установка душевых кабин 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– И приоденься. Твое пальтецо уже ни к черту. – Он сбросил с плеч свою фантастическую белую хламиду.
Георгий поднял руку. Возле них остановилась темно-серая «девятка».
– Куда едем? – спросил Георгий, когда они уселись в машину. Лизавета назвала свой адрес.
– У тебя приведем себя в порядок, а потом на студию, – решительно заявил Маневич. – Такой материал, просто убойный!
Георгий, сидевший впереди, повернулся и с изумлением уставился на Сашу.
– Видишь ли… – начала Лизавета, но не договорила.
– Ты набросаешь текст, а я еще покопаюсь в архиве. Это же волчье логово! Тут выкармливают двойников, которые могут изменить Россию! Это настоящая бомба…
– Для президента… Бомба для будущего президента, – вяло пошутила Лизавета. Она смотрела назад – там вовсю полыхало логово, о разоблачении которого с упоением грезил Саша Маневич.
Грезы долгими не бывают. Всегда найдется охотник вылить на мечтателя ушат ледяной воды.
– Вы с разоблачениями повремените, ребята…
– Почему? – Саша все еще витал в облаках.
– Я вам объясню. Только потом, – спокойно сказал Георгий и отвернулся.
– А если мы не послушаемся? – так же вяло спросила Лизавета.
– Это вряд ли, вы ведь умные, я это давно понял…
«Девятка» свернула на Литейный и встала: навстречу с диким воем неслись пожарные машины…

