В восторге - сайт Водолей
Осмелюсь еще выразить свою нижайшую просьбу: пусть Ваше Величество соизволит милостиво принять эту ничтожную работу и еще долгое время удостаивать своих высочайших милостей
автора,
всеверноподданейшего покорнейшего слугу Вашего Величества.
Лейпциг, 7 июля 1747 года».
Встреча с Бахом ярко запечатлелась в памяти Фридриха. Барон Готфрид ван Свитен в своей работе «Разговоры с Фридрихом Великим» рассказывает об одной беседе, которую король вел с ним почти тридцать лет спустя и замечает: «Фридрих громко напел мне тему той хроматической фуги, которую он в свое время задал старому Баху».
1748
Два письма Баха двоюродному брату Элиасу многое говорят о частной жизни композитора:
«Лейпциг, 6 октября 1748 года.
Милостивый государь, глубокоуважаемый господин двоюродный брат!
По недостатку времени я хочу многое сказать в немногих словах; поэтому желаю Вам божьего благословнения при сборе винограда и в ожидающемся вскоре прибавлении семейства.
Две прусские фуги («Музыкальная жертва») послать Вам сейчас не могу, так как они все распроданы; я заказал только сто экземпляров, большую часть которых раздарил друзьям. Но к новогодней мессе я закажу еще несколько экземпляров; если господин мой двоюродный брат сохранит до тех пор желание получить один из них, то прошу при случае известить меня об этом почтой и приложить один талер – Ваше желание будет исполнено. В заключение примите еще раз привет от всех нас, остаюсь
преданный Вашей милости
И. С. Бах
Постскриптум: У моего сына в Берлине уже два наследника по мужской линии. Один родился примерно в то время, когда мы, к сожалению, переживали прусское вторжение; второму же около двух недель».
(Лейпциг, 2 ноября 1748 года.
Высокоблагородный, глубокоуважаемый двоюродный брат!
В том, что Вы и Ваша любезная жена чувствуете себя хорошо, меня уверило полученное вчера Ваше приятное письмо и прибывшая вместе с ним бочка вина, за что я приношу Вам настоящим благодарность. Жаль только, что бочонок сильно пострадал от тряски на телеге или по другим причинам. Когда по прибытии сюда при таможенном осмотре его открыли, выяснилось, что он полон только на две трети и содержал только шесть бидонов. Жаль этого благородного дара божьего расплескать хотя бы каплю. Сердечно поздравляю Вас с богатым божьим благословением. Я, со своей стороны, в настоящий момент должен признаться, что нахожусь не в таком положении, чтобы иметь возможность полностью ответить на Вашу любезность. Однако лучше поздно, чем никогда, и я надеюсь, что я еще буду иметь случай выполнить свой долг. Мне, конечно, очень жаль, что дальность расстояния между нашими городами не позволяет нам лично навещать друг друга. Иначе я разрешил бы себе пригласить господина двоюродного брата на свадьбу моей дочери Лизген с господином Альтниколем, новым наумбургским органистом, которая состоится в январе будущего, 1749 года. Но если упомянутая мною дальность или неблагоприятное время года не позволяет Вам приехать к нам лично и дать возможность видеть Вас в нашем кругу, я все-таки прошу Вас издалека помочь им хотя бы христианскими добрыми пожеланиями. Остаюсь к Вашим услугам, передаю наилучшие пожелания от всех нас.
Преданный Вашей милости верный брат и покорный слуга Иог. Себ. Бах
P. S.: Уже шесть недель, как мы схоронили Бирнбаума.
P. S.: Если Вам, любезный брат, и в будущем захочется прислать мне в подарок подобный напиток, то лучше воздержитесь по причине чрезмерных расходов: перевозка стоит 16 грошей, извозчику надо дать 2 гроша, таможеннику – 3, городской налог – 5 грошей и 3 пфеннинга, государственный налог – 3 гроша. Вы сами, господин двоюродный брат, можете подсчитать, что каждая пинта обошлась мне почти в 5 грошей, что для подарка очень дорого».
