https://wodolei.ru/catalog/chugunnye_vanny/Universal/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Что такое «долго» по сравнению с вечностью!
— Тогда я хочу отправить письмо.
— Ваше право.
— Мне понадобятся перо, чернило и бумага.
— Разумеется.
— Ну так, можно мне?..
Тредэйн взглянул на стол, заваленный папками, документами и письменными принадлежностями.
— Просьба принята к сведению.
— Но вы можете хотя бы сказать…
— Вас уведомят.
— Но…
— Хватит. — Офицеру, как видно, наскучила забава, и он снова погрузился в уныние. Черкнув короткую запись в лежащей перед ним открытой книге, он коротко взглянул на пленника и уныло поинтересовался:
— Сколько лет?
— Тринадцать. Я…
— Тринадцать. Прекрасно. Это и будет твой номер. Как удачно, что номер тринадцать как раз свободен. Я люблю совпадения. Ты теперь Тринадцатый.
— Не понимаю, о чем вы говорите. Я — Тредэйн ЛиМарчборг, сын благородного ландграфа Равнара ЛиМарчборга. Я…
— Ты еще научишься мириться с тем, чего нельзя изменить, тринадцатый. Самые разумные из наших постояльцев именно так и делают. Я буду рассматривать такой подход как признак зрелости.
— Послушайте, это не шутка и не игра. Это… — Тредэйн вспомнил слова отца. — Насилие над справедливостью.
— Справедливость — весьма расплывчатое понятие, Тринадцатый. Ты еще поймешь это, если проживешь достаточно долго. — Откинувшись на спинку стула, офицер небрежно приказал: — Этого к полам.
— К полам? — Для Тредэйна это слово ничего не значило, но конвоирам все было ясно. Его вывели из комнаты и провели по гранитному лабиринту в дальнюю галерею. Там мальчика освободили от наручников и передали низкорослому надзирателю с лицом хорька, который провел Треда в пустую камеру, втолкнул внутрь, запер дверь и удалился.
Тредэйн осмотрелся, не испытывая при этом особого любопытства. Помещение, хоть и тесное, было вдвое больше его камеры в Сердце Света. Здесь имелись: соломенный тюфяк, ведро, криво сколоченный маленький стол, трехногая табуретка, кувшин для воды и чашка. В крошечное незарешеченное окно был виден унылый, пустой в это время дня двор. Ни очага, ни жаровни. Ни лампы, ни свечи. Вместо двери — стальная решетка, сквозь которую из коридора можно в любое время наблюдать за происходящим в камере. Здесь на него могут смотреть, когда он ест, спит, облегчается… днем и ночью никуда не деться от посторонних взглядов.
Должен быть выход.
Сделать отмычку. Справиться с охраной. Переплыть озеро Забвения.
Из крепости Нул не бывает побегов.
Значит, это будет первый.
Надо было сосредоточиться на этой мысли и, по возможности, отогнать все остальные.
В Сердце Света заключенные проводили дни в одиночестве в крошечных камерах. В крепости Нул были другие порядки.
Через пару часов в коридоре появился похожий на хорька надзиратель, отпер дверь и объявил:
— До конца второй смены еще три часа. Нечего даром терять время. Поднимайся, Тринадцатый.
Тредэйн, растянувшись на тюфяке, молча смотрел в потолок.
— Подъем. За работу, парень. Сегодня моя команда перевыполнит норму.
Тредэйн внимательно изучал беленый камень.
— Я сказал, моя команда перевыполнит норму. В этом месяце я заработаю рекомендации и свидетельство, точно говорю. Ты хоть представляешь, что это значит?
Тредэйн не имел ни малейшего представления ни о каких свидетельствах. Он молчал.
— Это значит — признание, мой мальчик. Это значит — продвижение по службе, это значит — я еще на шаг продвинусь к своей цели. К какой цели, спросишь ты меня?
Тред не знал, но и спрашивать не собирался.
