И, поговорив с ней о том о сем, он взял ее за руку и убедился, что на ней нет кольца, которое она раньше никогда не снимала. Он обомлел и дрожащим голосом спросил ее:
– Куда ты дела кольцо?
Она же, очень довольная тем, что сразу навела его на разговор, который ей не терпелось с ним завести, сказала:
– Ах ты, негодяй этакий! Скажи-ка мне лучше, у кого ты снял его с пальца? Ты думал, что у моей служанки, ты ведь расточал ей столько любви, сколько я в жизни от тебя не видала. В первый раз, когда ты пришел и лег со мной в постель, ты возгорелся к ней такой страстью, что, казалось, сильнее любить уже невозможно. А после того, как ты выходил и вернулся снова, ты стал уже настоящим дьяволом и не знал ни удержу, ни меры. О, несчастный! Подумай только, как ты был ослеплен, что пришел в такой восторг от моего тела, которое уже столько лет принадлежит тебе и которому ты до этого времени никогда не отдавал должного. Выходит, что ты наслаждался вовсе не красотою служанки и не телом ее, а тем вожделением, которое ты в себе разжег и которое ослепило и оглушило тебя так, что ты бы наверное и козу в чепчике принял за красивейшую девушку на свете. Пора бы тебе, муженек, взяться за ум и получать удовольствие от ласки жены, женщины как-никак порядочной, и не меньше, чем ты его получил, будучи уверен, что перед тобой какая-то поганая девка. Все это подстроила я, для того чтобы отвадить тебя от твоих проказ и чтобы в старости мы могли жить с тобою в дружбе и в душевном покое. А если ты и впредь намерен вести себя так, как вел до сих пор, мне легче будет навек расстаться с тобой, чем видеть, как день ото дня гибнет твоя душа, твое тело и твои лучшие силы. Если же ты признаешь, что ошибался, и станешь с этих пор жить, как велит нам Господь, выполняя все заветы его, я прошу тебе все твои прежние грехи, ибо хочу, чтобы Господь простил и меня, неблагодарную, за то, что я люблю его не так горячо, как должна бы.
Несчастный супруг был в отчаянии от того, что он предпочел ей, женщине такой красивой, умной и целомудренной, другую, которая нисколько его не любила, и – что еще того хуже – заставил жену согрешить так, что она даже об этом не знала, приобщив другого к наслаждению, которое принадлежало только ему одному, и, наставив себе сам рога, сделался теперь навек посмешищем в глазах всех. Но, видя, что жена его и так уже достаточно огорчена и его изменой, и страстью, которую пробудила в нем служанка, он решил не говорить ей о своей вероломной проделке. Вместо этого он попросил у нее прощения и, обещав, что больше никогда не будет ей изменять, отдал ей кольцо, которое ему вернул приятель, а того попросил, чтобы он никому никогда не рассказывал о постыдном происшествии, которое с ним приключилось. Но так как все тайное рано или поздно становится явным, истина все равно очень скоро всплыла, и за Борне так и осталось прозвище рогоносца, которое он стяжал, хоть репутация его жены нисколько от этого не пострадала.

