В следующий раз он пришел в себя только дома, в собственной постели. Ему страшно хотелось пить. Он посмотрел на часы – они показывали без двадцати пяти пять утра. Голова была очень тяжелой.
– Вы спрашивали его о том, что за женщина сидела за рулем? – снова обратился к свидетелю обвинитель.
– Да.
– Что он ответил?
– Он сказал, что не помнит, что он не уверен.
– Так что же все-таки – что не помнит или что не уверен?
– И то, и другое.
– Вы его еще о чем-нибудь спрашивали?
– После этого я задал ему несколько вопросов, но не получил ни одного ответа. Он хотел узнать, что случилось. Я объяснил, что мы расследуем смерть – человека сбили на автомагистрали, водитель скрылся. Имеются доказательства, что в дело замешана его машина. Услышав это, он заявил, что если ситуация складывается таким образом, то он не скажет больше ни слова, пока не проконсультируется со своим адвокатом.
– Вы можете проводить перекрестный допрос, – повернулся обвинитель к адвокату защиты.
Мортимер Дин Хоуланд, представляющий Балфура, славился своими нагоняющими страх скандальными перекрестными допросами.
Он опустил густые брови, выпятил вперед челюсть, в течение минуты сурово смотрел на свидетеля, а потом задал первый вопрос:
– Вы отправились в тот дом, чтобы попытаться получить признание у обвиняемого, не так ли?
– Ничего подобного.
– Но вы отправились в дом?
– Конечно.
– И попытались получить признание у обвиняемого?
– Да, в некотором роде.
– В таком случае вы отправились в тот дом, чтобы попытаться получить признание у обвиняемого – одним или другим способом.
– Я поехал туда, чтобы посмотреть на автомобиль обвиняемого.
– Почему вы решили туда поехать и осмотреть автомобиль обвиняемого?
– Я решил это сделать после получения определенной информации.
Адвокат помедлил и, боясь открыть ловушку для споров по техническим аспектам, изменил тактику:
– Когда вы в первый раз увидели обвиняемого, вы пробудили его от глубокого сна, не так ли?
– Я не будил. Это сделал слуга.
– Вы знали, что обвиняемый плохо себя чувствует?
– По его виду сразу же становилось понятно, что он провел бурную ночь. Это все, что я знал, пока он сам не сообщил мне, что его тошнило. Я подумал, что он…
– Меня не интересует, что вы подумали! – закричал Хоуланд.
– Я считал, что вы спрашиваете именно об этом, – спокойно ответил свидетель.
В зале суда послышался смех.
– Сосредоточьтесь на задаваемых вопросах! – продолжал орать Хоуланд. – Вы могли сказать, что обвиняемый плохо себя чувствует?
– Да, он не выглядел свеженьким, как огурчик. По его виду становилось ясно, что он страдает от похмелья.
– Я вас не об этом спрашивал. Я хотел выяснить, могли ли вы сказать, что обвиняемый плохо себя чувствует?
– Он был в отвратительном настроении. Сразу же бросалось в глаза, что он изрядно выпил.
– Хватит! – закричал Хоуланд. – Хватит острот! Здесь на карту поставлена свобода человека. Просто отвечайте на вопросы. Вы знали, что он выглядит не так, как обычно?
– Я не знаю, как он обычно выглядит.
– Вы знали, что подняли его с постели?
– Я это предполагал.
– Вы знали, что он плохо выглядит?
– Да.
– Как он выглядел?
– Ужасно. Как человек в состоянии похмелья.
– Вы видели других людей в состоянии похмелья?
– Множество.
– А сами вы когда-нибудь страдали похмельным синдромом?
– Ваша честь, я возражаю, – встал со своего места обвинитель.
– В таком случае я требую вычеркнуть из протокола заявление свидетеля, что обвиняемый страдал от похмелья, на основании того, что это вывод свидетеля, – ответил Хоуланд. – Свидетель просто высказал свое мнение. А он недостаточно квалифицирован, чтобы выступать с подобным мнением.
– Я снимаю возражение, – объявил обвинитель.
– Сами вы когда-нибудь страдали похмельным синдромом? – повторил Хоуланд.
– Нет.
– У вас никогда не было похмельного синдрома?
– Нет.
– Вы не пьете?
– Я не трезвенник: позволяю себе иногда пропустить стаканчик, но ни разу в жизни не напивался. Не помню, чтобы когда-нибудь страдал похмельным синдромом.
– Тогда откуда вы знаете, как выглядит человек, страдающий похмельным синдромом?
– Я видел людей в состоянии похмелья.
– Что такое похмелье?
– Последствие опьянения. Я сказал бы – последствие опьянения, когда алкоголь еще не полностью вышел из организма.
– Вы сейчас говорите, как врач.
– Вы спросили, как я определил бы похмелье.
