Чаша, прежде застывшая на фоне неба в мертвой неподвижности, теперь жила и внимала. Томасу показалось, что он видит, как она с трепетом тянется к молчащей темноте.
«Малое Ухо — так называют эту гигантскую точную машину, самый крупный управляемый радиотелескоп на Земле, в отличие от Большого Уха, кабельной паутины диаметром в пять миль. По ночам пришелец ощущает чары, наводимые ею на людей, думающих, что она послушна их воле. Для этих одержимых она является ухом, их ухом, наделенным сверхъестественным слухом, настороженно повернутым к немым звездам, но слышащим лишь медленное биение сердца вечности».
— Мы унаследовали его от астрономов, — объяснил Макдональд, — когда они поставили радиотелескопы на обратной стороне Луны, а сразу после этого первые сети в пространстве. Наземное оборудование устарело, как ламповые приемники с появлением транзисторных. Его не стали разбирать, а подарили нам вместе с небольшой дотацией на исследования.— За десятки лет общая сумма достигла астрономической величины, — заметил Томас, пытаясь избавиться от эффекта вечернего гостеприимства и очарования ночи.— Она растет, — согласился Макдональд, — и мы год за годом боремся за существование. Но есть и положительные стороны. Программу можно сравнить с теплицей по выращиванию интеллекта, в которой самые многообещающие разумы крепнут в борьбе с огромной, непреходящей, неразрешимой загадкой. Мы получаем молодых ученых и инженеров, обучаем их и отправляем решать задачи, имеющие решения. Программа воспитала многих светил науки.— Вы пытаетесь представить Программу чем-то вроде последипломного обучения?— О, нет. Наши предшественники называли это вторичным сырьем или побочной продукцией. Конечной целью — и самой важной для нас — является установление связи с разумными существами иных планет. Я подсказываю вам аргументы, которые помогли бы вам оправдать нас, раз уж вы не можете принять нас такими, какие мы есть.— А почему я должен вас оправдывать?— На это вам придется ответить самому.Наконец они оказались внутри здания. Здесь все тоже было по-другому. Коридоры теперь кипели энергией и сознанием. Зала управления коснулся перст Бога, и в этом мертвом месте вскипела жизнь: огоньки зажигались и гасли, глаза осциллографов светились зеленью пульсирующих линий, на пультах мягко щелкали переключатели, компьютеры попискивали, в проводах бормотал электрический ток.За пультом сидел Адамс, на голове у него были наушники, и он не сводил глаз со шкал и осциллографов. Когда они вошли, он поднял голову и помахал им рукой. Макдональд вопросительно поднял брови, Адамс ответил пожатием плеч, а потом повесил наушники на шею.— Как обычно, ничего.— Прошу вас… — Макдональд снял с его шеи наушники и вручил их Томасу. — Послушайте.Томас взял наушники и начал слушать.
«Поначалу слышится шепот, словно какие-то дальние голоса или плеск ручейка в каменном ложе, журчащего в трещинах и падающего небольшими каскадами. Затем звуки нарастают, теперь это голоса, говорящие с жаром, но все разом, так что ни одного не разобрать. Слушающий старается услышать, но его усилия лишь подстегивают эти голоса, и они говорят еще громче и еще непонятнее. Слушатель может повторить следом за Данте: „Мы были возле пропасти, у края, и страшный срыв гудел у наших ног, бесчисленные крики извергая“. Тем временем голоса переходят от лихорадочных просьб к гневным крикам, словно требуют освобождения из огня, подобно проклятым душам. Они бросаются на слушателя, словно желая разорвать его за то, что он посмел вторгнуться между падшими ангелами со всей их спесью и чванством. „Я видел на воротах много сот, дождем ниспавших с неба, стражу входа, твердивших: «Кто он, что сюда идет, не мертвый, в царство мертвого народа?“Слушателю кажется, что и он один из этих голосов, осужденный, как и они, на адские страдания, способный лишь кричать в отчаянье и муке, что никто его не слышит, что никого не трогает его участь, что никто его не поймет, даже если он докричится до кого-то. «Я отовсюду слышал громкий стон, но никого окрест не появлялось, и я остановился, изумлен». И кажется ему, что его окружают «ужасные гиганты, те, кого Дий, в небе грохоча, страшит поныне». Все они вместе с ним напрягают свои могучие легкие, чтобы докричаться до слушателя, который их не понимает. «Rafel mai amech izahi almi», — яростно раздалось из диких уст, которым искони нежнее петь псалмы не полагалось». И слушатель чувствует, что в эту минуту его покидает сознание».