Куда бы ни пошел Бах, где бы он ни остановился, он всюду жил среди музыки. «Музыкальный альманах» (1796) Ренхарда опубликовал о нем анекдот, характерный по своей гротескности: «Часто его окружали некоторые нищие, в жалобах которых, распеваемых ими во все более повышающихся тонах, он полагал обнаружить целую серию музыкальных интервалов. В таких случаях он сначала делал вид, что охотно подал бы им, только ничего не находит в карманах; в ответ на это плач и стоны достигали чрезвычайно высоких тонов; после этого он давал им какую-нибудь мелочь, вследствие чего интервалы несколько уменьшались, затем он давал им необычно много, в результате чего и к величайшему его удовольствию стоны совершенно утихали и наступаю полнейшее спокойствие».
1749
20 января было днем большой радости для Баха: его дочь Элизабет Юлианн Фридерика вступила в брак с его учеником Иоганном Христофом Альтниколем. Элизабет было 23 года, она была старшей из трех оставшихся в живых дочерей Баха от второго брака; к этому времени из всех детей Баха был женат только живущий в Берлине Карл Филипп Эммануил. Свадьба дочери была единственной, которую Бах устроил у себя в доме. Незадолго до смерти Баха Элизабет порадовала его третьим внуком, которого в честь деда назвали Иоганном Себастьяном. Веселая девица Лиз-ген из кантаты Кофейная явно похожа на эту дочь Баха. Зять Баха, Альтниколь, был одним из самых любимых его учеников. Свою привязанность к учителю он сохранил и во время последней тяжелой болезни Баха; слепой композитор диктовал ему свои последние произведения. Альтниколь умер через девять лет после смерти своего тестя, оставив после себя вдову с двумя детьми.
В этом же году Бах приступил к созданию своего последнего и наиболее импозантного произведения в жанре фуги, а именно Искусства фуги, все фуги которого исходят из одной темы. Но даже в этих чрезвычайно сложных звуковых комбинациях у него никогда не перевешивает математика. Ни одному мастеру ни до, ни после Баха не удалось достигнуть в этой форме такого свободного и легкого полета фантазии. Он обрабатывал форму фуги с неиссякаемой гибкостью, как ни один другой мастер. До сих пор существует столько форм и стилей фуги, сколько фуг написал Бах.
Быть может, это произведение не так легко воспринимается слушателями, и все-таки, каждый такт в нем – сама воплощенная красота. Оно пронизано одухотворенным настроением последних произведений Бетховена, и возможно не случайно, что являющаяся кульминационной точкой фуга обнаруживает совершенно непосредственное сходство с мотивами Бетховена.
Последняя болезнь и смерть
До самой весны 1749 года у Баха не было совершенно никаких признаков болезни, жертвой которой он стал в следующем году. Но в начале лета здоровье его внезапно настолько пошатнулось, что в Лейпциге появились уже претенденты на его должность. Всесильный министр дрезденского двора граф Генрих фон Брюль требовал эту должность для своего капельмейстера Готтлоба Харрера.
«8 июня 1749 года по распоряжению городского муниципалитета, большинство членов которого лично явилось в большой концертный зал „Трех лебедей“, капельмейстер его превосходительства тайного советника и премьер-министра графа фон Брюля Готтлоб Харрер с большим успехом играл на пробу с той целью, чтобы получить должность кантора в церкви св. Фомы, если капельмейстер и кантор господин Себастьян Бах скончается».
Однако Бах вновь выздоровел. Казалось, вернулась его былая сила и даже прежнее воинственное настроение. На этот раз он ввязался в распрю, в центре которой стоял один из лучших его учеников, фрейбергский кантор Иоганн Фридрих Долес.
