Когда вы сможете позвонить Олни?
— Я позвоню ему прямо сейчас, — ответил Рэнкин, — и попрошу Джорджа Лэтэна Хауэла, известного эксперта, произвести оценку картины…
— Тпрр, подождите, — охладил его пыл Мейсон. — Не надо торопиться с оценкой, пока мы не будем готовы обеспечить должную рекламу в газетах. Именно поэтому я спросил вас, абсолютно ли вы уверены в подлинности картины. Если есть хоть тень сомнения, то мы будем раскручивать дело по-другому. Стратегию будем выстраивать исключительно на фактах.
— Будьте абсолютно уверены, что это подлинный Фети.
— Еще один пункт. Нам придется доказать, что Дюрант говорил о поддельной картине.
— Но я уже рассказывал вам об этом. Ко мне пришла Максин, и я все узнал от нее, из первых рук.
— Пришлите ее ко мне. Я хочу взять у нее письменное показание под присягой. Можете представить, в каком положении мы окажемся, если развернем кампанию в прессе, а доказать клевету Дюранта не сможем. Тогда вы окажетесь в ловушке. На сегодняшний день наш единственный свидетель — Максин Линдсей. Мы должны быть уверены, что можем полагаться на нее.
— Клянусь жизнью, мы можем на нее надеяться, — заверил Рэнкин.
— Вы сможете убедить ее прийти сюда и дать аффидевит? — спросил Мейсон.
— Абсолютно уверен.
— Как скоро?
— В любое время.
— В течение часа?
— Ну… после ленча. Вас устроит?
— Вполне. Свяжитесь с Отто Олни. Посмотрите, что он думает об этом, как отнесется к тому, чтобы предъявить иск Дюранту…
— И нанять вас?
— Конечно же нет, — возразил Мейсон. — У него есть свои адвокаты. Пусть он поручит им. Я продумываю стратегию. Вы платите мне за совет, Олни платит своим адвокатам за ведение дела, Дюрант оплачивает убытки за то, что усомнился в подлинности картины, а в результате эффективная реклама укрепляет вашу репутацию.
— Мистер Мейсон, я настаиваю на чеке в тысячу долларов. И слава Богу, что мне хватило ума прийти именно к вам, а не к кому-либо другому, кто способен делать только то, что ему говорит клиент.
Рэнкин выписал чек, передал его Делле Стрит, пожал руку Мейсону и вышел из конторы. Мейсон улыбнулся Делле:
— А теперь сними эту чертову картину и отнеси ее назад в кладовку.
Глава 2
В час тридцать Делла сообщила:
— Пришла ваша свидетельница, шеф.
— Свидетельница? — переспросил Мейсон.
— Да, та, что проходит по делу о фальшивой картине.
— А, — вспомнил Мейсон, — та молодая особа, которой Дюрант, желая произвести впечатление, поведал о том, что картина Олни — подделка. Надо посмотреть, годится ли она для процесса, так что давай-ка познакомимся с ней, Делла.
— Я уже с ней познакомилась.
— И как она, аппетитная?
Делла улыбнулась глазами:
— Вполне.
— Сколько лет?
— Двадцать восемь — тридцать.
— Блондинка, брюнетка, рыжая?
— Блондинка.
— Давай посмотрим, — заключил Мейсон.
Делла Стрит вышла и через минуту вернулась с застенчиво улыбающейся голубоглазой блондинкой.
— Максин Линдсей, — представила ее Делла Стрит, — а это — мистер Мейсон, мисс Линдсей.
— Здравствуйте, — сказала она, проходя вперед и протягивая руку для приветствия. — Я столько наслышана о вас, мистер Мейсон! Когда мистер Рэнкин сказал, что мне предстоит встретиться с вами, я не могла в это поверить.
— Рад с вами познакомиться, — пропустил мимо ушей комплимент Мейсон. — Вам известно, почему вы здесь, мисс Линдсей?
— Из-за мистера Дюранта?
— Верно. Не могли бы вы рассказать мне об этом?
