https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/iz-kamnya/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– Берегитесь, поэт. Вы скоро скатитесь до уровня тех безумных матерей, которые шьют сеннинбари».
Одагири имел в виду «пояса с тысячью стежков», которые изготавливали матери камикадзе для своих сыновей. Каждая мать искала тысячу молодых целомудренных девушек и просила их сделать по одному стежку на поясе. Считалось, тем самым ритуальному предмету придавались особая чистота и сила.
«Я бы тоже с удовольствием прошил этих девственниц и мамаш, – продолжал Одагири, – сунул бы им свою намазанную вазелином культю в мохнатку. Вы, Хираока, как и я, признаны годным к нестроевой службе, потому что тоже являетесь инвалидом. Вы можете написать свой последний шедевр на бумаге, но уверяю вас, вы не погибнете в бою».
«Я предчувствую гибель Японии. Она неизбежна».
«Неизбежно то, что мы с вами останемся жить. Мы оба – сироты вице-адмирала Ониси и обречены пережить не только гибель Японии, но и куда худшие беды. Мы увидим полное, тотальное, заслуженное унижение сотни миллионов кретинов».
Откровенный цинизм Одагири поразил меня. Моя искренняя романтическая убежденность в необходимости умереть за императора, во имя спасения Японии, была поколеблена. Одагири разоблачил мой самообман, но все же я не испытывал разочарования. Я и Одагири были противоположностями, но крайности двух калек – цинизм и вера – сходились и крепко связывали нас.
Я внимательно наблюдал за своим начальником. Одетый в морской френч, в фуражке набекрень, он во время обеденного перерыва часто сидел с одной из помощниц бухгалтера, стараясь очаровать мисс Персик. Одагири называл всех женщин, способных удовлетворить его чрезмерные сексуальные аппетиты, «мисс Персик». Я видел, как он клал свою правую руку, то есть культю, на спину взволнованной, вспотевшей мисс Персик. Его увечье вызывало жалость у женщин, и он мстил им за это, пользуясь их состраданием в своих целях с бессердечностью, свойственной калекам.
Мой мочевой пузырь всегда реагировал на сирены воздушной тревоги, и я первым бежал в бомбоубежище. Одагири, напротив, никогда не спешил прятаться и смеялся надо мной.
«Это так вы готовитесь к славной смерти на поле боя, младший клерк Хираока? – спрашивал он. – Или вам срочно приспичило выбежать в туалет?»
Он находил садистское удовольствие в том, чтобы остановить меня и заставить ждать.
«Я сделал важное открытие в области сексуальной психопатологии, – как-то заявил он. – Сигнал воздушной тревоги вызывает у меня эрекцию, а у среднестатистической мисс Персик в это время увлажняется промежность. Мы сходим с ума от страсти. И когда контора и весь завод пустеют, мы можем предаваться ей в свое удовольствие. Это просто чудо! Я прислоняюсь к пропеллеру, расстегиваю ширинку, и горячие губы мисс Персик быстро доводят меня до экстаза. Представьте только эту картину! Рекомендую вам последовать моему примеру. Возможно, одна из чирикающих пташек Нагумо согласится составить вам компанию. Но если вы все же предпочитаете опрометью бежать в безопасное место, мой маленький славный герой, – тогда в добрый путь! Банзай!»
Постепенно я начал понимать, что Одагири во многом прав. Может быть, действительно, славная гибель на войне – всего лишь миф, недостижимая мечта? Ведь смерть на поле боя – это, по существу, такое же паническое бегство, но только не от врага в бомбоубежище, а ему навстречу. Я со своим слабым мочевым пузырем, пожалуй, обмочился бы, прежде чем штык противника войдет в меня. И моя гибель из славной превратилась бы в бесславную. Позорно умирать, наделав в штаны. Что хуже? Обречь себя на жизнь или умереть, дрожа как последний трус? Я до одури, до тошноты размышлял над этой ужасной альтернативой. И не знал, что выбрать.
«Что с вами, младший клерк Хираока?» – удивленно спросил Нагумо, оторвав глаза от работы.
Погрузившись в размышления, я забылся и с выражением боли и отвращения к себе громко пробормотал что-то, как человек, которому снится кошмарный сон.
«Оставьте его в покое, Нагумо, – сказал Одагири. – Он просто произнес вслух бессмертную строчку из своего последнего шедевра. Можем ли мы узнать, какой теме вы посвятили свое новое гениальное произведение, сэнсэй?»
«Я пишу пьесу для театра Но о Сайго».
«Прекрасная тема! Мятеж и его провал».
Слушая наш разговор, Нагумо с недовольным видом качал головой.
«Даже Сайго Великий не избежал ваших насмешек, господа», – проворчал он.
Это была самая пространная жалоба, которую я когда-либо слышал от нашего бухгалтера.
