Выбор поддона для душевого уголка
Всего лишь одно слово…
Но, несмотря на всю решимость сразить его своим взглядом, она вдруг почувствовала, как из глаз выкатились непрошеные слезы и, повергая ее в смятение, покатились по щекам. Она быстро опустила голову, понимая, что это проявление слабости еще больше унижает ее. И тут услышала, как он быстро и резко втянул в себя воздух, как будто ее слезы поразили его. Потом сделал шаг в сторону, опять вскочил в седло, приложил руку к полям своей шляпы и, когда жеребец танцующей поступью двинулся прочь, голосом, скрипучим, как наждак, проговорил:
— Нам надо серьезно поговорить. А пока что adios. Прощайте.
— Дон Хавьер вернулся, — прошептала Роза, едва шевеля губами и на цыпочках подходя к Кэти, стоявшей у кроватки спящего ребенка. — Он попросил меня передать вам, что хотел бы поужинать сегодня с вами. В девять часов.
О Господи! Кэти быстро отвернулась, делая вид, что хочет прикрыть деревянные ставни на окнах, а на самом деле — чтобы скрыть прилившую к лицу краску. Хавьер был в отъезде целых три дня. Она не видела его с тех пор, как они расстались у ограды, и с удовольствием не видела бы всю оставшуюся жизнь. Она просто не представляла, как ей удастся вынести новую встречу. Три прошедших дня не смягчили ее стыда. Что он думает обо мне? Нет, гораздо важнее, что я сама думаю о своем поведении!
— Esta bien? — тревожно спросила Роза, и Кэти обернулась к ней, заставив себя улыбнуться.
— Да, все в порядке. А вы приглядите за Джонни?
Этого можно было и не спрашивать. Роза обожала малыша. Она улыбнулась и шепотом подтвердила:
— Конечно. В любое время, вы же знаете. — Ее глаза засияли, когда она заглянула в кроватку. — Я не такая современная, как мои сестры. Одна изучает право, другая работает переводчицей в Брюсселе. А я мечтаю только об одном: выйти замуж и завести дюжину детей! А вы? — Не дождавшись ответа, Роза продолжила, и ее большие карие глаза стали печальными: — В один прекрасный день вы тоже выйдете замуж. И у вас будут еще дети. — Пальцы Розы осторожно пробежали по мягкому одеяльцу, которым она укрыла Джонни. — Наверное, вам было очень грустно, когда умер дон Франсиско. Но когда-нибудь другой человек займет его место в вашем сердце.
Для Кэти было невыносимо лгать и притворяться, особенно стыдно было обманывать Розу и принимать это незаслуженное сочувствие. Она едва не поддалась порыву рассказать всю правду. Если бы дело не касалось Джонни, она так бы и поступила. Но она не имела права рисковать и потому ответила внезапно охрипшим голосом:
— Может быть. А теперь, пожалуй, мне пора одеваться.
Дело не в том, что мне нужен целый час, чтобы приготовиться к ужину с Хавьером, подумала она раздраженно, когда Роза тихонечко вышла из комнаты, просто мне вообще не хочется с ним общаться.
Она не знала, как вынесет весь этот ужин, который, если судить по первому разу, растянется как минимум на пару часов. Но у нее не оставалось иного выбора, как подчиниться королевскому приказу. Если отказаться, он наверняка заподозрит, что память обо всем, что произошло в сосновой роще, преследовала ее все эти дни, лишила покоя и сна.
Оставалось только делать вид, что ничего особенного не произошло. Пусть он сочтет, что такого рода приключения бывают у нее чуть ли не каждый день и не занимают практически никакого места в ее памяти, потому что их слишком много.
Кэти быстро приняла душ, надела простую голубую хлопчатобумажную юбку и более темную блузку без рукавов, а волосы заплела в косу, уложив ее вокруг головы наподобие короны. Теперь он не сможет пожаловаться на то, что ее вид нарушает стиль его дома, и, что гораздо важнее, не сможет обвинить ее в том, что она вырядилась ради него.
Когда она вошла в столовую, у нее невыносимым узлом стянуло живот, нервы были на пределе. Но часом позже, когда они уже пили кофе во внутреннем дворике — patio, — это ощущение полностью исчезло.
В самом начале ужина Хавьер предложил ей бокал ?Fino?, от которого она решительно отказалась. Он занимал все ее мысли, и она не знала, как справиться со своими чувствами, с желанием, которое моментально и со страшной силой затопило все ее существо. Желанием почувствовать его губы, его руки на своем теле еще и еще раз, вновь вернуть те восхитительные ощущения, которые он подарил ей в мягкой тени сосен.