— Начальник блока, — поведал ему Хорек. — Я к этому готов, я это заслужил, и теперь мой черед. Начальство меня заметило, назначение, можно сказать, уже у меня в кармане, если только все пройдет как надо. Все должно быть безупречно, понял?
Тредэйн начинал понимать.
— Я рассчитываю, что мои полы приложат все возможные усилия.
Полы?
— Не забывай, есть и другие блоки. Тебе повезло попасть сюда, но это легко изменить.
Повезло…
— Учти, ты идешь на Костяной Двор!
Костяной Двор?
— Ну, поднимайся!
Тредэйн не шевельнулся, и раздосадованный надзиратель шагнул к нему, чтобы силой стащить с тюфяка.
Тред позволил выволочь себя из камеры, протащить по пустому коридору и вытолкнуть на окруженный стенами двор, где под надзором стражников трудились заключенные. Вооруженная до зубов охрана казалась нелепой и ненужной на фоне унылой покорности узников, но Трейн не обратил на это внимания. Пораженный взгляд мальчика был прикован к стоявшему посреди двора большому железному котлу. На мгновение время обратилось вспять, и он снова смотрел с высоты на площадь Сияния, где пылал огонь и бурлила вода…
Сильный пинок вернул его к реальности.
— Шевелись, — приказал Хорек. Не получив ответа, он покосился на застывшее лицо арестанта, увидел выражение ужаса, проступившее сквозь маску безразличия, и успокоительно хмыкнул: — Не бойся, мы тут живьем заключенных не варим. Если, конечно, они ведут себя как следует, выполняют норму и слушаются своего надзирателя. Это просто Костяной Двор, парень, здесь разрубают трупы, добела очищают кости, сушат их, потом толкут в порошок и отправляют на фарфоровый завод.
Кости животных с боен и свалок используют для изготовления обычной посуды, кувшинов и тазов для умывания. Но для лучшего, тончайшего гецианского фарфора они не годятся. Здесь в глину подмешивают человеческие кости, а в глазурь — человеческую кровь. Другая не годится.
— Сегодня человечины маловато. — Хорек, видно, читал его мысли. — Всего двое из лазарета.
Сегодня…
— Сам видишь — ничего страшного. — Основательный пинок должен был окончательно успокоить мальчика.
Тредэйн проковылял несколько шагов и замер.
— Давай, шевелись, Тринадцатый. Никакой реакции.
— Ты что, тупой? Ладно, я буду снисходителен. Я это умею. Терпение и понимание — основные качества лидера. Я обладаю ими в избытке и докажу это. Твоя работа, — сообщил Хорек своему недалекому подопечному, — сдирать мясо, жир и жилы с костей из вон той кучи. Видишь? — Вопрос был риторическим: огромную гору вонючих отбросов невозможно было не заметить. — Тебе досталось дело полегче, уги уже изрубили туши на куски.
Уги?
— Теперь иди, получишь скребок у сержанта Гульца. Вон он, — Хорек махнул рукой в сторону коренастого мрачного типа. — Берешь из кучи обрубок, садишься где-нибудь — и за работу. Эй, парень, ты что — глухой? Я сказал, за дело!
Пленник не двигался с места, и дружелюбие Хорька изрядно поуменьшилось.
— Вот что, Тринадцатый. Я — самый добрый и справедливый из всех здешних надзирателей, но в недостатке твердости меня упрекнуть нельзя. Ты можешь рассчитывать на справедливое и беспристрастное отношение, но попустительства не жди. Понял? Можешь просто кивнуть.
Пленник молчал.
— Боюсь, ты меня не понял. Это огорчительно, но все же разрешимо. Я справлюсь и с этим затруднением так же, как преодолеваю все препятствия: благодаря своей исключительной настойчивости и выдержке. Попробую объяснить еще раз, Тринадцатый. Я не потерплю безразличия, не допущу лени и небрежности. Не выполнивший своих обязанностей наказывается голодом, жаждой, холодом, унижением, причинением боли вплоть до сильных увечий и (или) смерти. Не всякий, знаешь ли, может рассчитывать на место среди полов. Тебе могло повезти гораздо меньше. Подумай об этом.
