Снова и снова, никем не замеченный, он кружил над ночными городами, тихо паря в темноте и с любопытством всматриваясь в огромный узор разбросанных огней и сверкающих улиц, переполненных снующими туда-сюда людьми и машинами. Он не входил в эти города и не мог понять, как их жители выносят то, что они ползают по земной поверхности, задевая и толкая себе подобных. Ему было жаль, что они никогда не испытывают, хотя бы на мгновение, дикую, чистую радость полета по бесконечному синему небу.
Когда же весеннее солнце начало припекать и поднялось выше, птицы снова собрались в шумные стаи. Дэвид тоже почувствовал, как что-то тянет его на север. И он полетел туда над проснувшейся от зимней спячки землей, неустанно разрезая воздух своими могучими бронзовыми крыльями. Его небольшая смуглая фигурка безошибочно выбирала направление.
Наконец Дэвид достиг своей цели — острова, где он прожил большую часть жизни. Остров выглядел одиноким и необитаемым, в заброшенном бунгало все покрылось толстым слоем пыли, сад зарос. Дэвид остался здесь на некоторое время, засыпая на веранде, совершая ради удовольствия долгие полеты то на запад — над деревнями и покрытыми смогом городами, то на север — над неровным, разбитым волнами побережьем, то на восток — над голубым морем до тех пор, пока цветы снова начали увядать, воздух стал морозным и что-то внутри Дэвида подсказало ему: надо снова присоединяться к большой стае крылатых существ, улетающих на юг.
С севера на юг, с юга на север. Три года он беспрепятственно мигрировал, упиваясь своей свободой. За эти три года он открыл для себя горы и долины, моря и реки, шторм и штиль, голод и жажду так, как это могут знать лишь дикие звери. И за эти годы мир привык к Дэвиду и почти забыл о нем. Он был человеком с крыльями, а по мнению людей — просто уродец; больше никогда не родится подобный ему.
Третья весна явилась концом крылатой свободы Дэвида Рэнда. Как обычно он летел дрмой, на север, и, когда уже стемнело, ощутил чувство голода. В полумраке он заметил пригородный особняк с огромным фруктовым садом и огородом, спустился вниз, надеясь подкрепиться ранними ягодами. В темноте он уже почти добрался до деревьев, как вдруг раздался выстрел. Дэвид почувствовал внезапную острую боль и потерял сознание.
Когда он очнулся, то оказался в кровати в залитой солнцем комнате. С ним рядом стояли пожилой мужчина с добрым лицом, девушка и другой мужчина, похожий на врача Дэвид обнаружил повязку вокруг своей головы и заметил, что все присутствующие смотрели на него с живым интересом.
Пожилой мужчина с добрым лицом спросил:
— Вы и есть тот самый Дэвид Рэнд, юноша с крыльями? Знаете, вы просто в рубашке родились. Понимаете, мой садовник уже давно охотится за ястребом, который ворует наших цыплят. Прошлой ночью, когда в темноте вы бросились вниз, он выстрелил до того, как смог узнать вас. Одна из пуль слегка задела вашу голову.
Девушка мягко поинтересовалась:
— Вам лучше? Доктор сказал, что скоро вы будете здоровы, как и прежде.
Она помолчала, а потом добавила:
— Наверное, нам стоит познакомиться. Это мой отец, Вильсон Холл. А меня зовут Рут Холл.
Дэвид не мог отвести от нее глаз. Он подумал, что еще никогда не встречал такой красивой, скромной девушки с черными вьющимися волосами и чуткими, обеспокоенными карими глазами. Он вдруг понял, почему каждый брачный сезон птицы с непонятной ему ранее настойчивостью разыскивали друг друга и образовывали пары. Сейчас он почувствовал что-то подобное к этой девушке. Он не раздумывал — любовь ли это, он полюбил ее с первого взгляда.
Медленно он сказал:
— Со мной все в порядке.
Но она была другого мнения:
— Вы должны остаться здесь до тех пор, пока окончательно не выздоровеете. По крайней мере, хотя бы так мы сможем загладить вину нашего слуги, который чуть было не убил вас.
Дэвид остался, пока у него заживали раны. Ему не нравился дом, чьи комнаты казались ему такими темными и душными, но он приспособился: весь день он мог проводить на улице, а ночью спать на веранде.
Не нравились ему и репортеры, и фотографы, добравшиеся до дома Вильсона Холла, чтобы разнюхать историю несчастного случая с крылатым человеком; но скоро они перестали приезжать, так как теперь Дэвид Рэнд уже не являлся той сенсацией, которой был несколько лет назад. И пока визитеры Холла смущенно поглядывали на него и на его крылья, он взлетал и убирался на это время подальше.
И всегда возвращался. Возвращался, потому что здесь была Рут.
Дэвид был готов совсем смириться, лишь бы быть поближе к Рут Холл. Его любовь к ней горела чистым огнем у него в сердце и больше всего на свете он хотел бы, чтобы она ответила ему взаимностью. Но пока он все еще ощущал себя диковатым и понимал, что из-за недостатка общения с людьми ему будет очень сложно объяснить ей, что он чувствует.