ВЫПУСКНОЙ БАЛ

Для того чтобы правильно снять выборы президента России, одного корреспондента и одного оператора явно недостаточно – так решили в редакции. В результате командировка в Москву досталась Лизавете и Саше Маневичу как политически подкованным и технически грамотным. За Лизавету говорил еще и опыт предыдущих, парламентских выборов. В силу тех же соображений одним из операторов стал Славик Гайский, а вторую камеру решили доверить Ромуальду Борисовичу, человеку опытному и заслуженному…
В самый последний момент Савва умудрился внушить руководству, что на Западе без продюсера, обеспечивающего тылы, даже в соседнюю пивную на съемки не ездят, а уж в Москву… на эпохальные выборы… куда съедутся тысячи журналистов со всего мира… «Да без соответствующей подготовки их затрут!» – не уставал повторять Савва. И, ко всеобщему удовольствию, его прикомандировали к двум бригадам. Случай беспрецедентный – на студии не любили тратиться на «лишних» людей, вроде мифических продюсеров с непонятным кругом обязанностей.
Оператор – понятно, камеру возит и носит. Корреспондент – тоже понятно, с микрофоном бегает. Простыми и понятными были осветители, водители, видеоинженеры, звукооператоры. Продюсер же – личность загадочная, скорее всего, тунеядец, намеревающийся прокатиться за государственный счет. До сих пор не разрешали ездить с продюсерами, а тут вдруг разрешили – и впрямь беспрецедентные съемки.
В Москву все пятеро приехали заранее, в пятницу, чтобы на месте осмотреться, в гостинице поселиться, проверить, заказаны ли перегоны и готовы ли аккредитации.
Народу, пишущего и снимающего, было не просто много, а невероятно много. Журналисты бродили и ездили по Москве табунами. Только «Си-эн-эн» прислало нехилый батальон особого назначения – человек пятьсот. Остальные тоже не ударили лицом в грязь. Практически на каждом перекрестке в центре российской столицы можно было увидеть человека с микрофоном, человека с камерой или человека с портативным компьютером. Что уж говорить о парламентском центре на Цветном бульваре!
Проколов, несмотря на столпотворение, не было. Аккредитационные карточки, с цветными фотографиями, выдали без всяких-яких. Сражаться с охраной тоже не пришлось: пресс-центровские столы установили прямо в фойе. Учли, учли прошлогодний опыт!
Коллеги на Российской студии подтвердили перегон. В гостиницу поселили без осложнений – молодая и уже уставшая от жизни женщина полистала допотопный журнал, нашла их фамилии и выдала ключи.
Савва, с удовольствием игравший роль усердного продюсера, тут же кинулся к телефону. Проверил, будет ли у них завтра и послезавтра автомобиль, составил график поездок и монтажей.
В субботу они поснимали предвыборную Москву. Выяснили, где будут в день выборов основные кандидаты. Больше делать было нечего, и все отправились ужинать в город.
Утром первой уехала Лизавета, ей выдали спецпропуск для съемок в школе на Осенней улице, где должны были голосовать российские верхи. Полдня она болталась там вместе с десятком других журналистов. Со всей громоздкой радио – и телевизионной аппаратурой они расположились в школьном коридоре и превратили стандартно оборудованный избирательный участок в своего рода восточный базар.
Как и положено, журналистам, во избежание неожиданностей, не сообщили, во сколько будет голосовать исполняющий обязанности, во сколько – мэр Москвы и когда посетит школу на Осенней улице семейство первого президента России. Поэтому они прибыли заблаговременно: первыми, в половине восьмого, – коллеги с Независимого канала, потом, спустя полчаса, – все остальные счастливцы, сумевшие заполучить спецаккредитации.
Поскольку в одном микрорайоне с властью проживала и оппозиция, как демократическая, так и ортодоксальная, то журналисты рассчитывали на богатый улов. Пока же сидели – кто на полу вдоль стен, кто на скамейках, поставленных для престарелых и ослабленных избирателей, – и судачили.
Судачат журналисты всего мира об одном и том же. О видах на политический урожай, о перестановках внутри телестудий, о поведении великих мира сего во время интервью и о капризах техники. Наконец появлялся очередной «клиент». О его прибытии по беспроволочному репортерскому телеграфу предупреждали заранее, и журналистский народ, суетясь, выстраивался с камерами, пушками, журавлями и ручными микрофонами. В эти минуты каждый воевал за себя и свою бригаду, а потом все возвращались к мирной жизни и охотно делились слухами, пивом, пепси-колой, пирожками и сигаретами.
День был сумбурный и удачный. К пяти все вернулись на Российское телевидение. Савва, сидевший в тылу и следивший за сообщениями агентств, вручил вернувшимся коллегам информационные подборки. Саша отправился к себе в комнату писать текст. Лизавета осталась в шумной редакции «Российских новостей» – притулилась у стола, отведенного гостям.
Отписавшись и смонтировав репортажи, отправились ужинать. Операторы, уже сытые и умиротворенные, выглядели особенно отдохнувшими, старик Ромуальд даже поспать успел. Потом перегнали сюжеты в Петербург. Затем мальчики хором закричали, что пора ехать в парламентский центр. Лизавета и Славик возражали – в декабре реальная жизнь в бетонно-стеклянном дворце на Цветном бульваре начиналась после полуночи.
– Ребята, там сейчас всего полтора землекопа из особо усердных. Да еще гиганты разворачивают аппаратуру. Делать в центре абсолютно нечего!
– Мы в тот раз приехали сразу после десяти вечера, и то почти никого еще не было, – флегматично поддержал Лизавету Славик Гайский.
Ромуальд Борисович склонялся на их сторону, но молодость и энтузиазм победили.
– Я устала, мне надо привести себя в порядок, не хочется болтаться там без толку, – заупрямилась Лизавета.
Савва, как и положено продюсеру, нашел выход из положения: пообещал прислать за ней машину к одиннадцати. И выполнил обещание.
Лизавета появилась на Цветном бульваре около полуночи. Савва, Саша и операторы сидели в буфете вместе с другими журналистами. Пили сугубо суровую водку.
– Здравствуй, мы уже заждались! – улыбнулся Маневич.
Савва побежал за кофе и шампанским для Лизаветы, а она окинула взором обстановку. За три месяца практически ничего не изменилось. Те же длинные высокие столы, покрытые скатертями красного тяжелого шелка, стойки с яствами вдоль стен и неприхотливое меню: кофе, чай, бульон, водка, шампанское, бутерброды с пирожками и йогурт для язвенников.
