А вот, поди ж ты, вырвалось!
– Что верно, то верно, – маленький ученый по-прежнему держал камень в поднятой руке. Он о чем-то думал. Потом заморгал и широко улыбнулся. – Да, правда: камень этот стал символом борьбы с неволей. И с ней, как и с отсутствием всяческих свобод, нам еще придется сталкиваться повсюду.
Магистр бережно отложил камень в сторону.
– Несвободны не только узники тюрьмы, друзья мои, – продолжал он, – так же несвободны крепостной крестьянин, невольник на галере и солдат, от которого требуют скотского повиновения и при этом посылают его на верную смерть. Даже жена несвободна, когда муж велит ей помалкивать. У несвободы множество лиц!
Маленький ученый снова обхватил камень цепкими пальцами.
– Он будет сопровождать нас с Витусом повсюду и всегда напоминать о том, что с несвободой надо бороться, где бы и как бы она ни проявлялась. Правда, Витус?
– Да, Магистр, – Витус тоже положил свою ладонь на камень.
– Если вы будете держаться друг друга, – кивнул аббат Гаудек, – Господь вам в Своей помощи не откажет.
– И фортуна тоже! – ласково кивнул отец Куллус. – Fortes fortuna adjuvat!
Аббат Гаудек прокашлялся:
– Да, я от всей души желаю вам удачи, потому что с завтрашнего дня наши пути расходятся. Братья Томас, Куллус и я вернемся в Камподиос: дела, которые мы там оставили, не терпят отлагательств.
– Я надеялся, что мы пробудем вместе подольше. – Витус понимал, что, конечно, аббат прав, но все равно огорчился. – А сейчас мы чем займемся?
Магистр, как всегда, не терял оптимизма:
– А мы останемся здесь и поиграем в детскую игру «замри»! А когда наша история подзабудется, прикинем, куда держать путь.
– Нет! Ничего подобного, – вмешался Орантес. – Мы с досточтимым отцом вчера подробно все обговорили и решили, что оставаться вам здесь ни к чему. Хотя бы по той причине, что здесь не то место, где с неба прямо в рот влетают жареные птички. Так что вы несколько дней будете гостями в моем доме...
– Ура! – близнецы чокнулись кружками, на дне которых еще плескалось вино.
– А ну потише! – с напускной суровостью, прикрикнул Орантес на своих сыновей. – Соглашайтесь и не думайте, будто вы будете нам в тягость: в крестьянском хозяйстве всегда найдется работа для человека, ее не чурающегося.
– Ладно, договорились, – подумав немного, согласился Витус. – Магистр, ты не против?
– Еще бы! Только предупреждаю: я ненасытный едок!
– Ничего, за этим дело не станет! – обрадовался крестьянин. – Давайте-ка выпьем еще по кружечке за это!
– На сегодня довольно, – отрезал аббат Гаудек. – Помолимся на ночь и ляжем спать. Завтра трудный день.
С первыми лучами солнца все были на ногах, собрали свои вещи и окружили настоятеля.
– Не хочу произносить громких слов, друзья мои, – строго проговорил аббат. – Все, что требовалось, было решено вчера. И теперь мы будем делать то, что должно... Вот так... – На глаза его набежали слезы, он смахнул их и перекрестился. Потом сложил ладони:

Благослови и храни вас, Господи! Веди вас, Господи, путями праведными и дай вам силы. Осени вас, Господи, и дай мира и хлеба насущного.
Амен!

