— Может статься, что вы здесь окажетесь командующим.
— Почему?
— Я видел кое-какие депеши, которые корреспонденты газет отправили сегодня. Там говорится, что в это утро я был захвачен врасплох.
— Но вы не были захвачены врасплох. Это я попался.
— Это неважно. Они пишут, что прошлой ночью я опять напился вдрызг.
— Что, так и было?
— Нет, но человек не может сражаться на два фронта. Победим мы завтра или проиграем, но я собираюсь подать в отставку.
— Из-за газетчиков?
— Из-за того, — ответил Грант, — что мне абсолютно не доверяют.
Зеб и техасец молча слушали. Зеб видел двоих генералов в отблесках света от лагерных костров за деревьями. Очевидно, они отошли сюда, на несколько ярдов от лагеря, чтобы поговорить без помех. Он видел их обоих и раньше, и даже в полумраке узнал квадратную фигуру Гранта и потрепанную шляпу, в которой он обычно ходил.
— Вы думаете, у меня нет таких настроений? — спросил Шерман. — Месяц назад они твердили, что я сумасшедший. Сегодня они меня называют героем. Вчера сумасшедший, сегодня — герой. А я ведь тот же самый человек… так стоит ли обращать внимание на то, что думают люди? Важно лишь, что вы сами думаете, Грант.
Техасец схватил Зеба за пальцы и прошептал:
— Так это что — Грант?
Зеб кивнул, напряженно прислушиваясь.
— Вы знаете, что эта война будет выиграна — или проиграна — на Западе, — говорил Шерман, — и вы единственный, кто знает, как ее выиграть. Все ваши дела это доказывают.
Техасец отстегнул клапан кобуры — очень осторожно, чтобы не. раздалось ни звука, и вытащил револьвер, Зеб, все внимание которого было обращено на двоих, сидящих на бревне, ничего не замечал.
— Человек имеет право подать в отставку, — доказывал Шерман, — только когда видит, что ошибся, а не когда он прав.
Техасец поднял револьвер и нацелил его прямо в затылок Гранту — и только тут Зеб увидел оружие.
— Ты что это делаешь? — хрипло зашипел он.
— Так это же Грант!
Зеб схватился за ствол здоровой рукой, рванул его и выкрутил вниз и в сторону. Этим внезапные рывком он заставил техасца потерять равновесие, а потом ударил плечом. Некоторое время они боролись, не издавая ни звука. Наконец Зебу удалось высвободить раненую руку из самодельной перевязи, и он потянулся за штыком.
Техасец был жилистый, но устоять против него не мог — годы работы на ферме налили мышцы Зеба необычайной силой. Только эта сила дала ему возможность удерживать техасца достаточно долго.
Они боролись, не издавая ни звука, и поэтому Зеб услышал слова Гранта:
— Я обдумаю все это еще раз. Может быть, Уильям, вы и правы.
Вспыхнула спичка — это Шерман раскуривал трубку.
— Вы прекрасно знаете, — сказал он, — что с вами эта армия сильнее, чем без вас. Так что и обдумывать тут нечего.
Зеб чувствовал, что его пальцы на револьвере слабеют, но тут техасец попытался вывернуться, и штык легко
выскользнул из ножен. В тот момент, когда техасец сумел высвободить руку с револьвером, штык вонзился в его тело. Удар был короткий и жестокий.
Зеб сам точил этот штык. Кончик был острый как игла, лезвие — как бритва.
Техасский солдат охнул и повалился на спину, рукоятка штыка при этом вывернулась из пальцев Зеба. Она торчала вниз из-под ребер техасца. Он умер раньше, чем упал на землю.
Опустившись на колени, Зеб вынул револьвер из пальцев мертвеца.
— Зачем ты вынудил меня сделать это? — спросил он ломким голосом. — Зачем? Я против тебя ничего не имел.