– О, это все, – объявил Хоуланд, взмахивая руками, словно устал спорить.
Адвокат защиты повернулся спиной к Демпстеру.
Свидетель уже собрался покинуть место дачи показаний.
– Секундочку, – внезапно остановил его Хоуланд, резко поворачиваясь и вытягивая указательный палец. – Еще один вопрос. Обвиняемый сообщил вам, в какое время он отключился?
– Он сказал, что около десяти.
– Около десяти?
– Да, сэр.
– Вы нам этого не говорили.
– Меня не спрашивали.
– Вас просили пересказать, что вам сообщил обвиняемый, не так ли?
– Да.
– Тогда почему вы попытались скрыть его заявление о том, что он отключился около десяти часов?
– Я… ну, я не обратил на это особого внимания.
– Почему нет?
– Если честно, я ему не поверил.
– Вы поверили его словам о том, что какая-то женщина вела машину?
– Нет.
– Однако вы обратили внимание на эту часть заявления?
– Да. Но это совсем другое дело.
– В каком смысле?
– Это признание.
– Вы имеете в виду – признание, противоречащее интересам обвиняемого?
– Конечно.
– О! Значит, вы отправились туда, готовый запомнить любые показания, который сделает обвиняемый, и забыть все, что он скажет в свою пользу, не так ли?
– Я ничего не забывал. Я просто не упоминал об этом, потому что мне не задавали специфических вопросов, которые заставили бы меня дать об этом показания.
– В какое время вас послали расследовать случай смерти на автомагистрали?
– Около двух часов утра.
– Труп лежал на шоссе?
– Да, сэр.
– Как долго он там находился?
– Я могу ответить только со слов других.
– Вы знаете, когда о происшествии сообщили в полицию?
– Да.
– Когда?
– Примерно за пятнадцать минут до нашего появления на месте.
– Это оживленная магистраль?
– Достаточно.
– Труп не мог оставаться на автомагистрали, по которой осуществляется такое движение, более десяти или пятнадцати минут до того, как кто-то сообщил в полицию?
– Не знаю.
– Это оживленная магистраль?
– Да.
– А обвиняемый отключился примерно в десять часов?
– Так он говорит.
– И он плохо себя чувствовал?
– Так он говорит.
– И он лег спать?
– Так он говорит.
Адвокат колебался какое-то время.
– И заснул? – наконец, спросил он.
– Этого обвиняемый не говорил. Он признался, что у него полный провал памяти примерно до четырех часов тридцати пяти минут утра, когда он пришел в себя.
– Он сказал, что у него был полный провал памяти?
– Он сказал, что ничего не помнит.
– А разве он не говорил, что в следующий раз пришел в себя только дома, в собственной постели?
– Он сказал, что следующее, что он помнит, – это то, что в четыре тридцать пять утра он лежал в собственной постели.
– Но кое-что из того, что вам сообщил обвиняемый, вы забыли – все, что было сказано в его пользу?
– Я уже говорил вам, что все помню.
– Но пренебрегли тем, чтобы пересказать нам?
– Пусть будет по-вашему, если вам так хочется.
– Ввиду вашей совершенно очевидной предубежденности я не собираюсь больше задавать вам никаких вопросов.
Свидетель злобно взглянул на Хоуланда и покинул место дачи свидетельских показаний.
– У меня тоже больше нет вопросов к свидетелю, – объявил обвинитель. – Я приглашаю Миртл Анну Хейли для дачи показаний.
Рыжеволосая женщина, сидевшая у прохода, недалеко от Мейсона, встала, прошла в свидетельскую ложу, подняла правую руку и принесла присягу.
Мейсон украдкой взглянул на находившуюся рядом с ним девушку.
Она сидела, высоко подняв голову, таким образом, что адвокат мог видеть только ее профиль. Весь ее облик выражал холодное презрение, с которым девушки обычно относятся к тем, кто пытается с ними познакомиться и действует при этом довольно нагло.

Глава 3

Миртл Анна Хейли приняла присягу, назвала свое полное имя и адрес секретарю суда, а затем села в свидетельскую ложу с видом человека, который знает, что его показания окажутся решающими.
– Миссис Хейли, я хочу обратить ваше внимание на карту дороги, которая была уже ранее идентифицирована и приобщена к делу как доказательство «А» со стороны обвинения, – начал обвинитель.
– Да, сэр?
– Вы понимаете эту карту? То есть, я хочу сказать, вам известна территория, изображенная на ней?
– Да, сэр.
– Посмотрите, пожалуйста, на отрезок Сикаморской дороги, показанный на этой карте, между улицей Честнат и Главной автомагистралью. Вы понимаете, что на карте изображен этот участок дороги?
– Да, сэр.
– Вы ездили когда-нибудь по этой дороге?
– Много раз.
– Где вы живете?
– По другую сторону Главной автомагистрали, на Сикаморской дороге.
