера. Тура всегда помнил об этом — когдато они котировались оба на должность начальника областного уголовного розыска. Тогда Эргашев предпочел Туру. Оба об этом никогда не забывали, хотя и не соперничали открыто.
Халматов перебил его:
— Пак жив?
— Жив. Генерал добился вертолета, их сразу отправили, — обстоятельно, как всегда, принялся объяснять Гапуров. — Но парень этот, с Корейцем который был, — тот сразу умер. Личность пока не установлена. А Пак сейчас в Мубеке, в областной больнице. Там старший оперуполномоченный из министерства. Если Пак придет в себя, он с ним пошепчется…
— Как его состояние?
— Очень тяжелое, — вздохнул Равшан.
— А ранений?
— Одно. Но опасное для жизни — в грудь. У того, кто убит, два ранения.
— Гильзы нашли? Из чего он стрелял? — допытывался Тура.
Гапуров тяжело отдувался. Как оказавшемуся старшим по должности и званию среди прибывших, ему пришлось возглавлять розыск по горячим следам, взять под контроль первоначальные мероприятия. Не дожидаясь приезда Туры, он ввел в действие систему поиска, переход на усиленный вариант несения службы личного состава региона, закрытие дорог, досмотр общественного и личного транспорта. Информация за его подписью легла и на стол министра, к вящему неудовольствию прибывшего всего на несколько минут позже заместителя начальника Мубекского областного управления Назраткулова.
Теперь, с появлением Халматова, в соответствии с неписаными правилами службы, Равшан подчеркнутоскромно, но с достоинством освобождал центральное место, отходил слегка в сторону, на второй план.
— Преступник стрелял из «Макарова». Нашли две гильзы. Я направил их с нарочным в Ташкент — пусть проверят по гильзотеке. Может, когданибудь проходили по какомуто делу.
— Третьей нет?
— Пока нет. Может, в пруду.
— Если не обнаружит металлоискатель, нужно подумать, как спустить воду.
— Вы правы.
Они подошли к поваленному столу в углу, где все произошло. Всюду здесь виднелись следы крови, кровавые ватные тампоны.
На соседнем столе лежала лепешка, несколько шампуров с шашлыком — увядшие, заветренные куски неаппетитного мяса на шпажке.
— Это преступника, — сказал Гапуров. — На тарелке не осталось отпечатков. Пак сидел здесь… — Он показал на валяющийся в углу стул.
— А второй?
— Тот, что скончался? Напротив… — Равшан, может быть, ввел бы Туру в курс событий обстоятельнее, но он и сам знал мало.
— Как этот парень оказался с Паком? Вместе приехали? — допытывался Тура.
— Нет. Свидетели слышали, как он спросил Корейца: «У вас не занято?» Пак сидел один.
— Что он здесь делал? Неизвестно? — пристреливал вопросами ситуацию Тура.
— Пока нет…
— Пак сказал дежурному, что едет в «Чаройли»?
— Нет. Предупредил только, что будет примерно часа через три.
— Сайда еще ничего не знает?
— Нет. Мы решили, лучше ей пока не говорить.
У входа показалось несколько офицеров. Халматов увидел заместителя начальника управления полковника Назраткулова, желчнохудого, со скучным невыразительным лицом. Тура заметил брошенный на него недовольный взгляд. Отвернулся снова к Равшану.
— А что свидетели?
— Опознать не могут, — Гапуров помолчал. — Правда, мы говорили с ними только накоротке…
— А повар? Официантка?
— Придорожное кафе! Мне кажется, боятся говорить. Повидимому, он был прав.
— Преступник был на машине?
— Скорее всего. Но точно никто не знает.
— А погибший?
— Без машины. Видимо, с попутной, ктото подвез. Не знаем даже, откуда он ехал, куда. В Мубек? Из Мубека?
«Что делал Пак в кафе? — снова подумал Халматов. — Он оставался за начальника розыска. Что его привело сюда? Почему никому не сказал, даже дежурному?»