Он обыскал мертвого, нашел боеприпасы для револьвера и поднялся на ноги. Шерман и Грант уже ушли, так и не узнав о короткой отчаянной схватке, происшедшей в темноте у них за спиной, в нескольких шагах.
У Зеба пересохло во рту, плечо болело. Техасец говорил, что где-то неподалеку есть родник… он побрел между деревьями, прислушиваясь, чтобы не пропустить журчание воды.
Наконец он услышал слабый звенящий звук. Крохотная струйка стекала по трубе, заботливо вставленной кем-то в отверстие в скале, и падала в водоем размером с лохань. Зеб опустился на колени и первым делом наполнил флягу — мало ли что может заставить его спешно покинуть это место — и только потом напился. Вода была холодная и чистая. Он пил снова и снова, наконец перевел дух и сел на землю.
Он собирался вернуться к своему отряду, если сможет найти его. Он пошел на войну, чтобы сделать дело, а дело это, нравится оно ему или нет, еще не закончено. Что сказал бы папа, если бы узнал, что его сын думает дезертировать? Папа всегда презирал дезертиров — и вообще тех, кто бросает дело, не доведя его до конца…
* * *
В последующие годы он не мог припомнить всего по порядку — марши, биваки, схватки, снова марши — все смешалось у него в памяти в какую-то бессмысленную кашу.
Он вернулся в свое подразделение и обнаружил, что остался единственным живым унтер-офицером, да и офицер был только один. Он стал сержантом при Чикамоге note 48, а вскоре после этого его произвели в офицеры на поле боя. Он стал лейтенантом не потому, что проявил какие-то чудеса храбрости или превосходные командирские качества, а просто потому, что в подразделении не осталось никого старше него по рангу. Только потом он разобрался, что это было обычной причиной для присвоения офицерского звания на поле боя.
После дела у горы Лукаут он стал первым лейтенантом, выучившись искусству боя трудным путем… если не считать того, чему он научился из рассказов отца. Долгими зимними вечерами Лайнус любил рассказывать сыновьям истории о том, как воюют индейцы, и Зеба эти рассказы научили куда больше, чем он осознавал.
О смерти отца он узнал при Чикамоге. Какое-то время почта не поступала, и он впервые услышал об этом, когда с пополнением в их роту прибыл тощий сутулый кентуккиец.
— С ним до самого конца был Келли… а я побежал дальше на холм. Мы заняли этот холм точно по его плану, несмотря на контратаки. А потом твой па, когда уже лежал и умирал, сказал что-то здорово странное… что-то насчет «увидеть зверя». Не знаю уж, что это должно значить…
Да, это был папа, несомненно.
Не раз папа рассказывал ему и Джеремае, как он ходил «поглядеть на зверя» и как это чуть не стоило жизни ему, да и маме тоже.
— Зеб, — настойчиво повторял он, — не раз в жизни тебе представится случай пойти «поглядеть на зверя». Вот тут ты остановись и прикинь, во что оно обойдется, прежде чем сделаешь хоть шаг.
Зеб Ролингз прошел вместе с Шерманом до самого моря note 49, а потом вдруг война окончилась, и он оказался на борту парохода — стоял и напряженно высматривал, когда покажутся живописные скалы у Пристани Ролингза.
Его высадили на берег со спальной скаткой и ранцем за плечами. Пароход отчалил, а он долго стоял, глядя в сторону дома. Это было перед самым полуднем, над трубой поднималась тонкая струйка дыма. Он слышал, как кудахчет курица… видно, яйцо снесла.
Зеб взвалил свое имущество на плечи и двинулся через поле к дому. Он шел ровным шагом, а сердце гулко колотилось, и к горлу подступал ком.
Лайнус и ма… они осели на этом месте, когда край был еще новым и диким. Лайнус построил дом своими собственными руками, обтесал бревна и сложил стены, а два маминых брата, Сэм и Зик, ему помогали.
