https://wodolei.ru/catalog/mebel/90cm/Opadiris/garda/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Закрытие завода в Лоэлле и сдача помещения внаем преследовала двойную цель: сокращался объем производства и появлялись наличные. Словом, это был хороший способ превратить убыточное предприятие в прибыльное, и вот Рэй едва не испортил все дело. – Не удивительно, что компания в таком состоянии, – закончил Кирк.
Несмотря на постоянное вмешательство Рэя, Кирк полностью реорганизовал «Суперрайт» – от производства до торговой сети и финансовой структуры. Он подобрал себе команду из лучших инженеров, финансистов, торговцев. Некоторые из них работали с ним и раньше и были уверены, что, если понадобится, Кирк Арнольд луну с неба достанет. Он умело распределял обязанности, не занимался мелочной опекой и до конца стоял на своем.
Кирк Арнольд бережно относился к своим работникам. Когда не удавалось уйти на обеденный перерыв, он следил за тем, чтобы еду им приносили прямо в кабинет. И не тарелку с рыбными бутербродами из ближайшего кафе, а вкусный обед из «Силвер Пэлэт». Если засиживались допоздна, он всем заказывал такси до дома. Это был щедрый, можно даже сказать, расточительный хозяин, он умел говорить и делать людям приятное, платил премии, а когда у кого-нибудь возникали сложности, Кирк никогда не отказывался помочь. Мартин Райс был специалистом по маркетингу, он давно работал с Кир-ком. Когда дочь Мартина Барбара Джейн разбила во время каких-то соревнований коленную чашечку, Кирк отправил ее самолетом в Хьюстон, где ее оперировали во всемирно известном Медицинском центре. Именно благодаря Кирку Барбара не осталась хромоножкой. Боб Рон, по прозвищу «Мудрец», был финансовым гением; карьеру свою он начинал рядом с Лазарем Фрером. Когда жена Боба пожаловалась на то, что почти не видит мужа, потому что Кирк нагружает его сверх головы, даже больше, чем Андре Майер, начал раз в неделю устраивать для Ронов обеды и выходы в театр. Боб всегда говорил, что Кирк Арнольд помог ему сохранить семью.
А как там у него самого с семейной жизнью, время от времени спрашивала себя Кэрлис. Он работал дни и ночи, не зная выходных, а в 1974 году, то есть по прошествии Двенадцати месяцев, как он занялся преобразованием компании, он и вообще перебрался на жительство в служебную квартиру, хотя – Кэрлис знала это – у него был дом в Армонке. Так что же у Кирка за семья, и интересно, какова из себя миссис Кирк Арнольд? И кто она – домохозяйка? Или у нее свои профессиональные интересы? Никто толком ничего о ней не знал; она явно избегала появляться с мужем на разного рода светских собраниях. Мишель говорила, что Бонни Арнольд вроде бы врач-психиатр, а по сведениям Питера Зальцани, она в свое время отказалась от карьеры профессиональной балерины ради Кирка. Все, что Кэрлис удалось узнать, это – что Кирк Арнольд женат давно, что у него двое детей, мальчик и девочка, и что он имеет репутацию безупречно верного мужа.
– Ты об этом даже и не думай. Он не из тех, кто бегает за каждой юбкой, – сказал ей как-то Том Штайнберг, когда она полюбопытствовала, что это за человек, который хотел ее переманить в первый же день, как она вышла на работу. – Это я точно знаю, потому что многие из наших девчонок пытались подцепить его. Но никто и первого барьера не взял.
Мишель была другого мнения:
– Он бы с радостью завел роман. Только партнершу подходящую никак найти не может.
Глава VIII
В глазах Кэрлис он был само совершенство. Он всегда точно знал, что делать, когда делать и как делать. Он всегда оказывался в нужном месте, всегда владел ситуацией. Она ни разу не видела его колеблющимся или сомневающимся. Если у него были слабости, он никогда их не обнаруживал, свято веря в себя. Он привык к власти, и власть была ему к лицу. Когда Кэрлис пожаловалась, что из-за массы дел даже рождественских подарков купить нет времени, он сказал ей, что после обеда она свободна.
– Возьмите мою машину, – предложил он. Всю дорогу вверх по Пятой авеню и вниз по Мэдисон Кэрлис сопровождал шофер, помогая уложить в машину покупки. Разъезжая в мощном лимузине Кирка Арнольда, она ощущала, что ей как бы передается сила его хозяина, и чувство это было на редкость волнующим и даже эротическим.
У дверей одного из магазинов ее заметил Билл Саперстайн, из торгового отдела «Суперрайта», – он как раз покупал «Пост» в киоске напротив. Он увидел, как Кэрлис садится в машину со свертками, и сделал соответствующий вывод.
– Все ясно, она трахается с боссом, – сказал он Эрни Холту, который отвечал за торговые операции на Среднем Западе, а сейчас приехал в Нью-Йорк на двухдневную конференцию. – Иначе как понять, что она в рабочее время шляется по магазинам, пока мы тут надрываемся, зарабатывая себе на жизнь.
