– понимающе протянула Марина. – Не соответствует никто?
– Почему? Ты вот вполне подходишь, – совершенно серьезно сказал Федор, поглаживая ее плечо.
Она повернулась на живот и уперлась подбородком ему в грудь. Волошин лежал, прикрыв глаза, в правой руке, закинутой за голову, дымилась сигарета. Марину вдруг посетила безумная мысль – а что, если и правда выйти за него замуж? Сменить работу, не видеть больше Дениса, не связываться с Мастифом, послать всех далеко и красиво? Это решило бы ее проблемы. Зато у Федора их здорово прибавилось бы…
– Что ты молчишь? – спросил он, затягиваясь сигаретой.
– А что я должна сказать?
– Что согласна.
– Согласна на что? – удивление ее росло с каждой секундой.
– Жить со мной, спать со мной, ждать меня отовсюду. Я хочу заботиться о тебе, любить и видеть тебя рядом с собой каждый день.
Он смотрел ей в глаза, ожидая ответа. Что можно было ответить? Конечно, Марине очень хотелось быть с ним, она готова была не то, что ждать – на коленях следом за ним ползти. Вот только что он будет делать с ее тяжелым характером, издерганными нервами, с весьма странными и специфическими привычками, с ее прошлым и настоящим? Его голос вернул к действительности:
– Я не требую немедленного ответа, но подумай об этом.
…Марина давно уже не спала так спокойно, без изматывающих кошмаров. Руки Федора, всю ночь обнимавшие ее, словно закрыли от проблем и неприятностей.
Утром, собираясь на работу, Марина с замиранием сердца спросила у Федора, чем он собирается заняться.
– Сейчас отвезу тебя, потом надо что-то решить с моей машиной.
– Возьми мою пока, – предложила она не раздумывая.
– Опять пускаешь пыль в глаза широкими жестами? – засмеялся Федор. – А вдруг слиняю на твоей машине и… продам по спекулятивной цене?
– Да ее и даром никто не возьмет! – фыркнула Коваль и неожиданно для себя попросила: – Только не уходи. Не бросай меня, пожалуйста…
Федор присел перед ней, помогая натянуть сапоги и, глядя снизу вверх, сказал:
– Даже не думай об этом. Во сколько ты заканчиваешь?
– В три.
– Понял, приеду.
Он привез ее к больнице, долго не выпускал, покрывая лицо жадными поцелуями, а потом попросил:
– Постарайся не делать глупостей, хорошо? Попробуй хоть раз жестко сказать «нет». Увидишь, это сработает.
Марина кивнула и побежала в отделение, чувствуя, что очень сильно задержалась, да что там – просто опоздала. Коллектив пребывал в легком замешательстве – Коваль не пришла на утреннюю отделенческую планерку! Нонсенс!
– Вы здоровы, Марина Викторовна? – заботливо спросил Гринев, шагая рядом с ней в актовый зал.
– Да, все в порядке.
– Что-то вы бледная…
– Это от освещения! – пресекла она дальнейшие расспросы. Ей-богу, мужики иной раз хуже женщин могут достать!
Ей пришлось собрать в кулак всю свою волю и не отвечать на призывные взгляды Нисевича, бросаемые в ее сторону всю планерку. По окончании Марина просто удрала к себе в отделение.
Работая в перевязочной, она все время отвлекалась на медсестру Аню, то и дело разглядывавшую что-то на своей заведующей, хотя обычно девушка глаз лишний раз на нее не поднимала, чтобы не нарваться на едкое замечание.
– Аня, у меня глаза размазались?
– Нет, Марина Викторовна, просто вы какая-то другая сегодня, – смутилась она.
– Что, ору меньше обычного? Так еще не вечер!
– И это тоже, но еще у вас глаза светятся как-то…
– Не выдумывайте, Аня, – сказала Коваль, выходя из перевязочной. – Лучше на работе сосредоточьтесь.
Марина допивала кофе, когда в ее кабинет влетел Денис.
