https://wodolei.ru/catalog/kuhonnie_moyki/Blanco/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И вот я очутился в доме покойного господина Бёма. В полумраке его жилище казалось еще более тесным и душным, чем раньше. Теперь это был дом мертвеца.
Я спустился в кабинет, расположенный в подвальном этаже. Мне не составило труда найти папку с надписью "Луи Антиош" - она лежала на виду. В ней была выписка о переводе денег на мой банковский счет, квитанция на авиабилеты, договор о бронировании номеров в гостиницах. Я прочел также записи, сделанные со слов Нелли Бреслер:
"Луи Антиош. Тридцать два года. Усыновлен Бреслерами в возрасте десяти лет. Умный, яркий, восприимчивый. При этом склонен к безделью и отличается легкомыслием. Требует особого подхода. До сих пор наблюдаются последствия перенесенного несчастья. Частичная амнезия".
Выходит, после стольких лет Бреслеры продолжали считать меня человеком с травмированной психикой. Я перевернул страницу. Дальше ничего не было. Нелли не сообщила никаких подробностей трагедии, произошедшей со мной в детстве. Тем лучше. Я забрал папку и продолжил поиски. В глубине одного из ящиков я обнаружил папку с надписью "Аисты", очень похожую на ту, которую подготовил для меня Макс в день нашей первой встречи; там были сведения о тех, с кем мне предстояло связаться, и другая полезная информация. Эту папку я тоже прихватил с собой.
Пора было уходить. Однако мной овладело необъяснимое любопытство, и я продолжил наугад рыться в документах. В облупленном железном шкафу высотой в человеческий рост я обнаружил тысячи карточек с записями о птицах. Они стояли плотными рядами, а их края пестрели разноцветными полосками. Бём объяснил мне смысл этих обозначений. Всем сведениям о птице, всем событиям в ее жизни соответствовала пометка определенного цвета: красный - самка, синий - самец, зеленый - перелетная, розовый - поражение электротоком, желтый - болезнь, черный - смерть. Таким образом, Бёму довольно было одного взгляда, чтобы без труда найти интересовавшие его в данный момент карточки.
Внезапно меня осенило: я просмотрел список пропавших аистов, потом отыскал карточки нескольких из них в шкафу. Бём делал записи каким-то непонятным шифром. Единственное, что я смог разобрать, - это что все исчезнувшие птицы были взрослыми особями, в возрасте семи и более лет. Карточки тоже отправились в мою сумку. Я тащил все, что попадалось под руку. Мной руководила какая-то непреодолимая сила, и я перерыл весь кабинет вдоль и поперек. Теперь мне не терпелось отыскать медицинскую карту Бёма. "Бём классический случай из учебника", - заявила доктор Варель. Где ему сделали эту операцию? Кто ее сделал? Я ничего не нашел.
С досады я сунулся в крохотную комнатенку, смежную с кабинетом. Макс Бём держал здесь свои принадлежности, в том числе и для кольцевания птиц. Над планом работы разместились несколько биноклей, светофильтры и сотни разных колечек из всевозможных материалов. Мне попались на глаза хирургические инструменты, шприцы для подкожных впрыскиваний, бинты, шины, антисептические препараты. Макс Бём иногда охотно разыгрывал из себя ветеринара-любителя. Чем дольше я искал, тем больше жизнь этого пожилого человека представлялась мне одинокой, полностью посвященной каким-то странным увлечениям. В конце концов, я расставил все, как было, и поднялся на первый этаж.
Я ненадолго зашел сначала в большую комнату, затем в гостиную и кухню. Здесь повсюду стояли только швейцарские безделушки да валялись какие-то никому не нужные бумаги и газеты. Я поднялся на второй этаж. Здесь располагались три спальни. Та, в которой я ночевал, когда приезжал сюда в первый раз, выглядела все так же безлико: небольшая кровать, какая-то нелепая мебель. В спальне Бёма пахло плесенью и грустью. Поблекшие краски и неуютная обстановка. Я устроил обыск в шкафу, секретере, ящиках комодов. Везде было практически пусто. Я заглянул под кровать, под ковер. Отклеил уголки обоев. Ничего. Разве только несколько выцветших фотографий на пожелтевшей бумаге на дне платяного шкафа. С минуту я разглядывал снимки. Маленькая женщина с неясными чертами лица, хрупкая фигурка на фоне тропических пейзажей. Несомненно, госпожа Бём. На самых последних фотографиях - в блекловатых цветах семидесятых - она выглядела лет на сорок Я прошел в третью спальню. Там тоже царила атмосфера запустения - только и всего.
Я снова спустился вниз, собирая пыль, так и липшую к моей одежде.
