Он был то ли генеральным прокурором, то ли генеральным стряпчим, его заместителем, — Дэйнтри никак не мог припомнить, кем именно, и эта неопределенность мешала ему вести беседу.
— Бог ты мой! — воскликнул вдруг Баффи. — Да ведь это же «Молтизерс»!
— А вы знаете «Молтизерс»? — спросил Дэйнтри.
— Целую вечность не брал в рот. Всегда покупал в кино, когда был мальчишкой. На редкость вкусное драже. Здесь, конечно, едва ли есть кино.
— Собственно говоря, я привез это драже из Лондона.
— Вы ходите в кино? Я десять лет там не был. Значит, там по-прежнему продают «Молтизерс»?
— Эти штуки можно купить и в магазинах.
— Вот никогда не знал. Где же вы его нашли?
— В «АБК».
— В «АБК»?
Дэйнтри неуверенно повторил информацию, полученную от Кэсла:
— «Аэрейтид Бред Компани».
— Потрясающе! А что подразумевается под «аэрейтид бред»? [буквальное название фирмы — «Компания Воздушный Хлеб»]
— Понятия не имею, — сказал Дэйнтри.
— Выдумывают же нынче. Не удивлюсь, если этот их хлеб разделывают компьютеры, а вы?
Он протянул руку, взял «Молтизерс» и, словно сигару, с хрустом покрутил в пальцах возле уха.
— Баффи! — раздался с другого конца стола голос леди Харгривз. — Не ешьте сладкого до пирога.
— Извините, дорогая. Не мог удержаться. С детства не пробовал. — И, обращаясь к Дэйнтри, заметил: — Удивительная штука, эти компьютеры. Я заплатил однажды пятерку, чтобы эта машина нашла мне жену.
— Вы не женаты? — спросил Дэйнтри, бросив взгляд на золотое кольцо на руке Баффи.
— Нет. А кольцо ношу в порядке самозащиты. Знаете ли, всерьез никогда не думал о женитьбе. Просто люблю новинки. Так вот, тогда заполнил формуляр длиной с вашу руку. Навыки, интересы, профессия, чем располагаете. — Он взял еще одно драже. — Люблю сладости, — заметил он. — Всегда любил.
— И кто-нибудь откликнулся?
— Прислали мне девицу. Девицу! Тридцати пяти лет — не меньше. Надо было угостить ее чаем. А я чай не пью с тех пор, как умерла мама. Я сказал: «Милочка, не возражаете, если мы заменим чай виски? Я знаю здешнего официанта. Он нам потихоньку нальет». Она сказала, что не пьет ничего. Не пьет!
— Компьютер допустил ошибку?
— У нее был диплом по экономике Лондонского университета. Большущие очки. И плоская грудь. Она сказала, что хорошо готовит. А я сказал, что всегда ем у «Уайта».
— И вы больше ее не видели?
— Можно сказать, что не видел: как-то раз, когда я спускался по лестнице из клуба, она помахала мне из автобуса рукой. Неловко получилось! Я был как раз с Дикки. Вот что выходит, оттого что автобусы пускают по Сент-Джеймс-стрит. Никто не может считать себя в безопасности.
После пирога с мясом и почками подали торт, облитый патокой, и большой кусок стилтонского сыра, а сэр Джон Харгривз пустил по кругу портвейн. Гости стали нетерпеливо ерзать, словно отдых, по их мнению, затягивался. Они начали поглядывать в окна на серое небо: через два-три часа свет уйдет. Они быстро, с несколько виноватым видом, выпили портвейн — в самом деле, не ради пустого же удовольствия приехали они сюда, — все, за исключением Персивала, который чувствовал себя абсолютно в своей тарелке. Он рассказывал новую историю про рыбную ловлю и опустошил уже четыре бутылки пива.
Генеральный стряпчий — или то был генеральный прокурор? — сказал весомо:
— Пора двигаться. Солнце садится.
Он приехал сюда явно не для развлечений — только для казни, и Дэйнтри понятно было его нетерпение. Право же, надо было бы Харгривзу подать сигнал к выступлению, но Харгривз клевал носом. После многих лет колониальной службы — а он в свое время был молодым комиссаром района в тогдашнем Береге Слоновой Кости — он научился засыпать при самых неблагоприятных обстоятельствах, даже в окружении ссорящихся вождей, поднимавших куда больший шум, чем Баффи.
— Джон, — окликнула мужа леди Харгривз с другого конца стола, — проснись!
Он раскрыл свои голубые безмятежные глаза и произнес:
— Вздремнул капельку.
Рассказывали, что в молодости, где-то в Ашанти, он нечаянно съел человечины и хоть бы что. Согласно рассказу, он потом сказал губернатору: «Не мог я возмутиться, сэр. Они же оказали мне великую честь, пригласив разделить с ними трапезу».
— Ну-с, Дэйнтри, — сказал Харгривз, — пора, я полагаю, продолжить истребление. — И, выкатившись из-за стола, зевнул и добавил: — Ваш мясной пирог, дорогая, слишком хорош.