– Ну, как дела? – Лизавета взяла пластиковый стаканчик, наполненный шампанским. За прошедшие три месяца парламентский центр так посудой и не обзавелся.
– Записали пару интервью, – скромно потупился Савва.
Саша Маневич таким сдержанным не был.
– Знакомых лиц мало. Вот только великий Боровой явился.
– Толстый, мочи нет…
Оба говорили азартно, наперебой.
– И болтлив не в меру. Мы к нему подошли просто от нечего делать. Он такого наговорил!..
– Следом прикатил аптекарь, на лимузине, я таких не видел, метров двадцать длиной. Он хоть и не кандидат, как в прошлый раз, но тоже хочет быть в центре событий. И жена с ним. У жены шляпа с полями, тоже метров двадцать в диаметре.
– Он попозировал, мы сняли. На всякий случай, – осторожно добавил Савва. Он помнил разнос, учиненный Лизаветой за оду, пропетую им в честь аптекаря еще в прошлом году.
– Потом приехал кинорежиссер. А следом – красавчик.
Красавчиком журналисты, занимающиеся коверными съемками, называли первого помощника и. о. президента.
– Он явно что-то знает… Держался скромнягой. Однако улыбался и набросившихся журналеров зычно звал пить пиво в буфет.
– Попил, попил и незаметно куда-то слинял. По-моему, они уже знают, за кого проголосовали на Чукотке и в Ямало-Ненецком автономном округе.
– Чукчи и коряки, как тут верно заметили товарищи, – поддакнул Савва.
– А в одиннадцать, пять минут двенадцатого первые цифры пошли. На Чукотке – за исполняющего.
– Что и требовалось доказать… Убедились, что до одиннадцати здесь делать нечего?
– Не то чтобы совсем уж нечего… – попытался уклониться от ответа Савва.
Но старый, многомудрый Ромуальд не дал соврать:
– Как есть нечего, они тут изнылись все… Прям как на партсъезде, только там буфет побогаче был да зевать в открытую боялись. – Ромуальд Борисович с чувством опрокинул в рот граммов сто водки, крякнул: – И водка почище была.
– Саша еще и либерал-демократа снял, – вдруг заговорил Славик Гайский. Он, вероятно, вспомнил, как они с Лизаветой вели телеохоту в декабре.
Саша рассказал о пришествии либерал-демократа:
– Появился, как обычно, с эскортом. Восемь плечистых парней с мускулистыми затылками. Прошествовал в первый ряд и уселся строго напротив полиэкрана. Уставился на экран. Засветились первые цифры. Надо было видеть выражение его лица! Никакая компьютерная графика не заменит подлинную игру страстей, особенно политических. Довольство сползло с него, как перчатка. Смотрит на свой жалкий процент и отвечает на дурацкие вопросы…
– Привет, я так и думал, что опять увидимся. – Из-за плеча Саши Маневича вырос Глеб из «Огонька». – Чего ты так поздно?
– Нас теперь много, бригадой работаем… Познакомься… – Лизавета представила коллег. Саша по-компанейски предложил выпить за знакомство, Глеб не отказался.
Потом к ним присоединились человек из «Московских новостей», дама-обозреватель из «Литературки» и двое с радио. Затем компания раскололась – часть публики вернулась в зал. Остальные решили не оставлять насиженное, вернее, «настоянное» место – громкая трансляция позволяла быть в курсе без отрыва от буфета. Глеб отошел, потом вернулся с шампанским. Хлопнула пробка. Он протянул стаканчик Лизавете.
– Хорошо выглядишь.
Глеб одобрительно осмотрел ее наряд. Английская двойка – черное в мелкий желто-красный цветочек платье без рукавов и в талию, к которому прилагался коротенький желтый пиджачок с фальшивыми пуговицами, Лизаветина мама называла его «фигаро». Костюм дополняли коричневые туфли на наборном каблучке и плоская сумка-ранец тоже коричневого цвета. Не Кензо и не Версаче, от которых одеваются московские теледивы, но вполне элегантно.
Глеб продолжал восхищаться:
– Ты и в псевдомужском костюме смотрелась женщиной на все сто, а уж теперь… В Петербурге, наверное, эпидемия мужских самоубийств. – Он поцокал языком.
– Почему-то мои чары действуют на столичных мужчин, а у нас, видимо, слишком холодно…
– Кстати, о самоубийствах, что там с этим?..
– С кем? – Врать не хотелось, рассказывать правду тоже. Лизавета притворилась тупицей, ничего не помнящей.
– Вот что такое девичья память! – Глеб картинно воздел руки к потолку, потом посерьезнел. – С этим депутатским помощником… как его звали? Дедуков, кажется? Так есть вести о господине Дедукове?
– А что, вы занимались его смертью? – сунулся с вопросом Саша Маневич.
Глеб повернул к нему голову, выдержал сияющий наивностью взгляд и, чуть помедлив, ответил:
– Нет. По большому счету – нет…
– Вот и я по большому счету нет!
– Надо же, а тогда, в декабре, ты произвела впечатление очень настырной девушки… Валерий Леонтьевич потом часто повторял – такую, мол, энергию да в мирных целях…
Лизавета не стала уточнять, почему расспросы о скоропостижно скончавшемся у них на глазах человеке показались журналистскому начальнику «не мирными». Ведь, по его словам, смерть депутатского помощника была самой что ни на есть обыденной – от инсульта. Точнее, от инфаркта, инсульты всплыли потом. Лизавета ловко сменила тему:
– Да! А где же Валерий Леонтьевич?
– Там, где по-настоящему приобщают… В штабе исполняющего обязанности. Там же и Петюня Рюмин отдыхает… – Глеб принялся язвительно рассказывать, какими правдами и неправдами любители потереться вокруг власти добывали аккредитации в центр президентского притяжения. Его едкие шутки были вполне стандартными, отвечать не требовалось, и Лизавета погрузилась в воспоминания…

Тогда, в субботу утром, они с Сашей, конечно же, проигнорировали настоятельные пожелания Георгия.
Подгоняемая нетерпеливым Маневичем, Лизавета привела себя в порядок за час. Это оказалось нетрудно – ущерб, нанесенный ее здоровью и внешности, был не столь уж велик. Восстановлению не подлежало только французское пальто. Ссадины на ногах и локтях она прикрыла джинсами и свитером, попутно переживая, что не надела их днем раньше. Душ помог смыть следы усталости и побоев, а тон и пудра – скрыть несколько царапин на лице.
Саша тоже сполоснулся в душе, но от макияжа категорически отказался. Он явился на студию, блистая сиреневым фуфлом под глазом и рассеченной губой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47


А-П

П-Я