Голоса умолкли. Макдональд снял с него наушники, которые, как смутно помнил Томас, он надел сам. Его потрясла неодолимая магия этих звуков, этих голосов, требующих, чтобы их выслушали, сливающихся в общий хор, в котором каждый поет свое…Он пережил мгновение откровения, понял, что пропадет, как и эти голоса, и, если не найдет выхода, будет обречен на вечную жизнь в своей телесной оболочке, настолько одинокий в своих страданиях, как если бы находился в самом аду.— Что это было? — ошеломленно спросил он.— Голос бесконечности, — ответил Макдональд. — Мы переводим радиосигналы в звуки. В приеме это нисколько не поможет. Если мы что-то и поймаем, это покажут пленки, вспыхнут детекторы, компьютер поднимет тревогу. Но для нас это источник вдохновения, а в мы нем здорово нуждаемся.— Я бы, — сказал Томас, — назвал это гипнозом, помогающим убедить маловеров, будто там действительно что-то есть, будто однажды они отчетливо услышат то, будто сейчас лишь воображают, что там на самом деле есть иные существа, которые пытаются общаться. Это всего лишь способ обмануть самого себя и обвести вокруг пальца весь мир.— На одних это действует сильнее, на других слабее, — сказал Макдональд. — Очень жаль, что вы восприняли это как личный выпад. Мы не занимаемся такой дешевкой. Вы же знали, что в этом нет никакой связи.— Да, — согласился Томас, злясь, что голос его дрожит.— Но я хотел, чтобы вы послушали кое-что другое. Это всего лишь введение. Пройдемте в мой кабинет. Ты тоже, Боб. Оставь прослушивание техникам.Втроем они направились в кабинет и уселись в кресла. Стол Макдональда теперь был пуст — подготовлен к завтрашней добыче, — однако запах старых книг остался. Томас, не сводя глаз с Макдональда, гладил пальцами деревянные подлокотники кресла.— Этот номер не пройдет, — сказал он. — Ни все гипнотизирующие звуки мира, ни приятное общество, ни чудесный ужин, ни красивые женщины, ни трогательные сцены семейной жизни никоим образом не заслонят факта, что Программа продолжается уже более пятидесяти лет и до сих пор ничего не добилась.— Я для того и привел вас сюда, чтобы сказать, — произнес Макдональд. — Послание есть.— Нет никакого Послания! — вмешался Адамс. — Я бы знал!— Просто мы не были уверены. У нас уже бывали ложные тревоги, и то были самые трудные для нас дни. Но Сандерс знал, в конце концов это его детище.— Ленты с Большого Уха? — спросил Адамс.— Да. Сандерс работал над ними, старался их очистить. Теперь мы совершенно уверены, и завтра утрем я всех соберу и все расскажу. — Он повернулся к Томасу. — Но мне хотелось бы получить ваш совет.— А вы не блефуете, Макдональд? — спросил Томас. — Слишком уж удачное стечение обстоятельств.— Такое бывает, — сказал Макдональд. — В истории полно подобных примеров. Многие программы добились успеха, многие идеи восторжествовали лишь потому, что их спасло от уничтожения стечение обстоятельств, случившееся обычно за минуту до окончательного успеха.— Но ваша просьба о помощи, — продолжал Томас. — Это очень старый трюк.— Прошу не забывать, мистер Томас, — заметил Макдональд, — что мы ученые. Более пятидесяти лет мы вели исследования без малейшего успеха и перестали думать — если вообще когда-нибудь думали — о том, что сделаем, если нам повезет. Нам нужна помощь. Вы знаете людей, знаете, как к ним обращаться, что они принимают, а что отвергают; знаете, как они отреагируют на неизвестное. С нашей стороны все логично и естественно.— Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я в это не верю.— Поверь ему, Джордж, — сказал Адамс. — Он никогда не лжет.— Все лгут, — упирался Томас.— Он прав, Боб, — сказал Макдональд. — Однако вы поверите, мистер Томас, ибо это правда, которую можно проверить и репродуцировать, и когда мы все опубликуем — а мы поступим именно так, — ученые скажут: «Все естественно, все верно, так и должно быть». Какая мне польза от обмана, который можно легко раскрыть и который разрушил бы нашу Программу вернее, чем все, что вы смогли бы написать?— Говорят, что если кто-то хочет открутиться от службы в армии, ему нужно жаловаться на боли в позвоночнике или голоса в голове — и то и другое недоказуемо, — заметил Томас.— Физические науки объективны, и открытие такого калибра будет проверяться не раз и не два… повсюду и каждым.— А может, вы хотите меня подставить, чтобы именно я завалил вашу Программу?— А разве я могу сделать такое, Томас?— Нет, — ответил тот, но, вспомнив о голосах, добавил: — Откуда мне знать? Почему именно сейчас, в тот самый момент, когда я приехал, чтобы написать эту статью?— Не хочу преуменьшать значения вашей задачи, — сказал Макдональд, — однако вы не первый журналист, явившийся сюда, чтобы написать статью. Почти каждую неделю кто-нибудь приезжает к нам. Было бы странно, не появись здесь кто-нибудь через день или два после получения послания. Просто жребий пал на вас.— Ну, ладно, — сказал Томас. — И что это такое? Как вы его обнаружили?— Примерно год назад мы начали получать ленты с Большого Уха — записи их текущей радиотелескопии и взялись за анализ. Сандерс пускал их на компьютер, на наушники и бог знает на что еще, пока однажды ему не показалось, будто он слышит музыку и голоса.Сначала он решил, что это ему кажется, но компьютер категорически возразил ему. Сандерс сделал все, что в его силах, чтобы очистить передачу, усилить, убрать шумы и помехи. За эти пятьдесят лет мы придумали для этого много всяких трюков. Музыку стало возможно распознать, а голоса и обрывки высказываний вышли еще лучше. И голоса эти говорили по-английски.Потом ему пришло в голову, что Большое Ухо приняло какую-то случайную передачу с Земли или отраженную от одной из планет. Однако сеть не была нацелена ни на Землю, ни на другую планету нашей системы, она смотрела в пространство. Он проверил ленты за несколько прошлых лет — они содержали те же самые сигналы, когда Большое Ухо смотрело в определенном направлении.— И какие же это сигналы? — спросил Томас.— Ради Бога, Мак, давай послушаем! — взмолился Адамс.Макдональд нажал одну из кнопок на столе.