Он жестом подозвал их к себе:
– Подойдите, дети мои!
Витус, Магистр и Орантес с сыновьями приблизились к аббату, и тот обнял каждого из них.
– Будь на то Господня воля, еще встретимся!
Когда Томас и Куллус оседлали своих лошадей и простились с остающимися, аббат Гаудек вдруг спохватился:
– Ох, чуть не забыл! – Он полез под сутану и достал кожаный кошель. – Вот, Витус, возьми.
– Что это, досточтимый отец?
– Это восемь серебряных песо и шестнадцать реалов. Реалы в мелкой монете – в осьмушках, четвертаках и мараведи – для каждодневных трат. Если отец Куллус не ошибся, ты сейчас держишь в руках десять песо. Эти деньги могут сослужить вам добрую службу.
– Я не могу принять их.
– И можешь, и должен! Мы с братьями пришли к единому мнению: вам в вашем положении эти деньги куда нужнее, чем нам. Deus vobiscum, дети мои! Господь с вами!
Он пришпорил своего жеребца и вместе с братьями-монахами поскакал вперед, больше не оглядываясь.
– Чего мы тут ждем? – некоторое время спустя сказал Орантес. – Изабелла уже бьет копытами, чует, что возвращается домой. – Он дал мулу шлепок и сам пошел впереди. Близнецы пристроились к нему. Витусу с Магистром не оставалось ничего, кроме как последовать за ними.
Они почти час шли быстрым шагом, после чего Орантес оглянулся:
– Теперь уже совсем недалеко, друзья. Вон там, впереди, по обе стороны дороги, – это наши оливковые деревья! А там и наше подворье...
Беглецы посмотрели в указанном направлении и увидели выстроившиеся строгими рядами ветвистые старые деревья, зеленые листья которых серебрились на свежем ветерке.
– Да это же целый лес! – удивился Магистр.
– Ну, это чересчур сильно сказано, – возразил Орантес. – Их ровным счетом сто двадцать семь, и все старые-престарые.
– Ну, сколько им все-таки лет? – полюбопытствовал Витус.
– Никто точно не знает. Несколько сот. Я знаю, что даже отец моего прадеда всегда говорил о «старых оливковых деревьях». Посмотрите, какие у них толстые стволы! Для меня нет на свете деревьев красивее, чем эти. Известно ли вам, что существует десять сортов оливковых деревьев?
– Нет, этого я не знал, – искренно удивился Витус. – А у вас какой сорт растет?
– «Гордиал». Он дает самые большие оливки, и замечательно вкусные притом, – Орантес произнес это с нескрываемой гордостью. – Правда, собирая урожай, мы каждый год трудимся до седьмого пота. Хорошо еще, что семья у нас большая, а то нипочем не справились бы.
– Может быть, мы в этот раз поможем вам?
Орантес рассмеялся:
– Тогда вам пришлось бы остаться у нас до середины октября. А вы, я думаю, в это время уже будете «за горами, за морями»!
– Скорее всего, – подтвердил Витус, которому очень хотелось бы знать, где они в самом деле будут в это время.
– Собирать оливки можно разными способами, – продолжал объяснять Орантес. – Можно забраться на дерево, а можно оставаться на земле. Можно трясти ветви, чтобы оливки падали вниз на парусиновый холст. Только этот способ нам не подходит, потому что ветви у наших деревьев очень крепкие.
– Ага! Ну, и что же вы? – допытывался во все вникавший Магистр.
– Мы как бы «причесываем» ветви. Есть у нас такой большой деревянный «гребень», и мы протягиваем его вдоль ветвей. Только нужно делать это осторожно, чтобы не повредить молодые побеги, которым в будущем году тоже предстоит плодоносить. Есть еще вариант этого способа: на каждый палец надевается козий рог, и потом ветки «причесываются» растопыренной пятерней. От этого способа пошло название одного из сортов оливок – «кориакабра».
– Судя по твоим словам, трудов это требует адских, – сказал Витус.
– Так оно и есть. Опытный сборщик обрабатывает не больше одного дерева в день... О, мы не только работаем, мы и для праздников время находим! Раз в году все крестьяне, собирающие оливки, съезжаются в Порто-Марию, где наши оливковые давильни. И получение молодого оливкового масла мы отмечаем молодым вином. Дело в том, что у многих крестьян, собирающих оливки, есть еще и виноградники. У нас виноградников нет, зато есть лесной орех – несколько деревьев сразу за домом. Да вон их уже видно! А вот и сам дом.
Он указал на старый, но еще очень крепкий каменный дом, над крышей которого вился сизый дым. По виду здания было заметно, как росла семья Орантесов: со всех сторон дом был окружен пристройками.
– На пчелиный улей смахивает, – улыбнулся Витус.
– Хорошее сравнение, – поддержал его Магистр.
– В моей семье вы будете чувствовать себя, как дома, – расплылся в улыбке Орантес. – Добро пожаловать домой!

ГАГО – МАЛЕНЬКИЙ ЗАИКА

Ов-в-в-в-во-щно-о-ой с-с-у-у-пп!