А Дэйнтри с завистью смотрел на него. Во-первых, он завидовал положению Харгривза. Он был в числе немногих аутсайдеров, взятых шефом на службу. Никто в Фирме не знал, почему выбор пал на него, высказывались предположения, что тут не обошлось без скрытых связей, ибо весь опыт Харгривза по части разведки сводился к тому, что он приобрел в Африке во время войны. Завидовал Дэйнтри Харгривзу и по части жены — такая она богатая, такая интересная, такая безупречная американка. Брак с американкой, видимо, не считался браком с иностранкой: для брака с иностранкой требовалось специальное разрешение, в котором часто отказывали, а брак с американкой, пожалуй, лишь укреплял особые связи, существовавшие с этой страной. «И все же интересно, — подумал Дэйнтри, — прошла ли леди Харгривз проверку в МИ-5 [сокращенное название Британской контрразведки] и получила ли добро в ФБР».
— Вечером, Дэйнтри, — сказал Харгривз, — надо будет побеседовать, хорошо? Вы, я и Персивал. Когда вся эта компания разъедется по домам.
Сэр Джон Харгривз, прихрамывая, кружил по комнате — предлагал сигары, наливал виски, помешивал поленья в камине.
— Я лично не так уж люблю стрелять, — сказал он. — Никогда ни во что не целился в Африке, разве что с помощью фотоаппарата, а вот жене нравятся эти старые английские традиции. Раз есть земля, говорит она, надо иметь дичь. Боюсь, Дэйнтри, фазанов было маловато.
— Я отлично провел день, — сказал Дэйнтри, — в общем и целом.
— Жаль, не пришло вам в голову зарыбить ручей форелью, — сказал доктор Персивал.
— О да, ваша дичь — это рыба, правда? Ну, у нас теперь, пожалуй, можно и поудить. — И сэр Харгривз разбил кочергой полено. — Ничего это не дает, — заметил он, — но я люблю, когда летят искры. Так вот, в Шестом отделе, похоже, есть утечка.
— Дома или за границей? — спросил Персивал.
— Я не уверен, но у меня прескверное чувство, что это происходит дома. В одном из африканских секторов — в Шестом-А.
— Я как раз закончил проверку Шестого отдела, — заметил Дэйнтри. — Правда, всего лишь обычный прогон. Просто чтобы познакомиться с народом.
— Да, мне говорили. Поэтому я и пригласил вас сюда. Рад был, конечно, и вашему участию в охоте. Ну и вы что-нибудь заметили?
— Немного подраспустились. Но и во всех других отделах тоже. К примеру, я проверил, что берут с собой сотрудники, когда идут обедать. Ничего серьезного, но количество чемоданчиков меня поразило… Проверку я провел, конечно, в порядке предупреждения. Но человек нервный от такого предупреждения способен запаниковать. Мы же не можем требовать, чтоб они раздевались догола.
— А в алмазных копях так и делают, но я с вами согласен: заставить человека раздеваться в Вест-Энде было бы несколько необычно.
— И кто-то допустил нарушение? — спросил Персивал.
— Несерьезное. Дэвис из Шестого-А выносил донесение — сказал, что хотел прочесть за обедом. Я его, конечно, предупредил и велел оставить документ у бригадира Томлинсона. Просмотрел я и все разработки. С тех пор как разразился скандал с Блейком, проверка на допуск проводилась очень тщательно, но у нас все еще работают несколько человек с тех давних дурных времен. Есть такие, что работали еще при Бэрджесе и Маклине [речь идет о сотрудниках Сикрет Интеллидженс Сервис Гае Бэрджесе и Дональде Маклине, работавших на советскую разведку; в 1951 г. они бежали в Москву, что вызвало на Западе большой скандал и длительное, до 1955 г., расследование]. Мы можем заново проверить все их контакты, но остывший след трудно взять.
— Возможно, конечно, вполне возможно, — сказал шеф, — что доказательство утечки нам подбросили из-за границы. Им хотелось бы внести смуту в наши ряды, сломить наш дух и столкнуть нас с американцами. Если станет известно, что у нас произошла утечка, это может принести еще больший вред, чем она сама.
— Об этом я и думал, — сказал Персивал. — Запросы в парламенте. Снова возникнут все старые имена: Вассал. Портлендское дело, Филби. Но если они захотят поднять шум, мы тут мало что можем сделать.
— Я полагаю, назначат Королевскую комиссию, чтобы запереть дверь в конюшню, — сказал Харгривз. — Но представим себе на минуту, что они действительно охотятся за информацией, а вовсе не хотят устраивать скандал. Шестой отдел, думается, самое неподходящее для этого место. Никаких атомных секретов в Африке нет: партизаны, войны между племенами, наемники, маленькие диктаторы, неурожаи, скандалы, золотые россыпи — в этом нет ничего секретного. Потому мне и пришла мысль, не хотят ли они просто скандала, чтобы доказать, будто они снова проникли в британскую разведку.
— А утечка важная, шеф? — осведомился Персивал.
— Можно сказать, капля в море — информация главным образом из области экономики, но любопытно то, что помимо экономики она связана и с китайцами. А не может быть, чтобы русские — ведь они делают только первые шаги в Африке — надумали использовать нашу службу для получения информации о китайцах?