– Не могли бы вы показать нам на карте? Пожалуйста, поставьте крестик и обведите его кружком.
Свидетельница подошла к карте, поставила крестик и обвела его кружком.
– Теперь я хочу, чтобы вы вспомнили поздний вечер девятнадцатого сентября текущего года и раннее утро двадцатого. Вы проезжали по автомагистрали в то время?
– Утром двадцатого – ранним утром. Да, сэр.
– В какое время?
– Где-то между нулем тридцатью и половиной второго утра.
– То есть ночью?
– Да, сэр.
– В каком направлении вы ехали?
– На запад по Сикаморской дороге. Приближалась к улице Честнат с востока.
– Вы заметили что-нибудь необычное в то время?
– Да, сэр. Машина впереди меня двигалась странно и беспорядочно.
– Вы не могли бы подробнее описать манеру движения той автомашины?
– Ее бросало из стороны в сторону, она пересекала центральную линию и переходила на встречную полосу, затем снова возвращалась на правую полосу, а потом съезжала на обочину.
– Вы идентифицировали машину?
– Да, я записала ее номер.
– Что вы сделали потом?
– Я ехала позади какое-то время, а в том месте, где дорога расширяется, я проскочила вперед мимо нее – это примерно в четырех пятых пути до Главной автомагистрали.
– Вы использовали слово «проскочила». Что вы имели в виду?
– При первой же возможности обогнать идущую впереди машину я увеличила скорость и сделала это. Мне не хотелось, чтобы я врезалась в нее, если бы водитель внезапно затормозил.
– Я возражаю против объяснений, касающихся причины, почему она обогнала ту машину, – заявил Хоуланд, – и требую вычеркнуть их из протокола.
– Они будут вычеркнуты, – постановил судья Кадвелл.
– Что вы сделали после того, как обогнали ту машину? – спросил обвинитель.
– Вернулась домой и легла спать.
– Я имел в виду сразу же после того, как вы ее обогнали. Вы что-нибудь сделали?
– Посмотрела в зеркало заднего обзора.
– И что вы увидели, если вообще что-нибудь увидели?
– Я заметила, как машину занесло налево, затем снова направо, внезапно что-то черное мелькнуло перед фарами, и на мгновение, как мне показалось, правая передняя фара погасла.
– Вам показалось?
– Затем она снова загорелась.
– И это произошло на Сикаморской дороге, на участке между улицей Честнат и Главной автомагистралью?
– Да, сэр.
– И именно там вы видели, как свет на мгновение погас, а потом снова зажегся?
– Да, сэр.
– В тот момент вы смотрели в зеркало заднего обзора?
– Да, сэр.
– А вы знали в то время, почему, как вам показалось, свет на мгновение погас, а потом снова зажегся?
– Тогда не знала, теперь знаю.
– Почему?
– Я возражаю на основании того, что для ответа на поставленный вопрос требуется вывод свидетельницы, – заявил Хоуланд. – Вопрос спорный.
– Возражение принимается. Свидетельница может давать показания только о том, что видела, – сказал судья Кадвелл.
– Но, ваша честь, она, несомненно, имеет право интерпретировать то, что видит, – заметил обвинитель.
Судья Кадвелл покачал головой.
– Свидетельница может давать показания только о том, что видела, – повторил он. – Интерпретировать их будут присяжные.
Обвинитель помедлил с минуту, а затем сказал:
– Хорошо. Приступайте к перекрестному допросу, мистер Хоуланд.
– Вы записали номер того автомобиля? – спросил адвокат защиты.
– Да.
– В блокнот?
– Да.
– А откуда вы достали блокнот?
– Из своей сумочки.
– Вы вели машину?
– Да.
– С вами вместе кто-нибудь был?
– Нет.
– Вы достали блокнот из сумочки?
– Да.
– И карандаш?
– Не карандаш. Авторучку.
– И записали номер автомашины?
– Да.
– Какой был номер у той машины?
– GMB шестьсот шестьдесят пять.
– У вас с собой этот блокнот?
– Да, сэр.
– Я хотел бы на него посмотреть.
Обвинитель улыбнулся присяжным.
– У нас нет никаких возражений, – сказал он. – Мы с радостью предоставляем этот блокнот для изучения.
Хоуланд подошел к месту дачи свидетельских показаний, взял блокнот, который протянула ему свидетельница, пролистал страницы и заметил:
– В этот блокнот вы вносили самую разную информацию без всякой системы.
– Я не держу в памяти ничего, что можно отметить на бумаге.
– Этот номер – GMB шестьсот шестьдесят пять – последняя запись в блокноте.
– Все правильно.
– Запись сделана двадцатого сентября?
– Где-то в период от нуля часов тридцати минут до половины второго утра двадцатого сентября, – уверенно ответила свидетельница.
1 2 3 4