Кэрлис, буквально зачарованная всей этой роскошью, не заметила Билла, но слух, им пущенный, пополз постепенно по всем двенадцати этажам здания «Суперрайта». Достиг он, в конце концов, и семи региональных торговых центров.
– Я словно кинозвезда, – похвасталась Кэрлис, рассказывая Норме, как она делала покупки и повсюду за ней следовал роскошный лимузин. – Или миллионерша!
– Ты и выглядишь почти как миллионерша, – сказала Норма, с горечью отмечая, что Кэрлис меняется, и с еще большей горечью – что сама она остается прежней. Она все еще работала в телефонной компании, все еще имела двадцать пять лишних фунтов веса, все еще жила с Банни и Элис в тесной двухкомнатной квартире. Норма старалась не завидовать Кэрлис, и ей это почти удавалось. В конце концов, они были подругами, и Норма желала Кэрлис всяческого добра – как и себе самой.
Глядя в льстящее ее самолюбию зеркало, которое держал перед ней Кирк Арнольд, Кэрлис и чувствовала себя, и вела по-иному, не так, как раньше. Она была не так скованна, не так старалась всем угодить и всем понравиться – словом, она не хотела больше быть тряпкой, о которую вытирают ноги. И относиться к ней тоже стали по-другому. Уинн уже перестал считать ее куклой, которая всегда под рукою, и отец тоже.
– Я все думаю, может, нам стоит съехаться, – сказал Уинн, который никак не мог привыкнуть к тому, что у Кэрлис могут быть свои дела, когда ему вдруг захочется ее увидеть. От него не ускользнуло то, что мужчины теперь по-другому смотрят на нее, да и сама она выглядит и ведет себя иначе. Она в точности отвечала образу женщины, которую, считал Уинн, он заслуживает и которая должна ему принадлежать. – Как ты насчет того, чтобы начать жить вместе и официально объявить об этом? Я присмотрел квартиру недалеко от себя. Ее вполне хватит для двоих. И берут недорого. Она поступит в аренду через месяц.
Год назад она надеялась, Бога молила, чтобы Уинн наконец решился. Но теперь, когда у нее была интересная работа, с которой она превосходно справлялась, Кэрлис поостыла. К тому же на фоне уверенности, которую излучал Кирк, Уинн казался личностью тусклой, а стиль его поведения – искусственным.
– Нет, не получится, – сказала Кэрлис холодно, в тоне, каким иногда разговаривала теперь на работе. Равновесие в ее отношениях с Уинном нарушилось в ее пользу. Она была почти жестока с ним – притом намеренно. Гордиться собою по этому поводу она считала возможным, но и поделать ничего не могла. В свое время он слишком сильно заставил ее страдать, и теперь, видя, что Уинн переживает то же самое, что и она когда-то, трудно было устоять перед соблазном мести. – У меня слишком много работы.
Теперь, пообещав позвонить, он и в самом деле звонил: он даже начал посылать ей цветы. Чем меньше он становился ей нужен, тем больше была нужна она ему.
– Ты работаешь в воскресенье днем? – спросил отец по телефону. В голосе его звучало удивление, раздражение и недовольство. – Не сможешь прийти в это воскресенье? Да что это за работа, в конце концов?
– Важная работа, – ответила Кэрлис своим новым холодным, «для работы», тоном.
– Она для тебя важнее отца?
– Важнее, чем покупка еды для отца, – ответила она, почти физически ощущая, как рвутся старые цепи, которые некогда так сковывали ее. – Сегодня прекрасный день. Почему бы тебе самому не прогуляться до супермаркета?
– Но я никогда там не был, – сказал он. Он не хотел идти ни в какой супермаркет. Он хотел, чтобы она сходила. Он не хотел сам заботиться о себе. Он хотел, чтобы она позаботилась.
– Ну так используй такую редкую возможность, – живо и весело откликнулась Кэрлис, но все же, прощаясь, согласилась зайти как-нибудь вечером и выписать чеки. Одно дело – проучить Уинна, но отца она обижать вовсе не хотела, пусть только будет немного посамостоятельнее.
Привлечь к Хауарду публичное внимание оказалось прекрасной идеей. Банкиры, которые раньше и в грош его не ставили, теперь к нему переменились, а конкуренты снова начали воспринимать «Суперрайт» всерьез.
– Как это вам пришло в голову? – спросил Кирк Арнольд.
Разговор происходил летом 1974 года – тем историческим летом, когда Ричарда Никсона сменил в Белом доме Джеральд Форд.
– Это не мне пришло в голову, – ответила Кэрлис. – Это была ваша мысль. Разве вы не помните?
– Да нет, – настаивал он, явно желая отдать ей приоритет. – Это вы первая придумали, эта ваша идея.
– Вы ошибаетесь, – не менее настойчиво возразила Кэрлис. – Я точно помню, что это было ваше предложение.
Кирк посмотрел на нее и пожал плечами, прекращая эту странную перепалку в духе «только после вас, Альфонс». Оба рассмеялись.