Тура отошел. Напротив входа молоденький оперуполномоченный3 его отдела, почти мальчик, родственник Гапурова — Алишер писал рапорт: он побеседовал с шашлычником — теперь выписывал из блокнота сообщенные ему приметы преступника. Рядом, на газете, лежали вещи. Халматов подошел к столу. Бумажник и удостоверение Пака, авторучка. Тура открыл бумажник — изпод слюдяной обложки на него взглянула фотография Сайды.
На вмонтированном в авторучку табло скакали цифры, отмерявшие секунды, однообразнобеззвучно мигали они. Чтото безжизненное, пугающее было в этом безмолвном непрекращающемся течении времени. Тура привык, что часы тикали.
— Чье это? — Халматов показал на спортивную сумку.
— Убитого?
— Да, устоз. Ничего особенного нет, — Алишер, вчерашний стажер, называл его не поуставному, как и другие его ученики. Он достал из сумки импортные солнцезащитные очки, большую металлическую расческу, положил перед Турой.
— Еще бутылка грузинского коньяка «KB»… — Алишер поставил на стол непочатую бутылку. — Готовился чтото отметить, а не пришлось. Да! Деньги, триста рублей. Рублями!..
Тура почувствовал, как постепенно к нему возвращается сознание своего старшинства. И ответственности.
— Позвони дежурному. Пусть передаст, чтобы труп в морге дактилоскопировали. Может, погибший был судим.
— Понял.
Тура поманил показавшегося в дверях оперуполномоченного Какаджана Непесова.
— Слушаю, устоз.
— Там стоит машина Пака…
— Я знаю, — кивнул Какаджан.
— Рядом патрульная машина. Возьми криминалиста — составьте план стоянки в масштабе. Мы должны проверить, была ли там, как Пак подъехал, какаято другая машина. Он както не очень удобно приткнулся.
— Вас понял.
— Тура Халматович, — подошел Равшан Гапуров. — Вас спрашивал полковник Назраткулов.
— Иду.
Заместитель начальника управления был растерян, испуган и зол оттого еще, что Тура не подошел, не извинился, не помог ему, Назраткулову, человеку самолюбивому и подозрительному, в ощущении растерянности и паники, охватившей его изза необходимости тут командовать и распоряжаться, находиться в зависимости от Равшана и брать на себя всю ответственность за его действия, за дело, в котором он, бывший замзавотдела, юристзаочник, не был компетентен, плохо ориентировался, да и вообще все это плохо понимал и сильно не любил. Был он, Назраткулов, специалистом другого профиля, который считал не менее важным и более универсальным, который коротко обозначался одним словом — «кадры».
— К шапочному разбору приехал? — мрачно спросил Назраткулов, когда Халматов наконец подошел. — И глаз не кажешь. А ведь это я тебя должен спросить — почему твой заместитель никого не поставил в известность и поехал на край света есть лагман?
Они не любили друг друга.
У Туры была довольно простая классификация живущего на земле народонаселения: милиционеры, преступники и потерпевшие.
Милиционеры были малой частью человечества, но самой стабильной во времени и в составе. По представлениям Туры, милиционер не мог быть будущим или стать прошлым. Пенсионер все равно был милиционером, а младенец, рожденный для этой участи, уже в детском саду покажет себя в этом странном людском качестве.
Преступников было гораздо больше, и они могли свободно перемещаться во времени и пространстве: уголовник мог завязать навсегда, а приличный парень из почтенной семьи мог очень зримо перетекать из толпы потерпевших в компанию преступников с очевидной этикеткой — «будущий».
Потерпевшими были все остальные: реальными, к счастью, в подавляющем меньшинстве, и возможными в будущем — в большинстве. И жизненное предназначение милиционеров, «ментов», состояло в том, чтобы защищать потерпевших от преступников, то есть обеспечивать такой порядок, при котором они могли бы безбедно и спокойно существовать — ходить в детстве в ясли, школу, став постарше — в профтехучилище или в институт; в зрелом возрасте — трудиться: растить хлопок, стоять у станка, ткать ковры, рисовать картины или писать книги, а после работы спокойно сидеть у телевизоров или ходить в гости.