Фрейбергский ректор Бидерман, который, по всей вероятности, ревниво относился к успехам своего кантора, яростно боролся против значительной роли музыки в академическом учебном плане. Он утверждал, что музыка оказывает плохое влияние на характер и приводил в пример Катона, Калигулу и Нерона. Известный критик Маттесон счел своей обязанностью защитить музыкальное искусство от «провозглашающего ошибочные учения преподавателя, мрачного мизантропа и безбожного пасквилянта». Бах увидел, что среди нового поколения имеются те же разногласия, что были в свое время у него с ректором Эрнести. Он обратился к Готлибу Шрётеру с просьбой защитить оклеветанное музыкальное искусство. Шрётер написал достойный ответ и послал его Баху, который так отозвался о нем:
«Рецензия Шрётера хорошо написана и соответствует моему мнению; скоро она будет опубликована в печати… Если появится еще несколько таких опровержений, в чем я уверен, то, несомненно, мы основательно прочистим грязные уши автора (Бидермана), чтобы они научились лучше воспринимать музыку».
Выражение «грязные уши», однако, не понравилось Маттесону, он даже упрекает за него Баха, считая, что оно: «Безвскусное, низкопробное выражение, недостойное капельмейстера, жалкий намек на слово „ректор“ В отзыве Баха содержится некоторая игра слов, так как по-немецки выражение «грязные уши» «Dreckohr» звучит очень сходно со словом «ректор».
». Статья Шрётера была опубликована в этом же году, но в измененной форме. Шрётер думал, что в этом виноват Бах, что в конце концов еще привело к неприятному конфликту между ними.
«Некролог» пишет о болезни Баха: «У него было слабое от природы зрение, которое следствие неслыханного воодушевления, с которым он учился, особенно в молодые годы, когда бодрствовал целыми ночами, все ухудшалось, и в последние годы эта слабость зрения превратилась в болезнь глаз. Бах хотел было избавиться от своей болезни путем операции. Движимый отчасти желанием всеми своими оставшимися, и еще очень свежими, духовными и телесными силами служить богу и своим ближним, отчасти следуя совету некоторых своих друзей, возлагавших большие надежды на одного глазного врача, прибывшего в то время в Лейпциг, Бах решил избавиться от болезни путем операции. Однако операция, несмотря на то, что ее пришлось проделать дважды, не удалась. Он не только потерял зрение, но вследствие операции и оказавших вредное действие лекарств, разрушился весь его до того совершенно здоровый организм, так что целые полгода он был почти постоянно болен. За десять дней до смерти казалось, что зрение его поправляется, так что как-то утром он снова начал видеть и даже мог выносить свет. Но через несколько часов после этого с ним случился апоплексический удар, затем резко поднялась температура и, несмотря на все старания двух самых лучших врачей Лейпцига вернуть его к жизни
28 июля 1750 года
в четверть девятого на шестьдесят шестом году жизни он тихо отошел в другой мир».
Известный английский глазной врач шевалье Джон Тейлор, который позже лечил и Генделя, в своих мемуарах «История путешествий и приключений глазного врача шевалье Тейлора, написанная им самим» рассказывает, кстати, довольно неточно, историю лечения Баха: «Я видел множество удивительных животных, дромадеров, верблюдов и др., особенно в Лейпциге, где я возвратил зрение одному знаменитому музыканту, которому шел уже 88-ой год (sic!). С ним вместе вначале воспитывался Гендель».
Бах, даже в последние дни своей жизни, когда только глаза позволяли ему, просматривал свои произведения для органа. Еще прежде, чем он полностью ослеп, он энергичной рукой переписал свои 15 хоральных прелюдий, но потом болезнь вернулась с новой силой. Во время болезни он очень дорожил обществом своей дочери Лизген и зятя Альтниколя, который записывал на бумагу последние мысли композитора: XVI и XVII прелюдии. В начале июля он продиктовал еще заключительную пьесу серии, XVIII прелюдию «Когда мы в самой тяжкой беде». Но потом он попросил Альтниколя изменить заголовок согласно тексту другого хорала, который поют на ту же мелодию (Припадаю к трону твоему), первую и последнюю строфу которого он даже тихонько продекламировал.
На середине двадцать шестого такта рукопись обрывается. 28 июля в состоянии больного, казалось, наступило неожиданное улучшение, но уже через несколько часов оно снова стало критическим.
28 июля 1750 года
во вторник, «в сумерках длинного летнего вечера он испустил свой последний вздох».
