– О, только не дурак, – взмолился Хедли. – Ну хотя бы болван – и то лучше.
И они засмеялись.
– Непременно смейся. Смейся по самым пустяковым поводам, – потребовал Хедли. – Обещай, что будешь постоянно смеяться.
– Буду смеяться, когда будет смешно, – пообещала Ванесса и поднесла к губам почти прозрачную руку любимого. Вскоре он впал в забытье.
– Хедли, – прошептала Ванесса снова и обнаружила, что портрет расплылся перед глазами. Смахнула слезы. – Прости меня.
Она просила прощения за то, что поступила так, как он просил: за то, что вернулась к жизни и нашла счастье. За то, что снова вышла замуж и снова смеялась.
А еще за то, что почти четыре дня о нем не вспоминала.
Потом подумала о чувственной силе Эллиота, о той нескончаемой энергии, с которой он дарил плотское наслаждение. Провела ладонью по миниатюре. Депрессия переросла саму себя и превратилась в сердечную боль.
Если бы Хедли хотя бы раз смог…
Ванесса закрыла глаза и принялась раскачиваться из стороны в сторону.
– Хедли, – снова позвала она.
Слезы текли по щекам. Она вытирала их ладонями, беспомощно шмыгала носом и, наконец, принялась искать платок. Рядом его не оказалось, а встать не хватало сил.
Она впала в грех уныния. Предалась ужасному, разрушающему отчаянию.
Всхлипнув еще несколько раз, решила, что пора встать, найти платок, хорошенько высморкаться и умыться холодной водой, чтобы уничтожить следы предосудительной слабости.
А что, если Эллиот заметит, что она плакала? Какой ужас! Что он подумает?
Ванесса положила миниатюру на подушку, и в это мгновение из-за плеча появилась рука с платком. Большая, сильная мужская рука. Рука Эллиота.
Дел оказалось совсем немного. Перед свадьбой Эллиот не жалел сил и привел хозяйство в образцовый порядок, зная, что вскоре придется на несколько месяцев уехать в Лондон.
Он справился меньше чем за час и решил навестить одного из арендаторов, с которым дружил. Однако ни самого арендатора, ни его жену дома застать не удалось, так что визит вежливости оказался совсем коротким.
Эллиот с радостью направил коня в Финчли-Парк – значительно раньше, чем предполагал. Пока что супружество доставляло лишь положительные эмоции. Честно говоря, сегодня утром отчаянно не хотелось покидать дом у озера. Почему-то казалось, что волшебные чары сразу разрушатся.
Конечно, на самом деле никаких чар не существовало, как не существовало и ни капли волшебства. Три дня и четыре ночи он всего лишь видел рядом ту, с которой можно было делить постель. Да, секс оказался на удивление приятным. Эллиот сделал открытие: чтобы вызывать вожделение, женское тело вовсе не должно поражать пышными формами.
Но секрет трехдневного блаженства заключался не только в сексе. Жена предпочла провести краткий медовый месяц мирно, без ссор, и оказалась интересной в общении и даже милой.
Подумать только; он настолько увлекся, что позволил ей грести во время лодочной прогулки, хотя полное отсутствие умения бросалось в глаза. Позволил орать во все горло, когда брошенный ею камешек случайно прыгнул по воде три раза подряд. А потом нарвал нарциссов больше, чем видел за всю жизнь, да еще покорно прислуживал, расставляя цветы по комнатам.
Возможно, им с Ванессой все-таки удастся построить надежный и благопристойный брак.
Погрузившись в размышления, Эллиот не просто возвращался домой раньше срока, а отчаянно спешил, игнорируя внутренний голос, напоминавший, что неплохо было бы навестить еще нескольких арендаторов.
Вчера они с Ванессой любили друг друга прямо на поляне с нарциссами. Если бы погода не испортилась, вполне можно было бы вернуться на берег озера и нарвать цветов для парадных комнат. А в спальне ждала большая кровать. Так почему же не обновить ее дождливым днем, когда ничего интереснее не предвидится?
Ни в одной из комнат первого этажа Ванессы не оказалось. Должно быть, поднялась в спальню, чтобы наверстать упущенные часы сна.
Эллиот легко взбежал по лестнице и направился в свою гардеробную, чтобы вытереть намокшие под дождем волосы и снять сапоги. Сделал все сам, без помощи камердинера. Гардеробная жены была рядом, за дверью. Он миновал небольшую комнату осторожно, стараясь шагать как можно тише – а вдруг Ванесса спит? Впрочем, он все равно вскоре собирался разбудить ее, и думал об этом с удовольствием.
Дверь в спальню оказалась приоткрытой. Эллиот вошел без стука.
Ванесса не спала. Сидела на краю кровати, спиной к нему, с низко опущенной головой. Может быть, читала? Вдруг захотелось подкрасться на цыпочках и поцеловать в шею. Интересно, как она прореагирует? Испугается и закричит? Или засмеется? А может быть, поведет плечами и чувственно вздохнет?
Она шмыгнула носом.