Мне кажется, благородные дамы, что, если бы каждому, кто наносит жене такое оскорбление, грозило бы такое же наказание, Иркану и Сафредану пришлось бы призадуматься.
– Вот как! – воскликнул Сафредан. – Скажите на милость, Лонгарина, неужели в нашей компании нет больше женатых людей, кроме меня и Иркана?
– Разумеется, есть и другие, но на такие проделки способны только вы двое.
– Где же это вы видели, чтобы мы приставали с любовью к нашим служанкам?
– Если бы те из них, кого это близко коснулось, захотели рассказать всю правду, нашлась бы, верно, не одна, которой именно из-за этого пришлось оставить службу раньше положенного срока.
– Нечего сказать, – вмешался Жебюрон, – вы очень любезны: обещав рассмешить нас всех, вы вместо этого только рассердили наших бедных друзей.
– Мне это все равно, – сказала Лонгарина, – пусть только они не хватаются за шпаги. Чем сильнее будет их гнев, тем больше мы потом посмеемся над ними.
– Но подумать только, – воскликнул Иркан, – если бы наши жены на минуту поверили этой даме, она способна была бы перессорить самых нежных супругов, какие только есть среди нас.
– Я отлично знаю, кому я все это говорю, – сказала Лонгарина, – жены ваши настолько умны и так вас любят, что надели вы их даже оленьими рогами, они все равно будут убеждать и весь мир и самих себя, что это венок из роз.
Слова эти до того рассмешили всю компанию и даже, тех, какому они относились, что к этому никто уже больше ничего не мог добавить.
Но Дагусен, который за все это время не вставил ни; слова, не стерпел и сказал:
– Как, однако, неразумен человек, когда от добра, которое он имеет, он еще ищет другого. Мне не раз приходилось видеть, как, не довольствуясь тем, что у неге есть, и гоняясь за большим, человек терял и то, что имел и люди эти ни в ком не вызывали жалости, ибо непостоянство всегда достойно осуждения.
– Ну, а что же тогда делать человеку, который так в не нашел себе жены по вкусу? – вмешался в разговор Симонто. – Неужели, если он будет искать ее, где только может, вы назовете это непостоянством?
– Поелику никому не дано знать, где находится та счастливая половина, которая способна слиться с другой так, что их нельзя будет отличать друг от друга, – сказал Дагусен, – надо, чтобы каждый умел упрочить тот выбор, который сделала за него любовь. И так, чтобы потом никакая случайность не могла поколебать ни сердца его, ни воли. Ведь если окажется, что та, кого вы полюбили, как две капли воды похожа на вас и хочет всего того, что хотите вы, в действительности вы будете любить не ее, а только себя.
– Вы неправы, Дагусен, – возразил Иркан, – это заблуждение – думать, что мы должны любить женщин независимо от того, любят они нас или нет.
– Иркан, – ответил Дагусен, – я хочу только сказать, что если, любя, мы обольщаемся красотою, добронравием и благосклонностью женщины и гонимся за наслаждением, почетом или корыстью, такая любовь долго длиться не может. Ведь если исчезнет то, на чем зиждется наша любовь, и от самой этой любви тотчас же не останется и следа. Но я твердо убежден, что если у того, кто любит, одна только цель – любить, то любовь эта будет жить всегда в его сердце и ему легче будет умереть, чем перестать любить.
– Клянусь честью, – воскликнул Симонто, – вы, должно быть, никогда не были влюблены, ведь если бы вы сами ощутили в сердце огонь любви, как другие, вы не стали бы нам живописать сейчас «Республику» Платона «Республика» – один из диалогов Платона, в котором философ устами Сократа излагает теорию идеального государства.

, которая существует только в книге, а в жизни себе не находит места.
– Нет, я любил, – вскричал Дагусен, – люблю и сейчас и буду любить всю жизнь. Но я очень боюсь, что если я буду выказывать перед вами мою любовь, это может сделать ее менее совершенной, и я не хочу, чтобы та, чьей взаимности я ищу, узнала о моем чувстве. Я не смею даже об этом думать – из страха, что глаза мои выдадут мою тайну. И чем тщательнее я скрываю это пламя в сокровенных глубинах сердца, тем больше наслаждаюсь сознанием того, что любовь моя совершенна.
– Готов поклясться, – сказал Жебюрон, – что вам действительно очень хочется, чтобы вас полюбили.
– Не стану этого отрицать – ответил ему Дагусен, – но ведь, когда меня полюбят так, как сам я люблю сейчас, любовь моя не сможет от этого возрасти; как же может она уменьшиться из-за того, что сейчас я не любим так сильно, как сам люблю?
В это время Парламанта, которая догадалась, о ком идет речь, сказала:
– Берегитесь, Дагусен! Я знала таких, как вы, которые готовы были скорее умереть, чем выдать то, что у них на сердце.
– По-моему, это самые счастливые люди на свете, – сказал Дагусен.
– Разумеется, – согласился Сафредан, – и достойные того, чтобы их причислили к лику праведников, о которых поется в церкви: «Non loquendo, sed moriendo confessi sunt» Не словами, но смертью своей исповедуют (Бога) (лат.).

Мне столько раз приходилось слышать о людях, которые умирают от любви, но за всю жизнь я не видел, чтобы кто-нибудь из них действительно умер. И притом, коль скоро сам я благополучно избежал смерти, несмотря на все мучения, которые причинила мне моя любовь, я никогда не поверю, что и кто-либо другой может от нее умереть.
– Эх, Сафредан! – воскликнул Дагусен. – Подумайте только, в ком ищете вы эту любовь? Да, это верно: тот, кто думает так, как вы, не умирает от любви. Но я знаю немало людей, которые умерли не от какого-либо другого недуга, а только оттого, что любили кого-то великой любовью.
– Ну, раз вам известны такие истории, – сказала Лонгарина, – я передаю вам слово, чтобы вы рассказали нам какую-нибудь из них поинтереснее, и пусть она будет девятой новеллой этого дня.
– А для того, чтобы вы уверовали, что те чудеса, о которых я собираюсь вам рассказать, не вымысел, а сущая правда, – сказал Дагусен, – я буду говорить о том, что случилось всего три года тому назад.

Новелла девятая


Некий дворянин, без памяти влюбленный в молодую девушку, скрывает от нее свое чувство и в конце концов погибает, к большому огорчению предмета своей любви Комментаторы «Гептамерона» указывают, что в этой новелле, возможно, отразился один эпизод из старинной биографии провансальского трубадура Джауфре Рюделя, который, как и герой этой новеллы, умер в тот момент, когда принцесса Триполитанская, любимая им заочно, к которой он, уже больной, приехал на корабле, вышла к нему навстречу.