В лейпцигском Бюро регистрации смертей была сделана следующая запись:
«Иоганн Себастьян Бах, шестидесяти семи лет, капельмейстер и кантор церкви св. Фомы, был похоронен 30 июля 1750 года с катафалком».
«Spenersche Zeitung» от 3 августа писала:
«В прошлый вторник, 28 числа предыдущего месяца на шестьдесят шестом году жизни вследствие плохо удавшейся глазной операции, сделанной известным английским глазным врачом, скончался знаменитый музыкант господин Иоганн Себастьян Бах, придворный композитор короля польского и курфюрста саксонского, капельмейстер герцога саксонско-вейсенфельзского и анхалып-кётенского, музыкальной директор и кантор школы св. Фомы. О потере этого неслыханно талантливого и славного человека глубоко скорбит каждый настоящий знаток музыки».
В журнале «Полезные сообщения о работе ученых и прочих событиях в Лейпциге» была опубликована следующая заметка:
«28 июля в 8 часов вечера из мира живых ушел господин Иоганн Себастьян Бах, придворный композитор Его Величества короля польского и Его Высочества курфюрста саксонского, капельмейстер князя анхалып-кётенского и саксонско-вейсефельзского, музыкальный директор и кантор лейпцигской школы св. Фомы. Неудачная операция глаз похитила у нас этого достойного мужа, который своим необыкновенным искусством в музыке заслужил бессмертную славу и который оставил после себя сыновей, также приобретших известность на музыкальном поприще».
31 июля, в пятницу, Баха похоронили. Это был день крестного хода и, чтобы успеть на богослужение, учащимся нужно было пораньше проводить своего кантора на кладбище св. Иоганна. Могила была расположена у южной стены церкви. На могиле Баха не был поставлен надгробный камень и только более чем через сто лет после его смерти отметили мемориальной доской место, где он был похоронен:
В ЭТОЙ ЧАСТИ БЫВШЕГО КЛАДБИЩА СВЯТОГО ИОГАННА 31 ИЮЛЯ 1750 ГОДА ПОХОРОНЕН ИОГАНН СЕБАСТЬЯН БАХ
Позже, в 1894 году, когда были снесены стены старого кладбища, начались более тщательные поиски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
автора,
всеверноподданейшего покорнейшего слугу Вашего Величества.
Лейпциг, 7 июля 1747 года».
Встреча с Бахом ярко запечатлелась в памяти Фридриха. Барон Готфрид ван Свитен в своей работе «Разговоры с Фридрихом Великим» рассказывает об одной беседе, которую король вел с ним почти тридцать лет спустя и замечает: «Фридрих громко напел мне тему той хроматической фуги, которую он в свое время задал старому Баху».
1748
Два письма Баха двоюродному брату Элиасу многое говорят о частной жизни композитора:
«Лейпциг, 6 октября 1748 года.
Милостивый государь, глубокоуважаемый господин двоюродный брат!
По недостатку времени я хочу многое сказать в немногих словах; поэтому желаю Вам божьего благословнения при сборе винограда и в ожидающемся вскоре прибавлении семейства.
Две прусские фуги («Музыкальная жертва») послать Вам сейчас не могу, так как они все распроданы; я заказал только сто экземпляров, большую часть которых раздарил друзьям. Но к новогодней мессе я закажу еще несколько экземпляров; если господин мой двоюродный брат сохранит до тех пор желание получить один из них, то прошу при случае известить меня об этом почтой и приложить один талер – Ваше желание будет исполнено. В заключение примите еще раз привет от всех нас, остаюсь
преданный Вашей милости
И. С. Бах
Постскриптум: У моего сына в Берлине уже два наследника по мужской линии. Один родился примерно в то время, когда мы, к сожалению, переживали прусское вторжение; второму же около двух недель».
(Лейпциг, 2 ноября 1748 года.
Высокоблагородный, глубокоуважаемый двоюродный брат!