Тредэйн глядел в сторону.
— Ты не оставляешь мне выбора, Тринадцатый. Намеренное неподчинение необходимо пресекать, и, повторяю, ты не оставляешь мне выбора. Гульц! — рявкнул Хорек. — Гульц!
— Сэр? — Коренастый сержант мгновенно оказался рядом, кое-как успев убрать с лица выражение беспредельной скуки. Впрочем, скрыть его полностью сержанту, надо заметить, так и не удалось.
— Объясни Тринадцатому, что случается с теми, кто не слушает коридорного надзирателя Крешля.
— Я луплю их дубинкой, — спокойно отвечал Гульц, — Сворачиваю нос, выбиваю зубы, могу и челюсть сломать. Для начала.
— Слышал, Тринадцатый? — поинтересовался Хорек.
Тред кивнул, обежал взглядом двор, приметив несколько лиц, разбитых и изуродованных так, как описывал сержант Гульц.
— Лучше говори, крысеныш, — добродушно посоветовал сержант.
— Я вас слышал, — послушно ответил Тред.
— Отлично. Переговоры — ключ к взаимопониманию, — заметил Хорек. — Итак, ты меня понял?
— Держи, — сержант Гульц протянул Треду деревянную лопатку, надтреснутая и изношенная пластина которой была заточена снизу, — и не вздумай разыгрывать умника. Я слежу за этими штуками и собираю их в конце каждой смены. Ну, выбирай себе шмат по вкусу, отскребай дочиста и бросай в котел. С человечиной обращение особое — потом представишь мне для осмотра. Если не проходит — чистишь дальше, пока я не приму. Норма — десять костей в час. Не сделаешь — рассержусь. А если я рассержусь, ты наизнанку вывернешься. Дошло?
Тредэйн кивнул.
— Не слышу ответа, — напомнил сержант.
— Я понял, — сказал Тредэйн и, наткнувшись на выжидательный взгляд, добавил: сэр.
— Понимание — это замечательно. Я чувствую, мы кое-чего достигли, — Хорек удовлетворенно кивнул. — Понял, Тринадцатый? Десять в час. За дело.
На дальнем конце двора возвышалась гора падали. Приблизившись, Тредэйн различил в ней отдельные конечности, разрубленные туши с вывалившимися наружу внутренностями, шеи и отрубленные головы вперемешку с кусками мяса непонятного происхождения. Он узнал обрубки коровьих, собачьих, козлиных и бараньих туш, облепленных черным слоем мух, гудение которых сводило мальчика с ума. Вблизи вонь стала невыносимой, и у Треда закружилась голова. Оглянувшись через плечо, он напоролся на немигающий взгляд сержанта.
Задержав дыхание, Тредэйн бросился к куче и наугад выхватил склизкий от гнили обрубок. Мальчику не повезло: в его руках оказался человеческий локоть. Тред с отвращением отшвырнул его, и взгляд сержанта стал жестче. Мальчик торопливо выбрал другой кусок, на этот раз явно животного происхождения, и сержант, уже шагнувший было к нему, остановился. Сжимая отвратительную добычу, Тред отступил от груды мяса с ее вонью и мухами и сел на грязный камень у самой стены. В нескольких шагах от него трудился над неизвестно чьим окороком тощий товарищ по заключению. Его привычные и точные движения говорили о долгом опыте работы. Мясо под скребком сходило тонкими длинными полосами. Полосы падали аккуратной кучкой, и через несколько минут в его руках оказалась голая кость. Тредэйн наблюдал за ним с тоскливым интересом. Почувствовав его взгляд, заключенный поднял усталые, настороженные глаза.