– Видите, дети, это «А», – жена Орантеса Ана сидела у кухонного стола и выводила буквы мелом на куске старого сланца, старалась выговаривать звуки как можно отчетливее и протяжнее. – С «А» начинается наш алфавит – а-а-а. И мое имя тоже – Ана.
Бланка, Педро, Мария и Эльвира окружили мать и внимательно слушали.
– А мое? – спросила восьмилетняя Мария, живая и очень любопытная девочка.
Ана рассмеялась:
– Твое имя начинается с «М», но эту букву я покажу вам позже. – Она подняла указательный палец и с таинственным видом оглядела всех. – Есть, однако, одна буква, которая принадлежит нам всем: это «О». О-о-о... – Она быстро написала на сланце большую букву «О».
– А почему это «О» принадлежит нам всем? – спросила Бланка. Она в свои двенадцать лет была третьей по возрасту в семье дочерью после Нины и Кончиты и поэтому задавать такие вопросы в присутствии младших считала ниже своего достоинства, но любопытство взяло свое.
– Потому что все мы Орантесы, – ответила Кончита из угла, где вместе с Ниной замешивала тесто на завтра.
– Верно, – кивнула мать. – Фамилия «Орантес» начинается с буквы «О». – И она улыбнулась, увидев, как округлились губы у детей, произносящих этот звук.
– Это у вас замечательно получается, сеньора, – послышался чей-то голос. Это был Магистр. – Я некоторое время наблюдаю за вами и должен сказать, что из вас вышла бы замечательная учительница.
– Вы преувеличиваете, – Ана в смущении начала стирать буквы с куска сланца.
– Нет-нет, это чистая правда, – уверял ее маленький ученый. – Поверьте мне, я в этом разбираюсь! – он сделал шаг по направлению к столу. – А что меня особенно удивляет, сеньора, так это то, что вы находите время, чтобы учить детей грамоте.
Ана вздохнула:
– Иногда я и сама не знаю, как меня на все это хватает: и без того забот полон рот!
Это и впрямь было так. В то время как Орантес с сыновьями целыми днями пропадал в поле, она трудилась дома, не покладая рук. Она просыпалась под первый щебет птиц и будила детей, у каждого из которых было свое задание на день.
Затем она готовила завтрак, накрывала на стол, и за ним по заведенному в доме обычаю собиралась вся семья. В этом ей помогали старшие дочери Нина и Кончита. В отсутствие Орантеса нужно было еще накормить и напоить скотину – овец, коз и кур. Единственная их лошадь была либо под Орантесом, либо запряжена в плуг. Да, не забыть бы Изабеллу: после смерти Эмилио она перешла в собственность семьи и, как и остальные животные, требовала ухода и кормежки.
Покормив скот, Ана приступала к работе по дому. После полудня посылала одну из дочерей на поле отнести обед отцу и братьям. Особенно много приходилось хлопотать по дому в базарные дни, потому что тогда в доме отсутствовала Нина. Ну, и в период сбора урожая оливок осенью.
– Но я не жалуюсь, – улыбнулась Ана. – Главное, чтобы все были здоровы.
Ее взгляд упал на младшенького: Гаго почти никакого интереса к уроку не выказывал, он сидел в углу, задумавшись о чем-то своем. Этот ребенок доставлял Ане немало забот. Конечно, не удивительно, что ребенок, которого Бог наказал заячьей губой, не привык веселиться вместе со своими одногодками, но в последнее время малыш начал часто уединяться. Да и заикаться он стал почему-то сильнее...
Ана опять вздохнула. Нелегко после работы по дому учить детей грамоте. Тем более, что собрать для этого всех вместе почти никогда не удается. Поэтому в предыдущие три года она учила письму, счету и чтению близнецов и обеих старших девочек, а в этом году подошла очередь младших детей. Соседи-крестьяне этих ее усилий не понимали и даже осуждали: зачем ей это? Вот их дети читать-писать не умеют – и ничего, живут себе! Что, дети Аны лучше других? Однако Орантес, сам умевший читать и писать, жену понимал и поддерживал. Она надеялась, что вскоре при монастыре Камподиос откроют школу, куда можно будет отправить детей. Ну, не всех сразу, конечно, – без их помощи в доме не обойтись, – но сначала одних, потом других. Ну, а там видно будет, кто из них проявит особое усердие и способности. Может, кто-нибудь станет монахом или монахиней...
– Знаете что, сеньора, – прервал Магистр ход ее мыслей, – если позволите, я на некоторое время возьму на себя обучение детей. А вы сможете заняться другими делами.
Ана заколебалась. Предложение заманчивое, но вправе ли она принять его? Как-никак ее гостем был Магистр, обучавшийся в университете Ла Коруньи.
– Ах, я даже не знаю...
– Давайте я попробую, – Магистр лукаво подмигнул детям. – Найдется у вас несколько деревянных шариков?
– Деревянных шариков? – младшие не сразу поняли его.
– Вы не ослышались. Шарики из дерева найдутся?
И вскоре у него в руках оказались три шарика.
– А теперь внимательно следите за мной, – Магистр принялся подбрасывать их в воздух и ловко жонглировать ими. Дети не сводили глаз с его рук. – Кто-нибудь из вас так умеет? – спросил он.
Они покачали головами.
– Хотите, научу?
Ответом был радостный крик.
– Хорошо, но сперва придется потрудиться. Если я останусь доволен вашей работой, я с вами часок поупражняюсь. Ну, а нет – не взыщите! Уяснили?
Все закивали головами и уставились на него, ожидая указаний.
– Поди сюда, Гаго, мой маленький, – мягко обратилась Ана к своему младшенькому. – Погляди на кухне, нет ли чего вкусненького для тебя?
– Я-а-а нн-е г-г-га-га-лод-ный, – мальчик повернулся к ней спиной, собираясь выбежать во двор.
– Куда это ты, Гаго?
Тот пожал плечами с самым разнесчастным видом.
– Я кое-что придумала! Ты мог бы прямо сейчас отнести в поле обед для всех четверых: для отца, Витуса и для близнецов. Хочешь?
Гаго засопел и кивнул.
– Хорошо, – Ана наполнила большой горшок овощным супом, густым и наваристым, тщательно закрыла его крышкой и дала младшему сыну. – Не слишком тяжело для тебя?
– Н-н-нет!
– Тогда иди и передай им, чтобы слишком не задерживались.
– Д-д-да!
Ана озабоченно глядела вслед младшему сыну, который быстро шел по узкой тропинке, что вела прямо к полю.

– Похоже, Витус, в этом году у нас будет третий хороший урожай подряд, – Орантес указал рукой в сторону поля, на котором колосился золотистый ячмень. – И это несмотря на то, что зима в этом году была как никогда долгой.
Витус пощелкивал пальцами по лезвию тяпки, с которой он не расставался с самого утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83