В том, что Вы и Ваша любезная жена чувствуете себя хорошо, меня уверило полученное вчера Ваше приятное письмо и прибывшая вместе с ним бочка вина, за что я приношу Вам настоящим благодарность. Жаль только, что бочонок сильно пострадал от тряски на телеге или по другим причинам. Когда по прибытии сюда при таможенном осмотре его открыли, выяснилось, что он полон только на две трети и содержал только шесть бидонов. Жаль этого благородного дара божьего расплескать хотя бы каплю. Сердечно поздравляю Вас с богатым божьим благословением. Я, со своей стороны, в настоящий момент должен признаться, что нахожусь не в таком положении, чтобы иметь возможность полностью ответить на Вашу любезность. Однако лучше поздно, чем никогда, и я надеюсь, что я еще буду иметь случай выполнить свой долг. Мне, конечно, очень жаль, что дальность расстояния между нашими городами не позволяет нам лично навещать друг друга. Иначе я разрешил бы себе пригласить господина двоюродного брата на свадьбу моей дочери Лизген с господином Альтниколем, новым наумбургским органистом, которая состоится в январе будущего, 1749 года. Но если упомянутая мною дальность или неблагоприятное время года не позволяет Вам приехать к нам лично и дать возможность видеть Вас в нашем кругу, я все-таки прошу Вас издалека помочь им хотя бы христианскими добрыми пожеланиями. Остаюсь к Вашим услугам, передаю наилучшие пожелания от всех нас.
Преданный Вашей милости верный брат и покорный слуга Иог. Себ. Бах
P. S.: Уже шесть недель, как мы схоронили Бирнбаума.
P. S.: Если Вам, любезный брат, и в будущем захочется прислать мне в подарок подобный напиток, то лучше воздержитесь по причине чрезмерных расходов: перевозка стоит 16 грошей, извозчику надо дать 2 гроша, таможеннику – 3, городской налог – 5 грошей и 3 пфеннинга, государственный налог – 3 гроша. Вы сами, господин двоюродный брат, можете подсчитать, что каждая пинта обошлась мне почти в 5 грошей, что для подарка очень дорого».
Куда бы ни пошел Бах, где бы он ни остановился, он всюду жил среди музыки. «Музыкальный альманах» (1796) Ренхарда опубликовал о нем анекдот, характерный по своей гротескности: «Часто его окружали некоторые нищие, в жалобах которых, распеваемых ими во все более повышающихся тонах, он полагал обнаружить целую серию музыкальных интервалов. В таких случаях он сначала делал вид, что охотно подал бы им, только ничего не находит в карманах; в ответ на это плач и стоны достигали чрезвычайно высоких тонов; после этого он давал им какую-нибудь мелочь, вследствие чего интервалы несколько уменьшались, затем он давал им необычно много, в результате чего и к величайшему его удовольствию стоны совершенно утихали и наступаю полнейшее спокойствие».
1749
20 января было днем большой радости для Баха: его дочь Элизабет Юлианн Фридерика вступила в брак с его учеником Иоганном Христофом Альтниколем. Элизабет было 23 года, она была старшей из трех оставшихся в живых дочерей Баха от второго брака; к этому времени из всех детей Баха был женат только живущий в Берлине Карл Филипп Эммануил. Свадьба дочери была единственной, которую Бах устроил у себя в доме. Незадолго до смерти Баха Элизабет порадовала его третьим внуком, которого в честь деда назвали Иоганном Себастьяном. Веселая девица Лиз-ген из кантаты Кофейная явно похожа на эту дочь Баха. Зять Баха, Альтниколь, был одним из самых любимых его учеников. Свою привязанность к учителю он сохранил и во время последней тяжелой болезни Баха; слепой композитор диктовал ему свои последние произведения. Альтниколь умер через девять лет после смерти своего тестя, оставив после себя вдову с двумя детьми.
В этом же году Бах приступил к созданию своего последнего и наиболее импозантного произведения в жанре фуги, а именно Искусства фуги, все фуги которого исходят из одной темы. Но даже в этих чрезвычайно сложных звуковых комбинациях у него никогда не перевешивает математика. Ни одному мастеру ни до, ни после Баха не удалось достигнуть в этой форме такого свободного и легкого полета фантазии. Он обрабатывал форму фуги с неиссякаемой гибкостью, как ни один другой мастер. До сих пор существует столько форм и стилей фуги, сколько фуг написал Бах.