— Вы имеете в виду подделку Фети?
— Так это действительно подделка?
— Так сказал мистер Дюрант.
— Хорошо, присаживайтесь вот сюда и попытайтесь воспроизвести ваш разговор.
Она опустилась на стул, улыбнулась Делле Стрит и, поправляя платье, сказала:
— С чего же мне начать?
— Когда это произошло?
— Неделю назад.
— Где?
— На яхте мистера Олни.
— Он ваш друг?
— В каком-то смысле.
— А Дюрант?
— Он был там.
— Друг Олни?
— Ну, наверное, мне следует объяснить. Это было что-то вроде вечеринки, где собираются художники.
— А сам Олни рисует?
— Нет, он просто любит общаться с художниками, говорить об искусстве, картинах.
— И он покупает их?
— Иногда.
— Но сам не занимается живописью?
— Нет, ему бы хотелось, но нет. У него хорошие идеи, правда, отсутствует талант.
— А вы художник?
— Мне бы хотелось причислить себя к их числу. Некоторые из моих картин имели успех.
— И это помогло вам познакомиться с мистером Олни?
Она открыто посмотрела в глаза Мейсону:
— Нет, я не думаю, что он пригласил меня по этой причине.
— Так почему он пригласил вас? — настаивал Мейсон. — Личный интерес?
— Да нет, не совсем. Дело в том, что прежде я была натурщицей, и он познакомился со мной, когда я позировала одному художнику. У меня это неплохо получалось, пока я не стала немного… ну, у меня немного располнела грудь. И вот тогда я сама решила заняться живописью.
— А этот «недостаток», — улыбнулся Мейсон, — дисквалифицирует вас как модель? Я-то по своему невежеству полагал, что все как раз наоборот.
Она улыбнулась в ответ:
— Фотографам нравится полная грудь, художники, как правило, предпочитают изящество форм. Я начала утрачивать свои позиции как первоклассная модель, а позировать фотографам для каких-то поделок не хотелось. Фотографы высшего класса обычно еще более разборчивы, чем художники.
— И вы решили заняться живописью, — вернулся к началу разговора Мейсон.
— В каком-то смысле — да.
— Вы этим зарабатываете на жизнь?
— Частично.
— А прежде вы не изучали живопись? В художественной школе или?..
— Это не та живопись, — не дала она закончить ему вопрос. — Я делаю портреты.
— Я полагал, что и этому надо учиться, — удивился Мейсон.
— Я это делаю по-другому. Беру фотографию, сильно увеличиваю ее и печатаю, чтобы получился всего лишь размытый контур. Затем покрываю его прозрачной краской. А потом заканчиваю портрет маслом. Довольно неплохо получается.
— Но Олни больше интересовался вашей…
Она улыбнулась:
— Я думаю, его интересовало мое отношение к искусству, жизни… Возможно, то, что в недавнем прошлом я была натурщицей.
— И каково это ваше отношение?
— Ну, если вы модель и позируете художникам, то к чему скрывать? Я терпеть не могу лицемерия… Так вот, однажды, во время сеанса у одного художника, мы разговаривали с Олни о его жизненной философии, о том, как я понимаю жизнь… И после этого он пригласил меня на вечеринку.
— Это тогда зашел разговор о картине?
— Нет, это было намного позднее.
— Хорошо. Расскажите о вечеринке. Вы разговаривали с Дюрантом?
— Да.
— Он говорил о картинах Олни?
— Нет, не о картинах Олни. Он обсуждал своих коллег или, точнее, конкурентов.
— И Лэттимера Рэнкина?
— Да, о нем главным образом и шел разговор.
— Можете вы припомнить, с чего все началось?
— Я думаю, Дюрант хотел произвести на меня впечатление. Он был… ну, мы были на палубе, и… он пытался ухаживать за мной. Дело в том, что я очень хорошо отношусь к мистеру Рэнкину. По-моему, Дюрант, почувствовав это, решил как-то скомпрометировать его в моих глазах.
— Продолжайте.