– Ты что себе позволяешь?! – заорал он. – Кто дал тебе право игнорировать меня? И что за хрен уехал на твоей тачке?
– Что еще ты хочешь узнать? – холодно поинтересовалась Марина.
– Не крути хвостом, Коваль, отвечай! – велел Денис, стараясь поймать ее взгляд.
– Я не обязана удовлетворять твое любопытство! Все, можешь быть свободен, – отрезала Марина, пряча глаза и понимая, что только грубостью она сможет заставить его уйти.
– Сейчас ты не только любопытство мое, но и меня удовлетворять будешь, – прошипел он, доставая из кармана тонкий кожаный ремень. Началось все-таки! – Я повторяю вопрос: кто это был? – Он с размаху хлестанул по столу, и Марина в испуге вздрогнула.
Его расчет был верным – кричать она не станет, а через дубовую дверь звук ударов не слышен.
– Денис, не надо, – попросила Коваль, глядя на ремень с ужасом.
– Я не слышу! – снова удар по столу.
– Знакомый.
– Не ври, у тебя нет таких знакомых! Кто это?
– Денис, я устала…
– Конечно, – перебил он, подскакивая и хватая ее за горло. – Конечно, устала – посмотри на себя – тебя же трахали все выходные, просто не вынимая! Я же так хорошо знаю этот взгляд кошки, обожравшейся сметаной! Говори, сучка, это он тебя так отделал? Ну?!
– Отпусти, – прохрипела Марина. – Да, он! Все, доволен теперь?
Денис убрал руки и переспросил, точно не понял:
– Он?!
Она растирала горло, думая, что же теперь будет дальше. А дальше он со всей дури вытянул ее ремнем, попав по плечу. Боль была такая, что у Марины потекли слезы. Она подняла на Дениса глаза:
– Пожалуйста, не надо больше… Я прошу тебя, Денис, не надо, я больше не могу…
Но он уже разошелся. Ей хорошо было знакомо это состояние – такое бывало нечасто, но именно тогда Денис становился неуправляемым и жестоким. И останавливал его только вид крови. Это давало ему ощущение полной власти над ее телом, именно этого он добивался – чтобы такая обычно неприступная и надменная красотка валялась у него в ногах, истекая кровью и умоляя не делать ничего больше. Тогда он менял гнев на милость и с удовольствием занимался любовью, хотя Марина в такие моменты больше походила на растерзанную куклу. В остальное время Денис Нисевич был вполне нормален, как любой другой мужик. Даже нежен и внимателен иногда. Но эти припадки садизма… Коваль почему-то была уверена, что именно она заставляет его делать это, мстить ей за то, что она – такая, как есть.
Нисевич всегда выбирал такое время, когда гарантированно никто не помешает, а насчет слышимости в кабинете все было в порядке. Во-первых, дубовая дверь, а во-вторых, он находился в самом конце отделения, рядом с запасным выходом. Кроме того, Марина никогда не закричала бы, не позвала бы не помощь, Денис прекрасно это знал. Ее репутация и гордость не позволили бы посвятить кого-то в свои дела. Но и сам Нисевич старался делать все так, чтобы не наносить видимых увечий и следов, никогда не прикасался к лицу.
Вот и сейчас он провел пальцами по Марининой щеке, губам, стер слезы, выкатившиеся из глаз, поцеловал почти нежно… За руку вытащил из-за стола и опустил на пол. Она знала, что сейчас лучше не сопротивляться, иначе будет больнее и дольше. Нужно просто молчать и терпеть… Он начал лупить ее ремнем что есть силы, не жалея. Марина закусила губу и терпела, а Денис разошелся не на шутку. Белый врачебный халат на жертве мешал ему наслаждаться садистской «процедурой» в полной мере. Поэтому он сдернул его с Марины и отшвырнул, как тряпку. Увидел красное белье, усмехнулся:
– Что, твой новый, как бык, на красное западает?