За окнами вовсю светало. Паутина золотистых лучей мягко ложилась на спинки стульев и кресел и на края возвышений пола, неизвестно зачем устроенных в разных концах комнаты. Я присел на одно из них. В этом доме явно многого не хватало: медицинской карты Бёма (у больного с пересаженным сердцем должна храниться целая куча рецептов, томограмм, электрокардиограмм и т.п.), обычных сувениров путешественника - африканских безделушек, восточных ковров, охотничьих трофеев; не заметил я и следов его прежней профессии - ни пенсионных документов, ни выписок с банковского счета, ни налоговых квитанций. Именно так и поступил бы человек, если бы он хотел поставить жирный крест на своем прошлом. И все же где-то здесь непременно должен быть тайник.
Я взглянул на часы: семь пятнадцать. Если начнется следствие, сюда вот-вот заявится полиция, хотя бы для того, чтобы опечатать дом. Я с сожалением поднялся и направился к выходу. Открыл дверь и внезапно вспомнил о многочисленных возвышениях пола. Ведь эти широкие ступени представляли собой идеальный тайник. Я вернулся туда, где сидел, и принялся простукивать боковые стороны возвышений. Они издавали пустой звук. Я спустился в подвал, в маленькую рабочую комнатушку, схватил первые попавшиеся инструменты и тут же снова поднялся на первый этаж. За двадцать минут я вскрыл все семь возвышений в гостиной Бёма, стараясь ничего не сломать. У меня в руках оказались три больших конверта из плотной вощеной бумаги, запечатанные, покрытые пылью и неподписанные.
Я сел в машину и покатил в сторону холмов, нависавших над Монтрё: мне хотелось найти уединенное место. Проехав около десяти километров, я повернул на пустынную дорогу и остановился в лесу, еще мокром от росы. Дрожащими руками я вскрыл первый конверт.
В нем была медицинская карта Ирен Бём, в девичестве Ирен Фогель, родившейся в 1942 году в Женеве. Скончалась она в августе 1977 года в госпитале Бельвю в Лозанне от обширной раковой опухоли. В папке лежали только результаты рентгенографических и других исследований, несколько рецептов и в самом конце - свидетельство о смерти, телеграмма на имя Макса Бёма да письмо с соболезнованиями от доктора Лирбаума, лечащего врача Ирен. Я взглянул на конверт. На нем значился адрес, по которому проживал Макс Бём в 1977 году: дом 66, улица Бокассы, Банги, Центральная Африка. Мое сердце бешено заколотилось. Последним местом пребывания Бёма в Африке была Центральноафриканская империя. Место, печально известное безумными выходками ее тирана - императора Бокассы. Кусок непроходимых джунглей, знойных и влажных, затерявшийся где-то в самом сердце Африки - затерявшийся в моем далеком прошлом.
Опустив стекло, я глотнул свежего воздуха, потом продолжил изучать содержимое конверта. Наткнулся на фотографии хрупкой супруги Макса, а также на другие снимки, где Макс был изображен с подростком лет тринадцати. Их сходство просто поражало: мальчик был таким же плотным, с такими же коротко стриженными светлыми волосами, с темными глазами и мускулистой шеей сильного зверя. Однако в его мечтательном взгляде таилось легкомыслие, совершенно не вязавшееся с непреклонностью Бёма. Снимки явно относились к тому же периоду - к семидесятым годам. Семья в сборе: отец, мать, сын. Вот только зачем Бёму понадобилось прятать такие обычные фотографии в тайнике под полом? И где сейчас его сын?
Во втором конверте был только рентгеновский снимок грудной клетки, без даты, без имени, без описания. Не вызывало сомнений только то, что на размытой картинке явно просматривались очертания сердца. И в самом его центре выделялось маленькое белесое пятно с четкими контурами: трудно сказать, был ли это дефект пленки или какой-то плотный светлый шарик внутри сердечной мышцы. Я вспомнил о трансплантации. Передо мной, несомненно, было изображение одного из двух сердец швейцарца. Первого или второго? Я аккуратно спрятал листок в конверт.
Наконец настал черед третьего конверта: я открыл его и остолбенел. Невозможно представить себе зрелище ужаснее того, что предстало перед моими глазами. Множество черно-белых снимков, запечатлевших картину страшной резни: детские трупы, подвешенные на крюках, будто марионетки из человеческой плоти, только вместо рук и половых органов у них кровавые сгустки; мертвые лица с разодранными губами и пустыми глазницами; руки, ноги, другие части тела, отрубленные и сваленные в кучу, точно в лавке мясника; головы в корках запекшейся крови, раскатившиеся по столу и взирающие на зрителя сухими невидящими глазами. Это были трупы людей негроидной расы, все без исключения.
Фотографии изображали не просто место, куда наспех свозили мертвецов. В этом мерзком помещении стены сверкали белой плиткой, словно в больнице или морге, там и сям лежали блестящие металлические инструменты. Скорее всего, здесь была оборудована какая-то жуткая лаборатория или устроена камера пыток Тайное логово чудовища, предающегося мерзким занятиям. Я вышел из машины. Отвращение и тошнота сдавили мне грудь. Освеженный утренней прохладой, я долго стоял так, время от времени бросая взгляд на фотографии. Я хотел ощутить их материальность, подчинить их своему сознанию, чтобы не выпустить их за рамки реальности. У меня ничего не вышло. Кричащая откровенность снимков, отпечатанных на крупнозернистой бумаге, создавала ощущение незримого присутствия где-то рядом со мной целой армии мертвецов. Кто и зачем учинил все эти зверства?