Ее лицо, все ее тело заливало краской, и ей пришлось изо всех сил стиснуть руки, так что побелели костяшки пальцев под уже слегка загоревшей кожей, чтобы унять дрожь. Но даже если он что-то и заметил, то никак не отреагировал и вел себя так, будто между ними ничего не произошло: рассказывал о том, что провел три дня в Севилье по делам, описывал город, его музеи, роскошные магазины и все, чем обычно интересуются приезжие.
Он был вежлив и безразличен, а его непринужденность позволила ей расслабиться, забыть о том, что стояло между ними.
— Если вы приедете в Севилью — очень советую, ведь это совсем рядом, — вам надо сесть за столик с бокалом вина в каком-нибудь кафе на Пласа-дель-Триунфо и не отрываясь смотреть на Гиральду — самый красивый в мире минарет, — говорил он ей, провожая в patio. — Лучше всего вечером, как это делают жители Севильи. Они прогуливаются по улицам и разглядывают прохожих.
— Звучит заманчиво. — Теперь Кэти уже настолько пришла в себя, что могла отпускать какие-то реплики. Ей не хотелось напоминать ему, что такое путешествие маловероятно с младенцем на руках и очень скромным количеством денег в кошельке. В голову ей закралось подозрение, что, возможно, он пытается избавиться от нее из каких-то хитроумных соображений, но она тут же отмела его и уселась за стол возле стены, увитой пурпурной бугенвиллеей. Надо выпить всего лишь чашечку кофе, а потом, уже не рискуя показаться невежливой, я смогу удалиться, думала она. Причем ничего неприятного или двусмысленного сегодня сказано не было.
Она потянулась за кофейником, но Хавьер тут же доказал ей, что она заблуждается, ошеломив ее словами:
— Я хотел бы официально усыновить Хуана и вырастить его здесь как коренного андалузца… Нет уж, выслушайте меня до конца, — приказал он с полной достоинства вежливостью, едва Кэти открыла рот, чтобы решительно отвергнуть даже саму возможность подобного. — Ему надо привыкнуть к своему наследству, жить и расти вместе с ним, уметь управлять им с ответственностью за всю деловую империю, которая в один прекрасный день станет его собственной. И это не только виноградники и винодельни, но и участие семьи Кампусано в производстве пшеницы, оливок, молочных продуктов, в конных заводах, отелях и иностранных инвестициях. Как я уже говорил вам, сын Франсиско — мой наследник. И он вряд ли будет благодарен вам, если по прошествии лет, когда он должен будет заменить меня, выяснится, что он понятия не имеет, как со всем этим управляться. — Серые глаза Хавьера под нахмуренными бровями были темными и мрачными, как будто он был твердо намерен навязать ей свою волю.
Кэти сидела не шевелясь. Ее до костей пробирала дрожь, несмотря на теплый вечерний воздух. Голос Хавьера был темен и страшен, в нем отчетливо слышалась угроза, а неоспоримость и важность доводов просто подавляла.
— У меня прекрасный штат управляющих, они руководят каждодневной работой наших разнообразных предприятий. Но в конечном итоге все нити сходятся к главе семьи. Основные решения принимать ему, и только ему, причем решения эти зачастую очень непростые, жизненно важные. И чтобы принимать их с полной ответственностью, глава семьи в любое время должен прекрасно представлять, что он делает. Вы понимаете меня?
Кэти изо всех сил старалась не понимать и потому быстро и, пожалуй, чересчур резко сказала:
— У Джонни есть и английские корни. Или вы предпочитаете забыть о них? — Говоря это, она прекрасно знала, что именно это он и предпочитает. Андалузская гордость заставляла его напрочь забыть об англичанке, которая хоть и дала жизнь его племяннику, но больше ничего собой не представляла. Карьера второстепенной модели — позади, и весьма смутная надежда на карьеру живописца — впереди. Зачем вообще принимать ее в расчет?
— Конечно же, нет, — возразил он, но каким-то слишком спокойным голосом. — Хуан получит образование в Англии, как когда-то его получили там и Франсиско, и я. Если пожелаете, вы тоже можете остаться здесь, тогда вы будете уверены, что он получит всю ту заботу и ласку, которой заслуживает. Смею вас уверить, всего этого у него будет в избытке. Наверное, не стоит даже и говорить о том, что финансовых средств у нас для этого достаточно. — Хавьер откинулся на спинку кресла, приглушенные отблески света упали ему на лицо. — Что вы на это скажете?
— Нет.
Видеть любимое дитя под полной властью этого… этого жестокосердого деспота и его матери, которая так и не удосужилась взглянуть на собственного внука? Никогда! Да еще и мне придется торчать здесь бледной тенью, лишь издали беспомощно наблюдая за Джонни, за тем, как он живет расписанной по минутам жизнью. Ни за что!