Не дожидаясь ответа, снова взялся за ремень. Терпеть стало невозможно, Марина застонала.
– Да, давай, попроси меня, и я перестану, – говорил Денис, замахиваясь и опуская ремень на ее спину снова и снова. – Попроси, я сразу брошу. Ну, что же ты, Коваль, не молчи.
Но у нее словно перегорел предохранитель – она знала, что любовник ждет только одного-единственного слова, и все это сразу же закончится, но молчала. От боли уже заходилось сердце, но она не издавала ни звука. Нисевич злился – Марина ломала ему кайф. Поняв, что не добьется желаемого, он отбросил ремень:
– Вставай! Испортила все, – недовольно поморщился он. – Что с тобой сегодня?
Он поднял ее голову, заглядывая в глаза:
– Ну, что ты?
Марина попыталась встать. Все тело стало сплошным сгустком боли, спина горела, как обваренная кипятком.
– Уходи, – прошептала она. – Пожалуйста, уходи, я не могу видеть тебя…
– Что-то я перестарался сегодня, – заметил Денис. – Больно?
– Нет. Уходи.
– Не ври, Коваль! – произнес он, садясь в ее кресло и закуривая. – Тебе больно, у тебя спина кровит. Но ты, сучка, не признаешься в этом, только чтобы мне удовольствия не доставить.
– Денис, – проговорила Марина, поднимаясь, наконец, с пола. – Я очень прошу тебя – уйди сейчас. Мне не больно и не плохо, мне никак. Я устала, я больше не хочу этого, понимаешь? Я боюсь, что однажды ты просто убьешь меня. Мне никогда это не нравилось, но я терпела ради твоей прихоти. А теперь – все, не могу больше, силы кончились. Финиш.
Она тоже взяла сигарету, щелкнула зажигалкой, накинула халат, мгновенно прилипший к иссеченной спине, и невольно поморщилась.
– Что, все-таки больно? – заметил Нисевич.
– Нет.
– Так и не скажешь, кто драл тебя все выходные?
– Ты слышал. Это моя жизнь, я свободная женщина и сплю, с кем сама захочу, – отрубила Коваль, затягиваясь сигаретой.
– Нет, Коваль! – засмеялся Денис. – Не свободная ты, и спать будешь со мной, только я могу дать тебе то, что нужно. Ведь ты любишь мои игры, пусть не все, но любишь, иначе не позволила бы.
Он грубо схватил ее за руку и притянул к себе, сдирая лифчик.
– Вот мои следы, – он водил пальцем по левой груди, заставляя Марину вздрагивать. – Ты никогда не разрешила бы, если б сама не хотела испытать.
– Убери руки, – зашипела она, вырываясь. – Ты изуродовал меня, пришлось татуировку делать, чтобы скрыть сигаретный ожог. Ты болен, Денис, признайся в этом хотя бы себе! Я не стану больше терпеть твои извращенные фантазии, я гожусь для чего-то другого.
– Ну, конечно, трахаться с этим лысым хреном ты годишься! – огрызнулся Нисевич, вставая. – А он, если вдруг узнает о твоих причудах, рванет от тебя со скоростью курьерского поезда! Кому нужна такая…
– Успокойся, он знает, – перебила Марина с некоторым даже торжеством. – И его это не волнует. Потому что ему нужна я, а не мое отдельно взятое тело, умеющее отлично и с выдумкой трахаться.
– Не тело, говоришь? А что же еще? Вся ты – это пара сладких сисек и упругий зад, ничего больше у тебя и нет. Так что не обольщайся сильно на свой счет. Все и всегда только это в тебе и будут ценить, дорогая моя Марина Викторовна! Так что не верти хвостом.
– Да пошел ты на хрен! – заорала Коваль, не сдержавшись, и это было ее роковой ошибкой…
– Ну уж нет, теперь я точно не уйду, пока не получу того, за чем пришел! Ты всегда думаешь только о себе и никогда – обо мне. У меня нет ничего, кроме этих ночей с тобой. А ты вдруг решила и это отнять? Иди ко мне, иначе будет хуже! – пригрозил Денис, раздеваясь и ложась на диван. – Ну, что замерла?