Но однажды он не выдержал и, сидя рядом с ней в освещенном солнцем саду, поведал ей о своих чувствах. Когда он закончил, мягкие карие глаза Рут выразили озабоченность.
— Ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж, Дэвид?
— Что? Да, — ответил он немного озадаченно. — Так это называют люди, когда спариваются, да? И я хочу, чтобы ты была моей самкой.
Она горестно заметила:
— Но, Дэвид, твои крылья.
Он засмеялся.
— А что такого? С моими крыльями все в порядке. В данном случае они не пострадали. Смотри!
Он по-прежнему мог носить только шорты на своем маленьком смуглом теле.
Рут попыталась ему объяснить:
— Дэвид, я не это имела в виду. Я хотела сказать, что твои крылья делают тебя непохожим на кого-либо еще. Конечно, прекрасно, что ты умеешь летать, но крылья настолько отличают тебя от других людей, что все смотрят на тебя, как на урода.
Дэвид опешил:
— И ты тоже так считаешь, Рут?
— Ну конечно, нет, — ответила она. — Но это немного ненормально, нелепо, что у тебя крылья.
— Нелепо? — поинтересовался он. — Но почему? Ведь это совсем не так. Это просто прекрасно иметь возможность летать. Посмотри!
И он взлетел на своих больших крыльях, поднимаясь все выше и выше, до самых небес, ныряя и мчась стрелой, кружась там, как ласточка, а затем камнем полетел вниз и осторожно приземлился рядом с ней.
— Разве есть в этом что-то нелепое? — радостно воскликнул он. — Рут, почему ты так думаешь? Я хочу, чтобы ты полетала со мной, я крепко прижму тебя к себе, и ты сможешь насладиться полетом, как и я.
Девушка содрогнулась.
— Я не могу, Дэвид. Я знаю, это глупо, но когда я вижу тебя в небе, ты больше похож на птицу, на какое-то летающее существо, на что-то нечеловеческое.
Дэвид Рэнд печально взглянул на девушку.
— Значит, ты не выйдешь за меня? Из-за моих крыльев?
Он крепко сжал ее своими сильными смуглыми руками, его губы жадно искали ее полные губы.
— Рут, теперь, когда мы встретились, я не могу жить без тебя. Я не могу!
Как-то ночью после этого разговора Рут, немного колеблясь, предложила Дэвиду выход из сложившейся ситуации. Луна серебрила своим мягким светом сад и поблескивала на сложенных крыльях Рэнда, когда он присел рядом с девушкой и заглянул ей в глаза.
Тогда она и сказала:
— Дэвид, если ты действительно меня любишь, то ты должен решиться на кое-что, и тогда мы сможем пожениться и быть счастливыми.
Он воскликнул:
— Я на все согласен! Ты ведь знаешь!
Рут все еще долго не решалась сказать ему, что он должен сделать, но наконец, собравшись с силами, заговорила:
— Твои крылья — они стоят между нами. Я не смогу жить с мужем, который представляет собой больше птицу, чем человека, с мужем, которого все будут считать капризом природы, уродцем. Но если ты решишься избавиться от них…
Он непонимающе смотрел на нее.
— Избавиться от моих крыльев?
Она поспешила объяснить ему:
— Это достаточно просто, Дэвид. Доктор Вайт, который осматривал тебя и лечил твою рану, сказал мне, что это достаточно просто: ампутировать твои крылья у их основания. Тебе не будет угрожать никакая опасность и на твоей спине останется лишь небольшой след-рубец от ампутированной конечности. И после этого ты станешь обыкновенным мужчиной, не будешь уродом. — Рут помолчала, вздохнула и добавила — ее лицо было в этот момент таким трогательным, таким искренним: — Мой отец введет тебя в бизнес, у тебя будет своя доля в фирме, и из ненормального, странствующего, получеловеческого создания ты превратишься в… в похожего на нас. И мы сможем стать такими счастливыми!
Дэвид Рэнд стоял как громом пораженный.
— Ампутировать мои крылья?. — повторил он, все еще не веря своим ушам. — Ты не будешь моей, если я не сделаю этого?
— Я не могу, — с болью в сердце ответила она. — Я люблю тебя, Дэвид, правда, люблю, но хочу, чтобы мой муж был похож на мужей других женщин.
— И я больше никогда не смогу летать, — тихо произнес он.
При лунном свете его лицо стало белее мела.
— Я буду прикован к земле, как и все остальные! Нет! — закричал он и вскочил на ноги. Его чувства менялись с молниеносной быстротой.
— Я не хочу! Я не стану похожим на… на…
Он не смог закончить фразу. Рут закрыла лицо руками и заплакала. Весь его гнев прошел. Он наклонился к ней, отнял ее руки от лица и, сильно переживая, заглянул в ее нежное, мокрое от слез лицо.
— Не плачь, Рут! — умолял он. — Ты только не подумай, что я не люблю тебя. Это не так. Я люблю! Люблю тебя сильнее всего на свете! Но я никогда не думал расставаться с крыльями. Это предложение очень взволновало меня. Иди в дом, а я должен немного подумать.