Сайго Такамори, Сайго Великий, действительно возглавил мятеж, который был подавлен. Но до этого Сайго являлся одним из вдохновителей Реставрации Мэйдзи, фельдмаршалом императорской армии и государственным советником. Его действия после реставрации императорской власти кажутся загадочными. Почему верный сторонник императора решил в 1877 году поднять мятеж самураев клана Сацума и тем самым выступить против своих бывших коллег, олигархов Мэйдзи, развязав гражданскую войну? Ведь Сайго совершал акт предательства по отношению к правительству, созданию которого сам способствовал. Дело скорее всего в инакомыслии Сайго. Он выступал против успеха модернизации. В результате мятежные самураи потерпели сокрушительное поражение от императорской армии, состоявшей из призванных на военную службу крестьян. Примечательно, что Сайго в свое время помогал созданию армии нового образца. Он стоит в одном ряду с таким героем-неудачником, как Осио Хейхакиро. Преследуемый Сайго закончил свои дни в пещере Сирояма, расположенной к северу от залива Кагосима. Он вспорол себе живот. По иронии судьбы, лозунгом Сайго было одно из конфуцианских правил: «Уважай Небо, люби Человечество». При этом под человечеством Сайго понимал крестьянство, то самое сословие, которое сыграло решающую роль в подавлении его мятежа.
Но история восстания Сайго на этом не закончилась. Через несколько лет после гибели его реабилитировало то же правительство, против которого он поднял вооруженный мятеж. Его духу посвятили одно из синтоистских святилищ. Он стал божеством, его отождествили с планетой Марс, переименовав ее в Сайго-боси, то есть «звезду Сайго». Его стали изображать в образе Будды, одетого в армейскую форму. Сайго Великому, словно идолу, поклоняются и либералы, и экстремисты как правого, так и левого толка. Почему так происходит? Потому что он воплощает веру в то, что сегодняшняя неудача при жизни следующего поколения может обратиться в успех.
Мой выбор этого величайшего неудачника, которого фольклор сделал народным святым, очевидно, не понравился Одагири.
Он сидел с кислым выражением лица, кривя губы и устремив в пространство свои близко посаженные крысиные глазки.
«Да вы, оказывается, гадкая тщеславная змея, недостойный клерк Хираока. Зачем вы выбрали в качестве персонажа последнего самурая? Сайго сбил самураев с толку, поднял безрассудное восстание, которое окончательно уничтожило это сословие. Таким образом он сыграл на руку правительству Мэйдзи, сделав в будущем невозможным организованное сопротивление. Почему Сайго поступил подобным образом? Почему заставил сословие самураев совершить самоубийство? Потому что вестернизация, которую принесла с собой реставрация императорской власти, оскорбляла его? Потому что ему не позволили предпринять вторжение в Корею? Потому что ему хотелось погибнуть смертью мученика? Нет, ничего подобного. Он сделал то, что сделал, потому что жизнь показалась ему слишком утомительной. Все нынешние безобразия творятся из-за этой его прихоти. Вот – наследие, оставленное нам Сайго Великим… – Одагири махнул культей в сторону цеха, в котором собирали боевые самолеты. – Это производство взрывающихся гробов для тех, кто стремится умереть молодым и удостоиться почетного звания „Божественного Ветра“. Однако американцы называют камикадзе спятившими бомбометателями. Наши власти разыгрывают последнюю козырную карту благородной неудачи, называя ее громкими словами „ямато дамасии“ – „победа японского духа“ над материальным преимуществом американцев, но на самом деле это всего-навсего глупый нигилистический каприз Сайго-боси».
Одагири швырнул свою авторучку в угол комнаты. Нагумо с упреком посмотрел на него поверх очков.
«Господа, прошу вас…» – промолвил он.
Мисс Персик, одна из помощниц Нагумо, быстро встала, подняла с пола авторучку и положила ее на стол Одагири.
«Боюсь, что перо сломалось», – промолвила она.
«Отдайте ручку Хираоке, – буркнул Одагири. – Пусть напишет себе эпитафию».
Я взял ручку, которую мне протянула Киёко, и посмотрел на сломанное перо. Яростная речь Одагири задела меня за живое. Я чувствовал, что моя вера поверхностна по сравнению с его глубокими искренними верованиями, которые были обмануты и обернулись сплошным разочарованием. В душе Одагири все еще оставался идеалистом, каким был в юности, когда вступал в «Лигу Крови».
«Вы несправедливы, Риокан, – сказал я. – В моей пьесе речь идет вовсе не о восстании самураев из клана Сацума, не о его разгроме и не о славном самоубийстве Сайго в пещере Кагосима. Я пишу о том, о чем вы просили меня задуматься… О необходимости жить, если ты лишен возможности умереть так, как подобает».
«Не понимаю, о чем тут лепечет этот земляной червь!»
«В моей пьесе, как в классическом театре Но, действует терзаемый муками призрак. Это дух графа Окубо Тосимити, соперника и бывшего друга Сайго. Он предал Сайго, а весной 1878 года был убит группой бывших самураев».