— Слишком мало они могут от нас узнать, — сказал Персивал.
— Но вы же знаете, как обстоит дело в любом центре. Никто такого не вынесет — чтобы какая-то карточка в картотеке была пустой.
— А почему бы нам не посылать им — с наилучшими пожеланиями — копии того, что мы посылаем американцам? Ведь вроде бы наступила detente [разрядка (фр.)], не так ли? Это бы избавило всех от множества беспокойств. — Персивал достал из кармана маленький цилиндрик, брызнул на очки и затем протер их чистым белым носовым платком.
— Подливайте себе виски, — сказал шеф. — Я после этой чертовой охоты еле двигаюсь. Есть какие-нибудь соображения, Дэйнтри?
— Большинство сотрудников Шестого отдела пришли туда уже после Блейка. Если их контакты сомнительны, тогда никто ни от чего не гарантирован.
— Так или иначе, утечка, похоже, произошла в Шестом отделе, и скорее всего в секторе Шесть-А. Либо дома, либо за границей.
— Начальник Шестого отдела Уотсон поступил к нам сравнительно недавно, — сказал Дэйнтри. — Он прошел тщательнейшую проверку. Затем там есть Кэсл — он у нас очень давно, мы отозвали его семь лет назад из Претории, так как он был нужен в секторе Шесть-А и потом были еще личные причины — сложности с женщиной, на которой он хотел жениться. Он, правда, поступил к нам, когда проверка была не такая строгая, но я считаю: он чист. Унылый тип, хотя картотеку ведет, конечно, первоклассно, а опасность обычно представляют люди блестящие и честолюбивые. Брак у Кэсла крепкий, хотя женат он вторично: первая жена его умерла. Один ребенок, дом в Большом Лондоне, купленный под закладную. Застрахован — все взносы на сегодняшний день внесены. Живет скромно. Даже не имеет машины. Насколько мне известно, каждый день ездит на станцию на велосипеде. Диплом третьей степени по истории. Старателен и добросовестен. Роджер Кэсл из казначейства — его кузен.
— Значит, вы считаете, он абсолютно чист?
— Есть у него странности, но не скажу — опасные. К примеру, это он посоветовал мне привезти «Молтизерс» леди Харгривз.
— «Молтизерс»?
— Это длинная история. Не стану сейчас вам ею докучать. Ну а потом там есть Дэвис. Не убежден, что я в таком уж восторге от Дэвиса, хотя с допуском у него все в порядке.
— Налейте мне еще виски, хорошо, Персивал, — прекрасно. Каждый год говорю, что это моя последняя охота.
— Но эти мясные пироги с почками, которые подает ваша супруга, просто великолепны. Я бы не хотел их лишаться, — заметил Персивал.
— Думаю, мы сумеем найти и другой предлог, чтобы их отведать.
— Попробуйте развести форель в этом вашем ручье… Дэйнтри снова почувствовал, как в нем шевельнулась зависть: снова он оказался в изгоях. Вне службы, где он занимался охраной безопасности, он не жил общей жизнью со своими коллегами. Даже ружьем он пользовался как профессионал. Персивал, говорят, коллекционирует картины, а шеф? Богатая жена-американка открыла для него целое поле светской деятельности. А Дэйнтри во внеслужебное время дозволено было разделить с ними лишь мясной пирог — в первый и, наверное, в последний раз.
— Расскажите-ка мне поподробнее про Дэвиса, — сказал шеф.
— Университет в Рединге. Математика и физика. Часть военной службы проходил в Олдермастоне. Никогда не участвовал — во всяком случае, в открытую — ни в одном из маршей. Само собою, лейборист.
— Как и сорок пять процентов нашего населения, — сказал шеф.
— Да, да, конечно, и все же… Холостяк. Живет один. Деньгами распоряжается весьма свободно. Любит портвейн высшего качества. Делает ставки на тотализаторе. Это, конечно, классическое объяснение, почему человек может себе позволить…
— А что он еще себе позволяет? Кроме портвейна.
— Ну, у него «ягуар».
— У меня тоже, — сказал Персивал. — Я полагаю, мы не имеем права спросить вас, как была обнаружена утечка?
— Я бы вас сюда не приглашал, если бы не мог вам это сказать. Об этом знает Уотсон и больше никто в Шестом отделе. Источник информации необычен — наш человек, который продолжает работать в Советском Союзе.
— А утечка не могла исходить от кого-нибудь из сотрудников Шестого отдела за границей? — спросил Дэйнтри.
— Могла, но я в этом сомневаюсь. Одно донесение, судя по всему, поступило к ним действительно будто прямо из Лоренсу-Маркиша. Слово в слово, как если бы его писал агент Шестьдесят девять-триста. Выглядело оно почти как фотокопия подлинного донесения, так что можно было бы подумать, что утечка произошла оттуда, если бы не некоторые поправки и вычеркнутые слова. Эти неточности могли быть замечены только здесь, при сравнении донесения с картотекой.
— Секретарша? — предположил Персивал.
— Именно с них Дэйнтри и начал проверку, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38