Странно.
И тут стало ясно, что Ванесса плачет. Плачет горько, с жалобными всхлипами, судорожно переводя дыхание.
Эллиот остолбенел. Захотелось броситься к жене, схватить на руки и успокоить, а потом выяснить причину слез. Но он никогда не умел утешать женщин, а потому просто пошел вперед, но медленнее и осторожнее. Эллиот ничуть не пытался скрыть свое присутствие, но Ванесса так погрузилась в собственные переживания, что не замечала ничего вокруг.
И вдруг, в тот самый момент, когда супруг собрался нежно тронуть ее за плечо, она что-то положила на подушку. Неожиданно для самого себя Эллиот увидел миниатюрный портрет хрупкого, почти по-женски красивого молодого человека.
Не потребовалось долгих размышлений, чтобы понять: молодой человек – Хедли Дью, его предшественник.
Лорд Лингейт мгновенно разозлился.
Впал в холодную ярость.
Вытащил из кармана чистый носовой платок и молча, без единого слова, протянул Ванессе.
– Полагаю, ты любила его больше жизни, – произнес Эллиот, когда всхлипы и сопение за спиной прекратились.
Он даже не пытался скрыть сарказм.
– Я любила его, – подтвердила Ванесса после долгого молчания. – Эллиот…
– Пожалуйста, – перебил он, – не думай, что обязана что-то объяснять. Оправдания абсолютно излишни и почти наверняка окажутся лживыми.
– В моей истории нет оснований для лжи, – тихо, но уверенно возразила Ванесса. – Я любила его, а потом потеряла. И вышла замуж за тебя. Вот и все. Тебе не удастся найти…
– И ты сочла возможным привезти в мой дом его портрет, чтобы потихоньку оплакивать?
– Да, – просто ответила она. – Я привезла с собой миниатюру. Хедли Дью – важная часть моего прошлого. Он был – и остается – частью меня. Я не подозревала, что ты так скоро вернешься. И. что войдешь в мою комнату, даже не постучавшись.
Эллиот резко обернулся и устремил на жену каменный взгляд. Ванесса продолжала сидеть в той же позе, со смятым платком на коленях. Лицо распухло и покраснело от слез – не самое привлекательное зрелище.
– Значит, я обязан стучаться, прежде чем войти в комнату жены?
По своей дурной привычке она ответила на вопрос вопросом:
– А если бы я вошла в твою комнату без стука, разве ты не рассердился бы? Особенно если бы не хотел, чтобы я увидела, чем ты занят?
– Но это же совсем другое дело! Разумеется, я бы рассердился.
– А мне нельзя? Потому что я всего лишь женщина? Что-то вроде служанки? Но даже служанки имеют право остаться наедине с собой.
Каким-то образом ей удалось перевести стрелки. Теперь уже она отчитывала его, заставляя оправдываться.
Эллиот внезапно осознал, что в последние три дня не было ничего, кроме секса. Именно так, как он и предполагал. Какой же смысл негодовать по поводу того, что знал заранее? Он вступал в брак без иллюзий. Но все равно чувствовал себя обманутым!
– Впредь ваше желание будет исполнено, мэм, – заявил он с холодным поклоном. – Отныне и впредь эта комната останется в вашем полном распоряжении, кроме тех случаев, когда мне вздумается осуществить супружеские права. Но даже в этих случаях я буду стучаться. Если не пожелаете меня принять, можете послать к черту.
Ванесса склонила голову и несколько мгновений смотрела молча.
– Проблема мужчин заключается в том, что они никогда не обсуждают дела спокойно и трезво. Не хотят слушать. Сразу вспыхивают, обижаются и бросают на воздух категоричные заявления. Чрезвычайно неразумные создания. Стоит ли удивляться тому, что мир не вылезает из кровопролитных войн?
– Мужчины сражаются, чтобы обезопасить мир для своих женщин, – процедил Эллиот сквозь стиснутые зубы.
– Что за чепуха! – отмахнулась Ванесса.
Разумеется, ей следовало сидеть, покорно склонив голову, и молча слушать повелителя, лишь изредка односложно отвечая на вопросы. В этом случае он смог бы удалиться из комнаты, сохранив достоинство, а не мучиться в словесном поединке.
Но перед ним сидела Ванесса, и уже становилось ясно, что ожидать от нее общепринятого поведения не приходилось.
И у него хватило ума на ней жениться. Так кого же винить, кроме себя самого?
– Если бы мужчины действительно заботились о своих женщинах, то первым делом сели бы и поговорили.
– Мадам, – холодно возразил виконт. – Возможно, вы надеетесь меня отвлечь, но из этого ничего не выйдет. Я не требую того, чего вы не в состоянии дать и чего я сам не хочу – не требую вашей любви. Но требую абсолютной верности. Это право супруга.
– Ты и так располагаешь моей абсолютной верностью, – невозмутимо ответила Ванесса. – И вовсе незачем так страшно хмуриться и называть меня «мадам», как будто видишь впервые.