«Ну хорошо, расскажите подробнее о своем замысле, жалкий инвалид», – потребовал Одагири, ловко скручивая себе одной рукой сигарету.
Я поделился с Одагири идеями, почерпнутыми из пьесы У. Б. Йейтса «У Ястребиного источника». Когда даймё из клана Сацума, Симацу Нариакира, умер, Сайго шел тридцатый год. Он хотел совершить дзунси, ритуальное самоубийство слуги после смерти господина. Однако друг Сайго, Гессо, священнослужитель секты хоссо в Киото, отговорил его от этого шага. Гессо убедил Сайго, что тот должен жить для блага народа. Гессо был ярым сторонником реставрации императорской власти. Тайная полиция бокуфу считала его предателем, и вскоре он вынужденно скрывался от преследования властей. Сайго и Гессо решили отправиться морем в Кагосиму и там, в бухте ночью при полной луне утопиться. Однако Сайго остался жив. Никто так никогда и не узнал, почему его попытка покончить жизнь самоубийством потерпела неудачу. Каждый год Сайго отмечал годовщину смерти своего любимого друга, посвящая его духу стихотворение. Может быть, Гессо и во второй раз спас его, не дав покончить с собой?
«Что за жалкую аналогию вы здесь пытаетесь провести? – прервал меня Одагири. – Хотите навязать мне роль Гессо? Но я и не думал спасать вас от самоубийства. Что же касается вас, вы и в подметки не годитесь Сайго, низкорослый клерк Хираока!»
«А вы знаете, какого роста и телосложения был Сайго?»
«Огромного, он был похож на сумоиста. Но какое значение имеет его рост и вес?»
«Большое, если учесть сделанное мной открытие».
Но тут начался воздушный налет, и вой сирены заглушил мои слова. Этот шум сразу же вызвал у меня условный рефлекс, как у собаки Павлова. Мне захотелось сорваться с места и броситься в бомбоубежище. Одагири следил за мной, кривя губы, которые на этот раз почти сложились в улыбку.
«Умираете от страха и готовы заползти в щель, как пугливое насекомое, мой маленький поэт, воспевающий подвиг камикадзе?»
Сгорая от стыда, я застыл за своим столом.
Нагумо спокойно прореагировал на сирену. Встав, он не спеша убрал бумаги и тяжело вздохнул.
«Ни минуты покоя», – пробормотал старый бухгалтер и велел двум своим Персикам покинуть контору.
Он явно не желал оставлять девушек наедине с таким опасным хищником, как Одагири.
У двери Нагумо задержался и, обернувшись, проговорил:
«Хочу напомнить вам, интендант Одагири и младший клерк Хираока, что во время воздушной тревоги запрещено оставаться на рабочих местах».
«Мы сейчас спустимся в бомбоубежище, бухгалтер Нагумо», – успокоил его Одагири.
«Хорошо».
Нагумо закрыл за собой дверь. Теперь нас окружали только безмолвные чучела птиц.
У меня страшно болел мочевой пузырь. Казалось, он вот-вот лопнет.
«Что это?» – спросил Одагири, глядя сверху вниз на цветную иллюстрацию из медицинского учебника, лежавшего на моем столе.
«Увеличенное изображение филарии, – ответил я, – червя, паразита крови, родиной которого являются острова Тихого океана и некоторые районы Китая. Филарии вызывают анемию хлоротического типа, слоновую болезнь ног и элефантиаз половых органов. Элефантиаз возникает, когда зрелые черви – такие, каких вы видите здесь на рисунке, – закупоривают лимфатические сосуды таза».
«И что из того?»
Крупицы табака из свернутой сигареты Одагири упали на страницу и покатились по ней, словно ожившие черви-филарии.
«А то, что я сделал открытие. Тучность Сайго, колоссальные размеры его тела были результатом болезни, филариоза».
«Да вы просто злобный ублюдок, Хираока! Гадкое, отвратительное существо. – Механический коготь Одагири впился мне в спину. – Вы вырыли из могилы нашего легендарного героя и установили, что все его тело изъедено омерзительными червями?
Элефантиаз гениталий, такой диагноз вы поставили? Другими словами, Сайго был жирным парнем с огромным пенисом».
«Огромным и вызывавшим у него болезненные ощущения».
«И вы считаете, что он совокуплялся со своим другом Гессо?»
«Этого я не знаю».
«Конечно, вы этого не знаете наверняка, но это можно предположить. Готов поспорить, что у вас те же проблемы. У вас чрезмерно большой половой член, который плохо функционирует из-за недоразвитости яичек».
Одагири чиркнул спичкой и прикурил свернутую сигарету. Однако он не сразу потушил огонь, а поджег сначала банкноту из пачки, которую я приготовил для выдачи зарплаты. Голубая купюра достоинством в 100 иен, с изображенным на ней портретом императора, вспыхнула и быстро сгорела. Одагири внимательно наблюдал за тем, как она превращается в пепел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90


А-П

П-Я