У маленького кладбища он резко остановился. Здесь добавились две новые могилы, отмеченные надгробными камнями. Он почувствовал в животе холодный страх еще до того, как прочел имена. Они были написаны рядом друг с другом, как и должно было быть:
ЛАЙНУС РОЛИНГЗ ЕВА ПРЕСКОТТ РОЛИНГЗ
1810-1862 1820-1865
Хлопнула дверь дома, и Зеб увидел Джеремаю — он стоял на крыльце, прикрывая глаза от солнца ладонью. И вдруг он выпустил из руки деревянное ведро и бросился бежать.
— Зеб! Это и правда ты?
Зеб, ничего не видя перед собой, протянул руку в сторону могилы матери.
— Я не знал. Никто мне…
— Так ты не получил моего письма? Мама умерла больше трех месяцев назад, Зеб. Она уже не смогла стать снова прежней после того, как мы узнали о смерти отца… и, знаешь, я думаю, мысль о собственной смерти ее не пугала, — она без него жить не могла…
Зеб медленно поднял глаза, посмотрел на тщательно обработанную землю. Он увидел стога сена, новый амбар — куда лучше старого. Решетчатая клеть была заполнена желтыми кукурузными початками… скот сытый, упитанный.
— Здорово ты справляешься, Джеремая, я бы так не смог. — Он протянул руку. — Думаю, мне надо ехать дальше…
— Ты мне нужен, Зеб. Останься. Если мы тут будем работать вдвоем, мы сможем из этого места…
— Я сюда вернулся единственно из-за мамы — а она умерла. Ты тут работал не покладая рук, Джеремая, и справляешься куда лучше, чем когда-нибудь получалось у отца или у меня. У тебя есть настоящее чувство к земле, и земля на это чувство отвечает. Да ты, если захочешь, на гранитной скале сможешь хлеб вырастить. Я тебе не нужен, а ферма эта — твоя, полностью. Так будет по-настоящему справедливо.
— Я не считаю это справедливым, Зеб. Почему же это она должна полностью принадлежать мне? А что ты будешь делать? Куда поедешь?
— Да я еще особо не думал об этом, Джеремая… мне предлагали перевестись в кавалерию и отправиться на Запад. Наверное, так и сделаю.
— Знаешь, у тебя голос, как у папы… Ты всегда на него похож был.
Зеб усмехнулся, хотя в горле по-прежнему стоял комок.
— Думаю, я собираюсь поглядеть на зверя, Джеремая.
— Ты будешь воевать с индейцами, как па. Тебе нравится воевать, а, Зеб?
— Помнишь, па рассказывал нам про гризли, с которым ему пришлось помериться силами когда-то? Я говорю не про хромого медведя, этот был в Скалистых горах. Я тогда спросил у него, нравится ли ему драться с медведями, а он сказал, что нет — просто он хотел попасть в какое-то место, а гризли оказался там первым.
Он снова протянул руку:
— Ну, до свиданья, Джеремая.
— Н-ну… — Джеремая смотрел на него, чувствуя, что надо что-то сказать, но не находил слов. — Ладно, до свиданья.
Зеб резко отвернулся — ему больше не хотелось смотреть ни на брата, ни на этот дом с его воспоминаниями.
Он уже прошел несколько шагов, когда Джеремая снова окликнул его.
— Поищи нашего дядю, Сэма Прескотта, Зеб! А может, повидаешься с тетей Лилит!
Джеремая стоял один, опустив большие руки, и смотрел вслед уходящему брату. Зеб был последним из их семьи, а те, кто уходил на запад, больше не возвращались. Лайнус, правда, вернулся, но это было еще до появления Джеремаи на свет. А больше ни один не вернулся.
— Что-то там должно быть такое, — сказал он вслух. — Что-то там должно быть, что их забирает.
А потом, усмехнувшись, добавил:
— Может, это тот самый зверь?