«Нужно сказать, — пояснил Макдональд, — что помех было гораздо больше, но для сегодняшнего прослушивания Сандерс вырезал почти все невнятные фрагменты. Отношение шума к звуку составляло примерно пятьдесят к одному, поэтому вы услышите около двух процентов того, что у нас есть.Звук был монофоничный, хотя шел из двух динамиков, встроенных в стену слева и справа. Он не производил такого впечатления, как наушники в аппаратной, но очаровывал, пожалуй, так же, как в первые дни существования радио, когда люди садились у детекторного, приемника, чтобы ловить едва слышные передачи.Звуки были земные, сомнений в этом не было. Музыка, иногда знакомая — увертюра к «Вильгельму Теллю», например. Голоса, говорящие главным образом по-английски, но также по-русски, по-французски, по-итальянски, по-немецки, по-испански. Английский. Музыка. С другой планеты? В этом не было смысла, и все же мы слушали.Передача очень плохая. Атмосферные помехи и различные случайные вставки порой заглушают то, что передается, а то, что доходит, слишком фрагментарно, иногда понятно, но, как правило, неясно, ничего нет целиком, голоса разные. Настоящее вавилонское смешение языков, понятное ровно настолько, чтобы слушателям казалось, будто все это имеет смысл.Несколько мгновений музыка и голоса доносятся четче, то проявляясь, то исчезая за шумами. Порой слушателям кажется, что голоса преобладают, порой прерываемые помехами, а порой создается впечатление, что эта передача помех спорадически прерывается голосами.Словно в греческом хоре голоса монотонно декламируют свои реплики, наполняя их дельфийской непонятностью.Слушатели склоняются ниже, словно это поможет лучше разобрать…»
СТУКТРЕСК может поменять свою кожу, а пантера ТРЕСКСТУК музыка: та маленькая щебетунья та с прелестным СТУКСТУКТРЕСК может чуточку СТУКТРЕСКСТУК замаскированный поборник справедливости ТРЕСКСТУКСТУК музыка СТУКСТУКСТУКТРЕСК они идут, друг СТУКСТУКСТУКТРЕСКСТУКСТУК музыка СТУКСТУКТРЕСК музыка: флаг Гудзона подними ТРЕСКСТУК я невежливый мальчик СТУКСТУКСТУК представляет падуб ТРЕСКТРЕСК музыка СТУКСТУКТРЕСК Роджерс в двадцать СТУКТРЕСКСТУК музыка: Кола подучила двенадцать ТРЕСК почти вечернюю молитву СТУКСТУК музыка ТРЕСКСТУК едва не поддал мне бампером СТУКТРЕСКТРЕСК говорит Рочест ТРЕСКСТУК музыка ТРЕСКСТУКСТУКСТУК идол вечерних выпусков Ларри СТУКСТУК музыка: au revoir миле ТРЕСКТРЕСК театрик на СТУКСТУКТРЕСК диковина для глаза ТРЕСКСТУК музыка СТУКСТУКСТУК, кто знает, что плохого СТУКТРЕСКСТУК осмелился ше ТРЕСКСТУК твой друг и советник ТРЕСКТРЕСК музыка СТУКТРЕСКСТУК еще один визит к Алленам СТУКСТУКТРЕСК оставайтесь на этой частоте СТУКТРЕСК музыка: бар-ба-сол-бар СТУК вам спальню термитов ТРЕСКСТУКСТУКСТУК в аккорде будет ТРЕСКТРЕСКСТУК в выступлении поборника СТУКСТУК музыка СТУКТРЕСК единственное, чего следует опасаться ТРЕСК а теперь Вики и СТУКСТУКСТУК здесь нет духов ТРЕСКСТУК музыка СТУКТРЕСКСТУК просьба об информации ТРЕСКТРЕСК музыка: бу-бу-бу-бу СТУКСТУКТРЕСК может ли женщина после тридцати ТРЕСКСТУКСТУКСТУК приключения шерифа СТУКТРЕСКТРЕСК музыка СТУКСТУК это какая-то плица ТРЕСК только настоящий СТУКТРЕСК ликующее сообщение ТРЕСКТРЕСКСТУК приветствую всех СТУКТРЕСКСТУК музыка СТУКСТУКТРЕСК то есть из-за парня ТРЕСК счет и еще двойную СТУК
Когда треск и голоса смолкли, Томас взглянул на Макдональда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28