Она поцеловала его дрожащими губами и пошла по аллее, исчезнув в лунном свете, а Дэвид Рэнд остался, пребывая в замешательстве и расхаживая взад-вперед под холодным и насмешливым взглядом серебристой луны.
Отказаться от крыльев? И больше никогда не парить по небу, не нырять в облака, не бросаться вниз, рискуя разбиться, но каждый раз в последнюю секунду уходя от столкновения с землей? И больше никогда, мчась изо всех сил, не испытать опьяняющего сумасшедшего чувства неукротимой свободы? Или отказаться от Рут? Отвергнуть это слепое, непреодолимое стремление каждого его атома к любимой девушке, чтобы всю оставшуюся жизнь ощущать горечь одиночества и тоски по ней? Как же он это выдержит? Он не сможет. И НЕ БУДЕТ.
Дэвид стремительно направился к дому и встретил ждущую его на залитой луной террасе девушку.
— Дэвид?
— Да, Рут. Я согласен. Ради тебя я готов на все.
Счастливая, она бросилась ему на грудь.
— О Дэвид! Я знала, что ты действительно меня любишь! Я знала это.
Через два дня Дэвид Рэнд очнулся от анестезии в палате госпиталя. Он чувствовал себя плохо, ощущая дикую боль в спине. И немного странно. Над его кроватью наклонились доктор Байт и Рут.
— Ну, молодой человек, все прошло как нельзя лучше, — сказал доктор. — Через несколько дней мы вас выпишем.
Глаза Рут сверкали от счастья:
— В день выписки, Дэвид, мы и поженимся.
Когда они ушли, Дэвид тихонько ощупал свою спину. От его крыльев остались только перевязанные выступающие культяшки. Он мог двигать их мускулами, но до него не доносился характерный шум шелестящих крыльев. Дэвид чувствовал себя странно и ошеломленно, как будто потерял часть себя. Но он старался думать только о Рут. Рут его ждет!
А она действительно ждала его, и когда он покинул госпиталь, они поженились. Окунувшись в ее сладкую любовь, Дэвид окончательно забыл и свои странные ощущения, и даже то, что у него вообще когда-то были крылья и он как птица странствовал по небу.
Вильсон Холл подарил своей дочери и зятю белый коттедж на покрытой лесами возвышенности рядом с городом, ввел Дэвида в свой бизнес и очень терпеливо относился к тому, что у зятя не было такого уж явного интереса к коммерческим делам. И каждый день Дэвид отправлялся в город на своей машине, работал в офисе, а потом спешил домой с единственной желанной мыслью: поскорее приехать и отдохнуть у камина с лежащей на его плече Рут.
И он знал, что скажет жена.
— Дэвид, а ты не жалеешь о своем решении? — первой спросит Рут, опасаясь его ответа.
А он засмеется и ответит:
— Ну конечно, нет, Рут! Быть с тобой — это единственная радость в моей жизни.
И самому себе Дэвид говорил, что он не грустит о потере крыльев. То, что он с шумом летал по небу, теперь казалось ему странным сном. И Дэвид сам себя убеждал в том, что только сейчас он проснулся и познал истинное счастье.
Вильсон Холл как-то сказал дочери:
— Дэвид очень хорошо входит в курс дела. Я боялся, что он навсегда останется диким, но он отлично справляется с работой.
Рут была счастлива и с удовольствием согласилась с отцом:
— Да, я знала, что у него все получится. И сейчас он всем очень нравится.
Она была права, так как те, кто раньше косо посматривал на молодых, теперь признали, что их женитьба все же не была ошибкой.
— Он и правда очень милый. И если бы не небольшие бугорки на его плечах, никогда и не подумаешь, что когда-то он так сильно отличался от всех остальных, — говорили люди на улице.
Так проходили месяц за месяцем.
В небольшом коттедже на возвышенности царило настоящее счастье до тех пор, пока не пришла осень. Каждое утро мороз серебрил лужайки, а листья клена стали похожи на картины абстракциониста.
Одной осенней ночью Дэвид вдруг проснулся, сам удивляясь, что вдруг потревожило его сон. Рядом с ним, тихо посапывая, продолжала мирно спать Рут. Все было тихо.
И тут он услышал. С морозного неба доносился далекий, едва уловимый свистящий призывный крик, который взволновал его. Для Дэвида он звучал смутным напоминанием о безграничной свободе.
Дэвид тотчас же понял, что это может означать. Его сердце учащенно билось, когда он распахнул окно и вгляделся в ночное небо. И вот там, наверху, рядом со звездами, он увидел их — длинные, проносящиеся со свистом вереницы перелетных птиц, направляющихся на юг. На мгновение в сердце Дэвида зародилось дикое желание выпрыгнуть из окна и помчаться за ними в эту прекрасную холодную ночь.
Инстинктивно на его спине заиграли мускулы. Но на самом деле под пижамой задвигались лишь культи его крыльев. И вдруг силы покинули его.
1 2 3 4