– Не могу и не желаю соперничать с мертвым, – сурово продолжал Эллиот. – Понимаю, что ты любила его всей душой и ранняя смерть супруга стала жестоким ударом. Но сейчас ты моя жена, а потому должна хотя бы на людях проявлять преданность.
– На людях, – повторила Ванесса. – Так что же, наедине преданность не нужна? Наедине можно оставаться честной и демонстрировать равнодушие, неприязнь и даже ненависть? Все негативные чувства, которые скрываются в душе?
Эллиот смотрел, с трудом сдерживая раздражение.
– Позволь же все-таки объясниться, – настаивала она.
– Насчет того, чему я стал невольным свидетелем, войдя сюда и тем самым нарушив неприкосновенность личной жизни? – уточнил виконт. – Не стоит утруждаться.
– Криспин Дью женился, – решительно произнесла Ванесса.
Лорд Лингейт молча смотрел на жену. Что это, внезапный скачок мысли или в ее расстроенном мозгу все-таки существовала какая-то логическая связь?
– Об этом сегодня утром мне сказала Кейт, – продолжала Ванесса. – Сэр Хамфри и леди Дью получили письмо, пока гостили в Уоррен-Холле. Женился в Испании, где стоит его полк.
– Надо полагать, сердце твоей старшей сестры окончательно разбито, хотя и непонятно, с какой стати. Если за четыре года парень умудрился не написать ни слова, то именно этого и следовало ожидать.
– Скорее всего Маргарет опасалась измены, – согласилась Ванесса. – Но ведь опасаться и знать наверняка – совсем разные вещи.
Эллиот кое-что понял.
– Значит, ничто не мешало ей выйти замуж. Ну скажем, даже за меня, – заметил он.
– Да, – подтвердила Ванесса.
И вот наконец он увидел связь.
– Ты осознала это сегодня днем, пока меня не было. Подумала, что письмо пришло слишком поздно. Можно было и не приносить себя в жертву.
– Бедная Мег, – вздохнула Ванесса, не подтверждая, но и не отрицая обвинение. – Она так его любила. Но когда Криспин просил ее выйти замуж и уехать вместе с ним к месту службы, отказалась и осталась с нами. Не позволила мне заменить себя.
– Тогда не позволила, – уточнил виконт, – а в этот раз ей просто не предоставили права выбора. Ты пошла в наступление, даже не сообщив о намерениях.
– Эллиот, – остановила Ванесса, – пожалуйста, постарайся не перебивать.
Виконт снова сжал руки за спиной и слегка наклонился.
– Что же, объясняйся, если считаешь необходимым, – разрешил он. – Больше не буду перебивать.
Ванесса грустно посмотрела на мужа и вздохнула. Отложила в сторону платок, который нервно теребила в руках, посмотрела на лежавшую лицом вверх миниатюру и медленно, словно нехотя, перевернула.
– Я испугалась, что забуду Хедли, – заговорила она. – И в то же время поняла, что забыть необходимо. Я вышла замуж и должна дать тебе безраздельное внимание, бесспорную преданность и безусловную верность. Но я боялась, Эллиот. Если я его забуду, значит, любовь тоже умрет. А я всегда верила, что любовь – единственная постоянная величина, что она бессмертна и в нашей жизни, и в вечности. Я плакала потому, что вынуждена забыть, а забывать не хочу.
Эллиот недавно сказал, что не собирается соперничать с мертвым. Но разве не это он намеревался сделать сейчас?
Судя по всему, женщине нельзя приказать не любить, как нельзя приказать полюбить.
– Я отвезу портрет в Уоррен-Холл, – продолжала Ванесса. – А еще лучше – отошлю обратно в Рандл-Парк. Леди Дью подарила мне миниатюру после смерти Хедли и наверняка будет рада получить ее обратно. Конечно, правильнее было бы вернуть подарок еще до нашей свадьбы, но тогда я об этом не подумала. Я не нарушу данной у алтаря клятвы, Эллиот. И больше никогда не стану оплакивать Хедли, Постараюсь спрятать его в дальний уголок сердца и оставить там навсегда, но окончательному забвению не предам.
Клятва, данная у алтаря. Любить, чтить и во всем слушаться супруга.
Раньше она обещала гораздо больше: комфорт, наслаждение и счастье – и во время трех медовых дней удивительным образом подарила и первое, и второе, и третье. А он, наивный простак, принял без вопросов, как само собой разумеющееся.
Оказывается, она всего лишь выполняла данное обещание.
Лорд Лингейт не сомневался, что супруга тоже получила от близости чувственное наслаждение. Но теперь он понял, что она всего лишь восполняла недостаток плотских радостей, которых ее лишила тяжкая болезнь первого мужа.
Все ограничивалось сексом.
Ничего иного для нее не существовало.
Равно как и для него самого, в полном соответствии с желаниями и намерениями. О большем он и не задумывался.
Но почему же, черт возьми, хотя гнев рассеялся, где-то в глубине существа затаился черный клубок разочарования?
Сомнений не оставалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38