– Сколько раз, между прочим, мы говорили на эту тему? – спросил он. Ни с кем ему не было так легко, как с Кэрлис, однако же Бонни ошибалась, решив, что он завел с нею шашни. Она была слишком строгой, слишком деловой женщиной. Просто Бонни ревновала к ней.
– Не знаю, – сказала Кэрлис, сияя и явно наслаждаясь этим заговором двоих. – Пожалуй, каждый день – во всяком случае, мне так кажется.
Кирк и Кэрлис постоянно были вместе – на совещаниях по маркетингу, на встречах в отделах, на деловых обедах. Они вместе разъезжали – в Омаху, где Хауард держал речь на конгрессе Национальной ассоциации производителей, организованном Кэрлис; в Вашингтон, где он выступал свидетелем на сенатских слушаниях по поводу безопасности электронной видеотехники, – к организации этих слушаний Кэрлис тоже приложила руку, и благодаря им Хауард Мэндис и «Суперрайт» получили бесценную возможность предстать на экранах телевидения перед всей страной; на торговые выставки в разные утолки страны, где они исследовали новые рынки сбыта. Кирк все более убеждался в том, что машинки не имеют перспективы и надо вырабатывать новую стратегию на восьмидесятые годы.
Каждый день, каждый час Кэрлис и Кирк чувствовали, что им надо быть вместе. И не только надо – такая жизнь все более захватывала их. Передавая бумаги, они прикасались друг к другу – пусть хоть на мгновение. У входа в ресторан Кирк часто поддерживал Кэрлис за локоть, помогая переступить порог, и она ощущала его прикосновение, как ожог. В кабинете, когда они сидели рядом за столом Кэрлис, он наклонялся к ней, вдыхая запах ее волос и колоссальным усилием воли удерживаясь от того, чтобы не прижаться к ним.
– У нас потрясающее взаимное притяжение, – сказал Кирк. – Я понял это сразу, как увидел вас.
– И я тоже, – сказала Кэрлис, вспоминая свои ощущения и дивясь тому, что не хотела поверить себе. Робкая, пришибленная Кэрлис осталась в прошлом. Она тщательно избегала всего, что напоминало о том, какой она была, сознательно и инстинктивно превращая себя в удачливую преуспевающую женщину.
Кирк и Кэрлис были правы. Однако им не приходило в голову, что реакции, которые естественны в лаборатории, могут быть опасны в рабочем кабинете.
Кирк Арнольд был первым сторонним человеком, когда-либо допущенным на заседания правления компании «Суперрайт». Его присутствие, к которому семья Мэндис отнеслась подозрительно и неприязненно, объяснялось только одним – катастрофическим финансовым положением компании. В Кирке Арнольде видели спасителя, и, как таковой, он был и необходим и неудобен. «Мне платят за то, – говорил он Кэрлис, – чтобы я говорил, в чем их ошибка. Естественно, они ненавидят меня за это».
О чем он умолчал – ибо не осознавал этого, – так это о том, что сам усиливал антипатию к себе. Он считал себя выше других и не находил нужным это скрывать. Он чувствовал себя в своей тарелке, только когда давал указания и полностью контролировал ситуацию, обращаясь с членами семьи Мэндис как с наемными служащими, а не наоборот. Его уверенность в себе, граничившая с высокомерием, скрывала шрамы, которые он не хотел никому показывать. Подобно Кэрлис, Кирк стремился забыть прошлое, угрожавшее его настоящему. Он постоянно отклонял приглашения Хауарда и Мириам Мэндис на обед и коктейли. Мириам это, мягко говоря, не нравилось.
– Для того чтобы платить ему немыслимую зарплату, мы, видите ли, хороши, – говорила она Хауарду, – а вот чтобы пообедать вместе, не годимся. – Мириам, хлебнувшей в жизни немало лиха, было наплевать на принстонское образование Кирка, на его стиль – стиль Парк-авеню, да и на две макушки тоже.
Хауард кивнул. Он ощущал то же самое, но что поделаешь? Как и всегда, он видел только то, что у него под ногами. Кирк Арнольд был нужен ему. Кирк Арнольд был нужен компании.
– Компания «Суперрайт» всегда занималась тем, что помогала людям выразить их мысли на бумаге, – сказал, обращаясь к правлению, Кирк через восемь месяцев после того, как начал здесь работать. Он заканчивал длинное сообщение, подготовленное Кэрлис, в котором содержались предложения по производству, финансам, сбыту, рекламе и так далее. – Я считаю, что с машинками надо кончать. Отныне «Суперрайт» должен выпускать процессоры.
В соответствии с рыночным планом Марта Райса процессор должен быть в основном предназначен для учреждений, как крупных, так и более мелких. В ходе рекламной кампании будет подчеркиваться богатый опыт компании в развитии печатного слова и ее непревзойденная репутация производителя высококачественных товаров, уровень обслуживания и доверие со стороны клиентов. Процессор будет называться «Альфатек». Обойдется он компании в десять миллионов долларов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64


А-П

П-Я