— Говоря о мистере Рэнкине, он сделал несколько замечаний, которые я бы сочла немного, ну, немного… Я бы назвала их язвительными, если бы речь шла о женщине.
— Но он не женщина, — заметил Мейсон.
— Определенно нет.
— Насколько я могу догадаться, руки он держал все это время не в карманах?
— У мужчин руки редко бывают в покое, — заметила она небрежно. — Его были настойчивы.
— И затем?
— Я сказала, что мне нравится мистер Рэнкин, что у нас дружеские отношения, на что Дюрант ответил: «Хорошо, любите его, если вам так хочется, как друга, но никогда не покупайте у него картин. Можно влипнуть».
— И что вы на это ответили?
— Я спросила, что он имеет в виду.
— И что он ответил?
— Он сказал, что Рэнкин или не разбирается в искусстве, или надувает своих клиентов и что одна из картин на этой яхте, проданная Олни Рэнкином, — поддельная.
— Вы спросили какая?
— Да.
— И он ответил?
— Да, Филипп Фети, та, что висит в главном салоне.
— У него приличная яхта?
— Да, вполне. На ней можно отправиться куда угодно, хоть вокруг света.
— Олни ходит в кругосветные плавания?
— Не думаю. Он иногда отправляется в круизы, но в основном использует ее для вечеринок, где… где он может развлекать своих приятелей-художников. Он проводит на борту очень много времени.
— А дома его друзья не бывают?
— Не думаю.
— Почему?
— Наверное, жена не одобряет.
— А вы встречались с ней?
— Определенно нет.
— Но вы хорошо знакомы с Олни?
— Да.
— Так… — сделал паузу Мейсон. — Рискую показаться невежливым, но вынужден это сделать. Вам предстоит давать свидетельские показания.
— Но я этого не хочу.
— Боюсь, что теперь вам уже придется это сделать. В суде вы повторите то, что сказал Дюрант. А теперь мне необходимо знать, могут ли во время перекрестного допроса вскрыться какие-то вещи, касающиеся лично вас и которые вам не хотелось бы обсуждать.
— Это будет зависеть от того, в какое русло будет направлен допрос, — твердо сказала она, посмотрев в глаза адвокату. — Мне двадцать девять лет. И я не думаю, что найдется девушка моего возраста, которая…
— Минуту, — прервал ее Мейсон, — постарайтесь не понять меня превратно. Я перехожу к конкретным вопросам. Связывает ли нечто большее, чем дружба, вас и Лэттимера Рэнкина?
Она непроизвольно рассмеялась:
— О Боже, нет! Искусство для Лэттимера Рэнкина — это все: его мысли, мечты и даже пища. Я для него только художница. И он, как друг, помог мне с заказами на несколько портретов. Мысль о какой-то любовной связи в голове Лэттимера Рэнкина — это что-то невероятное. Нет, мистер Мейсон, определенно нет.
— Хорошо, — продолжал Мейсон, — тогда еще вопрос: а с Отто Олни?
Ее глаза немного сузились.
— А в нем я не уверена.
— Но каким-то образом ухаживать за вами он пытался?
— Пока не могу сказать ничего конкретного. Но уверена, что он не оставляет без внимания девушек с хорошей фигурой. А у меня хорошая фигура.
— Вам приходилось оставаться с ним наедине?
— Нет.
— И никаких разговоров на эту тему?
— Нет, только… ну, я думаю, если бы мы остались одни, он не тратил бы времени зря.
— А почему вы так думаете?
— Мне это подсказывает мой опыт.
— Но вы же не оставались с ним наедине?
— Нет.
— И он не пытался ухаживать за вами?
— Нет.
— Давайте постараемся правильно понять друг друга, — сказал Мейсон. — Это как раз то место, где непонимание недопустимо. Я не знаком с этим Дюрантом, но если он ввяжется в драку, то непременно привлечет детективов. Они переворошат все ваше прошлое, так же как и настоящее.