Я снова сел в машину, сложил все три конверта и поклялся в ближайшее время в них не заглядывать. Включил зажигание и поехал вниз, в Монтрё. В глазах у меня стояли слезы.
5
Я направился к центру города, чтобы попасть на улицу, идущую параллельно берегу озера. Запарковал машину на стоянке гостиницы "Ля Террас", светлой и величественной. Вяло плещущиеся волны Женевского озера сверкали под лучами солнца. Словно внезапно все вокруг озарилось золотым сиянием. Я расположился за столиком в саду гостиницы, лицом к озеру и горам в легкой дымке, обрамляющим пейзаж.
Несколько минут спустя появился официант. Я заказал охлажденный китайский чай. Решил немного поразмыслить. Смерть Бёма. Какие-то тайны, связанные с его сердцем. Утренние раскопки и пугающие находки. Пожалуй, многовато для обычного студента, собравшегося искать пропавших аистов.
- Последняя прогулка перед отъездом?
Я обернулся. Передо мной стоял тщательно выбритый инспектор Дюма. Он был в легкой полотняной куртке коричневого цвета и светлых льняных брюках.
- Как вы меня нашли?
- Это сущий пустяк. Вы все сюда приходите. Как будто все улицы Монтрё ведут к озеру.
- Кто это "вы все"?
- Гости. Туристы. - Он указал подбородком на людей, совершавших утреннюю прогулку вдоль берега. - Знаете, это очень романтичный уголок. Говорят даже, что здесь витает дух вечности. Здесь словно попадаешь в атмосферу "Новой Элоизы" Жан-Жака Руссо. Поведаю вам одну тайну: меня просто тошнит от всех этих избитых фраз. Думаю, большинство швейцарцев относятся к этому так же, как и я.
Я изобразил на лице улыбку.
- Вы, оказывается, можете быть циником. Выпьете что-нибудь?
- Да, кофе. Покрепче.
Я подозвал официанта и попросил принести один эспрессо. Дюма сел рядом со мной. Надел солнечные очки и молча стал ждать свой кофе. Он с серьезным видом внимательно рассматривал пейзаж. Когда принесли кофе, он выпил его одним глотком и вздохнул:
- Я ни на секунду не присел с того момента, как мы с вами расстались. Сначала разговаривал с доктором Варель. Помните, такая маленькая, насквозь прокуренная, в окровавленном халате. Она здесь недавно. Сомневаюсь, что она ожидала увидеть нечто подобное. - Дюма расхохотался. - Две недели, как приехала в Монтрё, и на тебе: ей приносят орнитолога, найденного в гнезде аистов и наполовину съеденного собственными птицами! Ну да ладно.
После больницы я заехал к себе переодеться. Потом отправился в комиссариат, чтобы обобщить то, что вы мне рассказали. - Дюма похлопал по карману куртки. - Ваши показания у меня с собой. Вы сможете сейчас их подписать. Незачем вас дергать. После комиссариата я решил совершить набег на дом Макса Бёма. То, что я там нашел, заставило меня сделать несколько телефонных звонков. За каких-нибудь полчаса я получил ответы на все мои вопросы. И вот я здесь!
- Каковы же ваши выводы?
- Вот в том-то все и дело. У меня нет никаких выводов.
- Не понимаю.
Дюма снова сложил руки и оперся ими о стол, потом повернулся ко мне и произнес:
- Я ведь вам уже говорил: Макс Бём был у нас знаменитостью. Значит, нужно сделать так, чтобы он отошел в мир иной спокойно и достойно. Как-то так, чтобы всем все было ясно и понятно.
- А на самом деле разве все не так?
- И да, и нет. Сама его кончина, кроме необычности места, где она произошла, вопросов не вызывает. Сердечный приступ. Тут не о чем говорить. Но со всем остальным сплошные неувязки. Я вовсе не собираюсь порочить память великого человека, вы же понимаете?
- Вы не хотите сказать мне, что у вас не сходится?
Дюма уставился на меня сквозь темные стекла очков:
- Это уж скорее вы могли бы мне что-нибудь сообщить.
- Что вы имеете в виду?
- Какова истинная цель вашего появления у Макса Бёма?
- Я вам все уже рассказал сегодня ночью.
- Вы солгали. Я проверил некоторые детали. У меня появились доказательства, что вы говорили неправду.
Я ничего ему не ответил. Дюма продолжал:
- Когда я немного порылся в шале Бёма, я понял, что до меня там уже побывали. Я бы сказал, прямо у меня под носом, потому что туда наведались за несколько минут до моего прихода. Я тут же позвонил в "Экомузей", где у Бёма тоже есть кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8


А-П

П-Я