– Я не буду делать этого.
– Хочешь, я докажу тебе, как ты неправа сейчас? Еще пара секунд, и ты пожалеешь, что упиралась. Ведь ты же меня знаешь!
Знала Марина прекрасно, что он имеет в виду, но ее вдруг понесло, и она потеряла остатки осторожности:
– Я же сказала, что ты больше не тронешь меня!
Денис пулей слетел с дивана и с размаху ударил ее по лицу. Марина обмякла в его руках, и начался кошмар… Потом ей говорили – еще повезло, что быстро потеряла сознание, и Денис утратил интерес к безжизненному телу.
Когда санитарка, пришедшая мыть полы, не смогла открыть дверь кабинета, а телефон не отвечал, в отделении поднялась паника. Доктора, почуяв неладное, сломали замок. Картина им предстала еще та – их стерва-заведующая лежала на полу в луже крови, в разодранном в клочья белье, иссеченная и изрезанная, со следами сигаретных ожогов. Только ноги и руки не пострадали. Прибежавшие медсестры подняли такой крик, что Коваль очнулась, окинув собравшихся непонимающим взглядом. Над ней склонился Виталя Арбузов:
– Марина Викторовна, кто сделал это?
Она молча закрыла глаза. Вот то, чего она так боялась – не назовет она имени, никто не заставит ее сделать этого, Денис сможет спать спокойно.
Марину увезли в перевязочную, где хирурги долго обрабатывали раны, накладывая швы и повязки. Она теряла сознание от боли, орала не своим голосом…
В отдельной палате хирургического отделения вечером ее навестил милиционер, но Марина не стала писать заявление, сославшись на то, что не разглядела напавшего на нее человека. А совсем уж ближе к ночи приехал Федор, остановился на пороге палаты, не решаясь войти.
– Привет, – произнесла Коваль опухшими губами.
– Привет. К тебе можно?
– Доступ к телу свободный, – пошутила она, хотя больше всего хотелось заплакать.
Он сел на табуретку и взял Маринину руку в свои.
– Что случилось? Я тебя потерял, думал, что дежурить осталась. А потом позвонил, сказали, что ты в хирургии лежишь. Что у тебя с губами?
– А хочешь, покажу, что у меня со всем остальным?
С этими словами она откинула простынь, и ему открылось ее тело, местами заклеенное, местами просто обработанное зеленкой. Федор в ужасе оглядел все это «великолепие» и выдохнул:
– Я же просил тебя… Очень больно?
– Уже нет.
– Это, как я понимаю, твой доктор приласкал тебя излишне горячо? – мрачно поинтересовался он.
– Это уже не важно. Нет, не уходи, не оставляй меня, – взмолилась Марина, видя, что он собрался встать. – Я понимаю, что прикасаться ко мне сейчас тебе противно, но ты просто посиди рядом…
– Дурочка ты, – улыбнулся он. – Как мне может быть противно, ведь я люблю тебя.
Это было сказано так просто, словно они уже прожили вместе долгие годы.
– Не шути этим, ладно? – попросила она тихо и серьезно.
– А я и не шучу. Все твои завихрения не смогут изменить моего отношения к тебе. Ты нужна мне любая, даже такая, как сейчас.
Вдруг дверь палаты задергалась.
– Открой, – попросила Марина, и Федор отомкнул замок.
В тот же миг в палату ввалились четверо амбалов, а за ними – Мастиф собственной персоной. Один из охранников попытался прижать Федора лицом к стене, но тот неуловимым жестом вывернул ему руку, заставив упасть на колени. Остальные немедленно выхватили оружие.
– Тихо, мальчики! – недовольно поморщился Мастиф. – Спокойнее, без грубости – здесь ведь женщина!
1 2 3 4 5 6 7