Быть может, это произведение не так легко воспринимается слушателями, и все-таки, каждый такт в нем – сама воплощенная красота. Оно пронизано одухотворенным настроением последних произведений Бетховена, и возможно не случайно, что являющаяся кульминационной точкой фуга обнаруживает совершенно непосредственное сходство с мотивами Бетховена.
Последняя болезнь и смерть
До самой весны 1749 года у Баха не было совершенно никаких признаков болезни, жертвой которой он стал в следующем году. Но в начале лета здоровье его внезапно настолько пошатнулось, что в Лейпциге появились уже претенденты на его должность. Всесильный министр дрезденского двора граф Генрих фон Брюль требовал эту должность для своего капельмейстера Готтлоба Харрера.
«8 июня 1749 года по распоряжению городского муниципалитета, большинство членов которого лично явилось в большой концертный зал „Трех лебедей“, капельмейстер его превосходительства тайного советника и премьер-министра графа фон Брюля Готтлоб Харрер с большим успехом играл на пробу с той целью, чтобы получить должность кантора в церкви св. Фомы, если капельмейстер и кантор господин Себастьян Бах скончается».
Однако Бах вновь выздоровел. Казалось, вернулась его былая сила и даже прежнее воинственное настроение. На этот раз он ввязался в распрю, в центре которой стоял один из лучших его учеников, фрейбергский кантор Иоганн Фридрих Долес.
Фрейбергский ректор Бидерман, который, по всей вероятности, ревниво относился к успехам своего кантора, яростно боролся против значительной роли музыки в академическом учебном плане. Он утверждал, что музыка оказывает плохое влияние на характер и приводил в пример Катона, Калигулу и Нерона. Известный критик Маттесон счел своей обязанностью защитить музыкальное искусство от «провозглашающего ошибочные учения преподавателя, мрачного мизантропа и безбожного пасквилянта». Бах увидел, что среди нового поколения имеются те же разногласия, что были в свое время у него с ректором Эрнести. Он обратился к Готлибу Шрётеру с просьбой защитить оклеветанное музыкальное искусство. Шрётер написал достойный ответ и послал его Баху, который так отозвался о нем:
«Рецензия Шрётера хорошо написана и соответствует моему мнению; скоро она будет опубликована в печати… Если появится еще несколько таких опровержений, в чем я уверен, то, несомненно, мы основательно прочистим грязные уши автора (Бидермана), чтобы они научились лучше воспринимать музыку».
Выражение «грязные уши», однако, не понравилось Маттесону, он даже упрекает за него Баха, считая, что оно: «Безвскусное, низкопробное выражение, недостойное капельмейстера, жалкий намек на слово „ректор“ В отзыве Баха содержится некоторая игра слов, так как по-немецки выражение «грязные уши» «Dreckohr» звучит очень сходно со словом «ректор».
». Статья Шрётера была опубликована в этом же году, но в измененной форме. Шрётер думал, что в этом виноват Бах, что в конце концов еще привело к неприятному конфликту между ними.
«Некролог» пишет о болезни Баха: «У него было слабое от природы зрение, которое следствие неслыханного воодушевления, с которым он учился, особенно в молодые годы, когда бодрствовал целыми ночами, все ухудшалось, и в последние годы эта слабость зрения превратилась в болезнь глаз. Бах хотел было избавиться от своей болезни путем операции. Движимый отчасти желанием всеми своими оставшимися, и еще очень свежими, духовными и телесными силами служить богу и своим ближним, отчасти следуя совету некоторых своих друзей, возлагавших большие надежды на одного глазного врача, прибывшего в то время в Лейпциг, Бах решил избавиться от болезни путем операции. Однако операция, несмотря на то, что ее пришлось проделать дважды, не удалась. Он не только потерял зрение, но вследствие операции и оказавших вредное действие лекарств, разрушился весь его до того совершенно здоровый организм, так что целые полгода он был почти постоянно болен. За десять дней до смерти казалось, что зрение его поправляется, так что как-то утром он снова начал видеть и даже мог выносить свет. Но через несколько часов после этого с ним случился апоплексический удар, затем резко поднялась температура и, несмотря на все старания двух самых лучших врачей Лейпцига вернуть его к жизни
28 июля 1750 года
в четверть девятого на шестьдесят шестом году жизни он тихо отошел в другой мир».