Предупредить преступление, а если преступление все же совершено, суметь быстро его раскрыть — составляло смысл жизни милиционера. Выполняя свою жизненную функцию, милиционер мог погибнуть, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Но можно было и продлить милицейскую жизнь — если стать профессионалом: помнить тысячи мелочей, директив, инструкций, приказов, примет, ориентировок, предупреждений; не действовать опрометчиво, сгоряча, хорошо стрелять, прыгать, подтягиваться, бороться и бегать.
Куда отнести Назраткулова, Тура не знал. По внешним формальным признакам он был как бы милиционером. Но Турато знал, что из Назраткулова такой же мент, как из кизячной лепешки — замковый камень.
Ничего действительно преступного в действиях Назраткулова Тура никогда не замечал и твердо верил, что никогда его начальник не докатится до этого опасного класса населения, хотя бы в силу трусости и крайней неуверенности в себе.
Так что, Назраткулова можно было бы уверенно отнести к потерпевшим, кабы он не был таким большим командиром среди милиционеров и не принес в их среду обычаи, ухватки, миропонимание и пороки потерпевших.
И поэтому Тура точно знал, что Назраткулов при первой возможности постарается достать его, как только сможет. До сих пор случая не представлялось. А вот теперь история с Паком!
«Пришла беда — отворяй ворота», — вспомнил Халматов любимую присказку тестя, жившего в Подмосковье.
— Что считать шапочным разбором… — заметил Тура, глядя в сторону.
— Еще и дерзишь… Я тебе не мальчик! — закричал Назраткулов.
Он собрался еще многое сказать, объясняя очевидный факт, что он не мальчик, но в кафе уже входил начальник управления генерал Эргашев. Назраткулов сразу подтянулся и, не спуская глаз с начальника, пошел навстречу.
Эргашев полоснул Туру рысьим взглядом и, не приглашая его за собой, медленно прошел в кабинет заведующего кафе. Сердце у Туры на секунду замерло ледяной лягушкой.
Тут же Халматова окликнул подошедший Какаджан Непесов. Высокий, с прямой крепкой спиной, грубоватый, надежный туркмен из Мары был одним из тех, кого Халматов и Кореец прочили в будущем на должности начальников уголовных розысков в районных отделах.
— Смотрите, устоз! Все заштрихованное — машины людей, которые сидели в кафе. Белым я показал свободное пространство между ними и «Москвичом» Пака. Здесь замеры. Инспектора говорят, что скорее всего тут стоял «Жигуль» либо «Москвич».
— Какаджан, дружок! Опроси всех, кто видел эту машину, — сказал Тура. — Когда она уехала? Отъезжал ли ктонибудь после того, как Пак поставил машину? Поручи Алишеру — пусть узнает, сколько шашлычник приготовил шашлыков перед тем, как все случилось. Сколько шашлыков заказали посетители? Проверь на кухне. Если количество совпадает, значит, никто другой не уезжал. Значит, под деревом стояла машина человека, который уехал после убийства…
— Понял, устоз.
Тура поднял стул, с которым упал на пол Кореец. Семь пудов мощной атлетической плоти. А стул не треснул, не рассыпался. Ничего ему не стало. На донышке сиденья осталась этикетка: «Ташкентская мебельная фабрика. Стул плоскоклееный. Цена — 7 руб. 20 коп.». Тура подумал, что Пак любил раскачиваться на задних ножках стульев — в отделе всю мебель расшатал. Может быть, они были не плоскоклееные? Глупости какието в голову лезут… Этот стул переставят к другому столу, и он замешается среди других плоскоклееных, как очевидец, о котором все забыли…
Уборщица, высокая, с длинной морщинистой шеей, начала мести помост. Сор падал в водоем, рыбы в пруду задвигались.
Тура уселся за пустой стол, достал блокнот, авторучку и задумался. Вопросов было много, версий — кот наплакал. Да и жизненность их зависела от причин появления Пака в «Чаройли».
Надо дойти до каждого, опросить личный состав. Может, он комуто сказал? Просил передать, что уезжает?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5