— Лучше займись делом, — посоветовал он еле слышным шепотом. И, снова занявшись работой, добавил, почти не шевеля губами: — Смотрят. — Еле заметное движение пальца указало на бдительного сержанта Гульца.
Тред поспешно начал скрести, но работа оказалась ему не под силу. Мохнатая нога с копытом — возможно, козлиная — была покрыта основательным слоем полуразложившегося мяса. В мясе кишели черви, в нос ударила вонь. Мальчик отвернулся, давясь рвотой.
— Дыши ртом.
Еле слышный шепот. Сосед, казалось, был полностью поглощен работой. Тред вздохнул и снова взялся за дело. Мясо было мягким и податливым, как грязь, но в его неумелых руках работа продвигалась медленно.
— Не так.
Он обернулся посмотреть, как сосед счищает с кости пару последних, еле заметных клочков мяса.
— Работай кистью.
Ошметки упали на землю, голая кость сияла белизной, заключенный поднялся, чтобы отнести готовую работу в котел.
Со стороны довольно просто. Тредэйн попытался взять скребок, как ему показали, и склизкие брызги разлетелись все стороны. Черви извивались в поисках нового убежища, а в ноздри ударила новая волна вони. Желудок взбунтовался, и мальчика вырвало. Скудное содержимое желудка выплеснулось на лежавшую перед ним падаль.
Он замер, тяжело дыша, но сержант Гульц уже вырос над ним и тяжелая лапа схватила его за шею, пригибая лицом к мерзкому тухлому мясу.
— Не скребешь, так грызи, — заметил сержант. Это предложение вызвало новый приступ рвоты, но в желудке уже ничего не осталось.
— Работай как следует здесь, Тринадцатый, — пригрозил сержант, — не то попадешь к угам. Сам решай. Не то… — хватка стала жестче, — не то я сломаю тебе шею, как морковку. Самое простое решение. Я подумаю об этом. — Напоследок еще раз ткнув мальчика носом, он выпрямился и отошел.
Тред с трудом разлепил веки. Незаконченная работа все еще лежала перед ним. Норма десять в час. Скребок лежал на коленях. Мальчик сжал рукоятку и попробовал снова, но пальцы не слушались, и дело продвигалось медленно. К тому времени, как он справился с козлиной ногой, его сосед успел очистить лошадиную бабку и шею осла.
Поднявшись, мальчик поплелся к котлу, но на его пути уже стоял неумолимый мучитель.
— Покажи, — приказал сержант Гульц. Тред протянул ему кость.
— По-твоему, это годится в котел? — Вопрос был риторическим. Гульц ткнул пальцем. — А это что? Никак ослеп?
Тред понял, что палец указывает на несколько бледных волокон, оставшихся под коленным суставом.
— Доделывай. Нет, не туда. — Приказ сержанта остановил попытку к отступлению. — Прямо здесь.
Тредэйн сел на землю прямо под ногами сержанта. Приставив острие к кости, он надавил посильнее, но остатки сухожилий не поддавались. Мальчик нажал сильней, и деревянная лопатка треснула в его руках. Инструмент разлетелся надвое, и один из обломков ударился о сапог сержанта.
Тред поднял взгляд и увидел, что лицо Гульца расплывается в улыбке.
— Молодец, — кивнул он.
— Я нечаянно, сэр.
— Я сразу вижу нарушителей. Я с первого взгляда понял, что ты что-нибудь да выкинешь, и ты оправдал ожидания. Преднамеренная порча государственной собственности, неподчинение, нападение на охрану. Неплохо для начала, Тринадцатый.
Ты прекрасно знаешь, что это случайность, свиномордый ублюдок. Страх холодом разлился по жилам, и Тред смолчал.
— Ух, шкодливые ручонки, — измывался сержант. — Что же с ними делать? Как проучить? — он поразмыслил. — Кажется, придумал. Встать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57


А-П

П-Я