Известный английский глазной врач шевалье Джон Тейлор, который позже лечил и Генделя, в своих мемуарах «История путешествий и приключений глазного врача шевалье Тейлора, написанная им самим» рассказывает, кстати, довольно неточно, историю лечения Баха: «Я видел множество удивительных животных, дромадеров, верблюдов и др., особенно в Лейпциге, где я возвратил зрение одному знаменитому музыканту, которому шел уже 88-ой год (sic!). С ним вместе вначале воспитывался Гендель».
Бах, даже в последние дни своей жизни, когда только глаза позволяли ему, просматривал свои произведения для органа. Еще прежде, чем он полностью ослеп, он энергичной рукой переписал свои 15 хоральных прелюдий, но потом болезнь вернулась с новой силой. Во время болезни он очень дорожил обществом своей дочери Лизген и зятя Альтниколя, который записывал на бумагу последние мысли композитора: XVI и XVII прелюдии. В начале июля он продиктовал еще заключительную пьесу серии, XVIII прелюдию «Когда мы в самой тяжкой беде». Но потом он попросил Альтниколя изменить заголовок согласно тексту другого хорала, который поют на ту же мелодию (Припадаю к трону твоему), первую и последнюю строфу которого он даже тихонько продекламировал.
На середине двадцать шестого такта рукопись обрывается. 28 июля в состоянии больного, казалось, наступило неожиданное улучшение, но уже через несколько часов оно снова стало критическим.
28 июля 1750 года
во вторник, «в сумерках длинного летнего вечера он испустил свой последний вздох».
В лейпцигском Бюро регистрации смертей была сделана следующая запись:
«Иоганн Себастьян Бах, шестидесяти семи лет, капельмейстер и кантор церкви св. Фомы, был похоронен 30 июля 1750 года с катафалком».
«Spenersche Zeitung» от 3 августа писала:
«В прошлый вторник, 28 числа предыдущего месяца на шестьдесят шестом году жизни вследствие плохо удавшейся глазной операции, сделанной известным английским глазным врачом, скончался знаменитый музыкант господин Иоганн Себастьян Бах, придворный композитор короля польского и курфюрста саксонского, капельмейстер герцога саксонско-вейсенфельзского и анхалып-кётенского, музыкальной директор и кантор школы св. Фомы. О потере этого неслыханно талантливого и славного человека глубоко скорбит каждый настоящий знаток музыки».
В журнале «Полезные сообщения о работе ученых и прочих событиях в Лейпциге» была опубликована следующая заметка:
«28 июля в 8 часов вечера из мира живых ушел господин Иоганн Себастьян Бах, придворный композитор Его Величества короля польского и Его Высочества курфюрста саксонского, капельмейстер князя анхалып-кётенского и саксонско-вейсефельзского, музыкальный директор и кантор лейпцигской школы св. Фомы. Неудачная операция глаз похитила у нас этого достойного мужа, который своим необыкновенным искусством в музыке заслужил бессмертную славу и который оставил после себя сыновей, также приобретших известность на музыкальном поприще».
31 июля, в пятницу, Баха похоронили. Это был день крестного хода и, чтобы успеть на богослужение, учащимся нужно было пораньше проводить своего кантора на кладбище св. Иоганна. Могила была расположена у южной стены церкви. На могиле Баха не был поставлен надгробный камень и только более чем через сто лет после его смерти отметили мемориальной доской место, где он был похоронен:
В ЭТОЙ ЧАСТИ БЫВШЕГО КЛАДБИЩА СВЯТОГО ИОГАННА 31 ИЮЛЯ 1750 ГОДА ПОХОРОНЕН ИОГАНН СЕБАСТЬЯН БАХ
Позже, в 1894 году, когда были снесены стены старого кладбища, начались более тщательные поиски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12