Часть четвертая. ЖЕЛЕЗНЫЙ КОНЬ
Путь через равнины был бесконечен, горы суровы, перевалы редки, реки коварны и смертельно опасны. Постоянную угрозу представляли собой индейцы, непредсказуемые и бьющие мгновенно, как молния. Но вот пришла железная дорога, две параллельные стальные нити, пролегшие через дикий край, дорога могучего Железного Коня. Она сокрушила силу индейцев, заставила умолкнуть навсегда гром бизоньих стад, рассеяла повсюду бессчетные поселки и города, понесла поток фермеров и скотоводов, шахтеров и торговцев, которые населили И освоили Запад.
Глава четырнадцатая
Джетро Стьюарт неподвижно сидел на лошади, глядя на трупы. Как только он наткнулся на них, глаза его тут же обшарили окрестности в поисках возможной засады, но до ближайшего подходящего укрытия было по крайней мере двести ярдов, а следы были оставлены несколько часов назад.
Очевидно, убитые были рабочими с железной дороги, но индейцы решили прекратить их работу и подкрепили свое решение стрелами.
Джетро Стьюарт был человек сухой, немногословный, он экономил движения и не тратил зря времени. Он соскочил на землю, забросил тела на спины вьючных лошадей и надежно привязал. Потом снова поднялся в седло, последний раз тщательно осмотрел местность, убедился, что ничего не пропустил, и двинулся обратно к железной дороге.
По дороге его глаза скользили вдоль двойной стальной нити. Ничего не скажешь, времени они не теряют. Вчера еще здесь была голая пустая прерия, а сегодня рельсы текут сверкающим ручьем на запад.
Наверное, это и называется прогресс… но Джетро Стьюарт был не из тех людей, кто воспринимает прогресс как чистое благословение. Когда он впервые приехал на Запад, земля еще оставалась такой же, как, должно быть, всю последнюю тысячу лет, если не больше, и он не увидел здесь ничего такого, что ему захотелось бы переделать по-другому.
Но вот теперь сюда пришла железная дорога, которую проложил Майк Кинг, и Джетро Стьюарт обнаружил, что он расходится с Майком Кингом во всех главных принципах. Конечно, этот человек умел дел? дело… и делал его любыми средствами, даже если приходилось топтать копытами всех и все, что попадалось на пути.
Джетро натянул поводья на вершине длинного холма и скептическим взглядом окинул открывшуюся внизу картину. Железная дорога начнет потоком гнать на Запад массу народу, которому здесь не место. Пока путь на Запад был тяжелым, преодолеть его и удержаться здесь могли только люди определенного склада — такие люди, как он сам. Но когда по этим рельсам побегут вагоны, они доставят на Запад всевозможный сброд… в целости и сохранности.
— По мне, так этот прогресс немного стоит, — сказал он своей лошади. — Этот чертов телеграф положил конец «Пони-Экспрессу» note 50… да по-настоящему и не было шансов продержаться. Восемнадцать месяцев… что такое восемнадцать месяцев?
Официально «Пони-Экспресс» прекратил свое существование в октябре 1861 года, хотя отдельные пачки писем доставляли еще и в ноябре. В результате Джетро лишился работы, как и многие другие… и пройдет немало времени, прежде чем здешние края снова увидят таких как они.
Джетро работал смотрителем почтовой станции этой компании, и то были славные деньки. А как же, у него хватало друзей по всей линии, вроде Билла Коди, того, которого сейчас зовут Буффало Биллом. Билл начал возить почту, когда ему было всего пятнадцать лет, и он был одним из лучших note 51, «Пони-Боб» — Хаслем и ирландец «Счастливчик Том» — Ранахан… много, много времени пройдет, пока кому-то удастся собрать вместе вторую такую компанию…
Джетро двинулся вниз по длинному склону, глядя на ряд шпал, уложенных на место и готовых принять стальные рельсы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38