.


Между Дофинэ и Провансом жил некий дворянин, у которого не было иного богатства, кроме красоты, благородства и чести. Он любил одну девушку, имя которой я не хочу называть, чтобы не причинить огорчения ее родителям, людям весьма почтенным и знатным, но поверьте, что все, о чем будет здесь говориться, действительно было. Будучи ниже ее по происхождению, молодой человек не решался открыть ей свою любовь. А любовь эта была так возвышенна и самозабвенна, что он скорее согласился бы умереть, нежели чем-либо задеть ее честь. Понимая, что он ее недостоин, он запретил себе думать, что когда-либо сможет на ней жениться. И, ничего от нее не добиваясь, он продолжал втайне любить ее самой высокой любовью, на какую только был способен. И длилось это так долго, что в конце концов девушка не могла об этом не догадаться. Видя, как он беззаветно предан ей и сколько в его чувстве бескорыстия и прямоты, она была польщена любовью столь достойного человека и относилась к нему с таким расположением, что он чувствовал себя счастливым и на большее не рассчитывал.
Но злобе человеческой, которой ненавистен всякий покой, захотелось разрушить эту благочестивую и счастливую жизнь. Нашлись злонамеренные люди, которые сказали матери этой девушки, что они боятся, как бы молодой человек не навлек на их дом беду, ибо дочь ее, вероятно, очень к нему привязана, если позволяет себе так часто с ним встречаться. Мать, нисколько, впрочем, не сомневавшаяся в порядочности молодого человека, в котором она была уверена так же, как и в своих собственных детях, крайне огорчилась, услыхав, что о нем так дурно говорят, и в конце концов, опасаясь, что все эти сплетни не доведут до добра, попросила его на какое-то время перестать бывать у них в доме. Молодому человеку было нелегко на это согласиться, ибо он отлично видел, что ему не в чем себя упрекнуть и он никак не заслуживает подобной кары. Однако, чтобы заставить злые языки замолчать, он уехал и не появлялся у них в доме до тех пор, пока поднявшийся вокруг него шум окончательно не улегся. Тогда он вернулся и стал снова бывать в доме своей любимой, где его принимали столь же приветливо, как и раньше. Но однажды, будучи там, он услыхал, что молодую девушку собираются выдать замуж за человека, который, как он полагал, ничуть его не богаче, и подумал, что это несправедливо, ибо сам он знает ее гораздо дольше, чем ее жених. Он опечалился и стал просить своих друзей поговорить с девушкой, считая, что если выбор зависит от нее самой, то во всяком случае она отдаст предпочтение ему. Однако и мать этой девушки и все родные решительно выбрали другого, ибо тот все же оказался намного его богаче. Известие это очень огорчило несчастного молодого человека, который был уверен, что вместе с ним страдает и его возлюбленная. Он занемог от тоски, стал с каждым часом хиреть и вскоре переменился так, что его невозможно было узнать. Его красивое лицо стало бледным, как у покойника, и видно было, что дни его сочтены и он ждет только смерти.
Но, несмотря ни на что, он старался возможно чаще видеться с любимой девушкой, а когда силы совсем его оставили и он уже больше не мог подняться с постели, он не захотел, чтобы возлюбленная его об этом знала, дабы не причинять ей лишних страданий. И, предаваясь так в одиночестве отчаянию и скорби, он перестал пить и есть, лишился сна и покоя и так похудел, что стал совсем страшным. Мать девушки от кого-то проведала об его болезни. Сама она была женщиной очень доброй и к тому же искренне его любила, и если бы родные девушки держались того же мнения, что и она, то они несомненно предпочли бы честность и благородство этого молодого человека всем богатствам другого. Но родственники отца не хотели об этом и слышать. И все же она вместе с дочерью навестила несчастного. Тот уже еле дышал и в то самое утро исповедовался и причастился, считая, что умирает и больше никого не увидит. И вот, когда он действительно был уже на волосок от смерти, к нему явилась та, которая была для него жизнью, и за миг словно воскресила его. Он почувствовал такой прилив сил, что соскочил с постели и воскликнул:
– Что заставило вас прийти сюда, сударыня, зачем вы явились к тому, кто одной ногой уже в могиле и в чьей смерти виновны вы!
– Подумайте, что вы говорите! – изумилась почтенная женщина. – Возможно ли, чтобы мы были причиною смерти того, кого мы так любили! Прошу вас, объясните нам, почему вы говорите такие страшные слова.
– Сударыня, – сказал он, – полюбив вашу дочь, я скрывал свое чувство, сколько мог. Сказав, что я хочу жениться на ней, родители мои сказали больше, чем я хотел, а теперь вот беда, которая со мною стряслась, лишила меня последней надежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11