— Правильно ли я понимаю, мистер Мейсон, — начала она, глядя в глаза адвокату, — что против меня может быть использовано только то, что имеет отношение к Рэнкину или Олни?
— Или к эксперту Джорджу Лэтэну Хауэлу, — уточнил Мейсон, заглянув в свои записи.
— Ну что ж, мистер Хауэл — очень милый человек.
— Тогда давайте с этим разберемся. Очень милый человек… Вы знаете его, он знает вас?
— Да.
— Роман?
— Я могла бы солгать.
— Здесь или в суде?
— И здесь и там.
— Я не стал бы, — посоветовал Мейсон.
После минутного колебания она подняла ресницы и честно посмотрела в глаза адвокату.
— Да, — едва слышно произнесла она.
— Что — да?
— Да, роман.
— Хорошо, — сказал Мейсон. — Я постараюсь защитить вас, насколько это окажется возможным. Мне нужно сейчас же позвонить. — Мейсон кивнул Делле Стрит: — Соедини меня с Лэттимером Рэнкином.
Минутой позже, когда Делла подала знак, Мейсон снял трубку и сказал:
— Рэнкин, это Мейсон. Когда мы с вами говорили об эксперте, вы называли имя Джорджа Лэтэна Хауэл а. Мне пришло в голову, что лучше пригласить кого-то еще.
— В чем дело? — спросил Рэнкин. — Чем Хауэл нехорош? Он лучший из всех, кого я…
— Никто не ставит под сомнение его профессиональные качества, — прервал его Мейсон. — Я не могу назвать истинную причину. Но мне, как вашему адвокату, просто необходимо дать этот совет. Какого-нибудь другого хорошего эксперта вы знаете?
— Еще есть Корлис Кеннер, — сказал Рэнкин, немного подумав.
— Кто он?
— Она. Чертовски хороший эксперт. Немного молода, но прекрасно разбирается, и я очень ценю ее мнение.
— Отлично, — сказал Мейсон. — Что-то вроде синего чулка или…
— Да что вы, нет, — прервал его Рэнкин. — Она потрясающе привлекательна. Шикарно разодета, ухожена, фигура, походка…
— Сколько лет?
— О Боже, понятия не имею. Где-нибудь за тридцать.
— Далеко за тридцать?
— Нет, ну где-то тридцать два — тридцать три.
— Что, если пригласить ее? — спросил Мейсон.
— Прекрасно. Конечно, я думаю, последнее слово будет за Олни. Возможно, он захочет пригласить своего эксперта, но… Я думаю, он скорее пригласит ее, чем кого-либо другого.
— Отлично. И еще одну минуту. — Мейсон прикрыл телефонную трубку рукой и улыбнулся Максин Линдсей: — Насколько я понимаю, нет причин, по которым перекрестный допрос эксперта Корлис Кеннер мог бы вас чем-нибудь смутить?
В ответ она улыбнулась глазами:
— Причин для смущения действительно нет.
— Хорошо, — сказал Мейсон в трубку, — забудем о Хауэле и предложим Корлис Кеннер. Я получу аффидевит от Максин Линд сей, и, хотя ей не очень хочется быть замешанной во всем этом, она согласилась.
— Максин умница. И хотя то, что она делает, не вполне можно назвать искусством, я помогу ей найти клиентов. У меня есть на примете заказ на два детских портрета.
— Я передам ей, — сказал Мейсон, вешая трубку.
— А можно узнать, почему аффидевит? — спросила Максин Линдсей.
— А это для того, — начал Мейсон, глядя ей прямо в глаза, — чтобы быть уверенным, что в суде вы не уведете нас в другую сторону. Вы сообщаете мне какие-то факты. Основываясь на них, я даю рекомендации клиенту. И мне необходима уверенность, что, придя в суд и заняв место для свидетелей, вы скажете то же самое, что я сейчас слышал. Если вы этого не сделаете, у моего клиента будут серьезные неприятности.
Она кивнула.
— Поэтому, — продолжал Мейсон, — я люблю брать аффидевит у человека, который будет главным свидетелем.
1 2 3 4