— Сеньор, — выдавила она из себя, с трудом соблюдая спокойствие. — Если я и не в состоянии дать Джонни все те финансовые преимущества, которые можете дать ему вы, то я могу дать ему все остальное, включая и будущую карьеру по его собственному выбору. Я его… его мать. — Язык виновато споткнулся на этой откровенной лжи. — И я не отдам его вам. Но, — быстро добавила она, понимая, что иначе он немедленно отправится в суд, — я разрешаю вам видеться с ним каждый раз, когда вы бываете в Лондоне, и привозить его сюда на праздники, когда он подрастет и будет осознавать, что наполовину испанец.
Хавьер ничего не ответил. Долгое молчание стало невыносимым. Причем говорило оно гораздо больше, чем любые слова. Это полностью выбивало ее из колеи, и, когда стало уже невмоготу, Кэти рывком поднялась на ноги. Хавьер встал тоже, его дыхание коснулось ее щеки.
— Тогда я женюсь на вас, — спокойно сказал он. — Пожалуйста, сядьте.
Кэти села. Ничего другого не оставалось, ибо ноги отказывались держать ее. Выйти за него замуж?
Усевшись тоже, на этот раз напротив нее, спиной к свету, видимо, чтобы она не смогла видеть выражение его лица, Хавьер признался:
— Когда я впервые пришел к вам в Лондоне, я был уверен, что вы предпочтете свободу и финансовую независимость всем сложностям, всем проблемам и жертвам, связанным с воспитанием ребенка без отца. Но оказалось, что я не прав. — Удивление, послышавшееся в его голосе, в другое время, может, и позабавило бы ее, но только не в этот раз. Сейчас же ее била отчаянная дрожь. А он продолжал — с мягкой, но твердой решимостью: — Для блага Хуана я готов жениться на вас и официально усыновить его как собственного сына. По понятной вам причине я не хотел доводить дело до этого, однако… — Хавьер легко пожал широкими плечами, но благодаря безупречному покрою его костюма этого нельзя было не заметить. — Наш брак станет идеальным выходом из создавшегося положения. И конечно же… — он встал во весь рост, — этот брак будет чисто формальным. Пойдемте. — Он протянул руку. — Я провожу вас в вашу комнату. Вы замерзли.
Кэти ничуть не замерзла. Она дрожала от внутреннего напряжения. Но тем не менее встала и, игнорируя его руку, пошла следом за ним через двор, тщательно выдерживая дистанцию. Как о чем-то само собой разумеющемся, он заявил:
— Выйдя за меня замуж, вы будете под защитой моего имени, а Хуан станет законнорожденным. Но вам надо очень тщательно все взвесить, прежде чем дать окончательный ответ. У моей жены репутация должна быть вне всяческих подозрений. Сможете ли вы соответствовать этому целомудренному будущему?
Кэти чуть не задохнулась, подавив готовый было вырваться крик, и ничего не ответила. Они дошли до двери ее комнаты в полном молчании, и она так и ушла бы, если бы он не заступил ей путь.
— Завтра мы едем в Херес, чтобы моя матушка могла познакомиться со своим внуком. Ваш ответ нужен мне утром. Если вы согласитесь, мы сразу сможем объявить ей об этом. Она очень консервативна в своих взглядах, и ей будет приятнее, если я усыновлю Хуана как собственного сына. Должен предупредить вас: если ответ будет отрицательным, я пройду через все возможные и невозможные суды, чтобы обрести законную опеку над сыном моего брата.
В первый раз с тех пор, как он сделал ей это оскорбительное предложение о замужестве, Кэти увидела его лицо. Выражение было серьезным, пожалуй, даже высокомерным. Но в глазах стоял лед.
Никогда в жизни Кэти не чувствовала себя такой одинокой и запуганной.
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Сколько времени вам нужно? — тихо спросил он, учитывая, что сзади сидели Роза и Джонни, однако в голосе слышалась нотка нетерпения. И это сразу же вернуло Кэти к действительности.
Как бы защищаясь от всего происходящего с ней, она сконцентрировала внимание на старых кварталах Хереса и старалась, чтобы Хавьер не попадал в поле ее зрения. Лишь иногда она мысленно восхищалась тем, как он управляет большим автомобилем: с легкостью, которой можно только позавидовать, вписывается в тесный лабиринт старинных улочек.
Как ни странно, она хорошо спала прошлой ночью, отогнав от себя все мысли о предложении Хавьера, потому что думать тут было не о чем.
Даже если бы она была родной матерью Джонни, она никогда не связала бы себя с человеком, которому брак нужен только для того, чтобы все выглядело пристойно. Она никогда добровольно не приговорила бы себя к той безрадостной жизни, которую он ей обещал, — жизни, лишенной любви, взаимоуважения и дружеских отношений.
А так как она была не матерью Джонни, а всего лишь теткой, предложение Хавьера было вдвойне неприемлемо, хоть он и не знал об этом. Если б она согласилась на замужество, конечно, только ради благополучия ребенка, тогда вся ее ложь сразу выплыла бы наружу и Хавьер Кампусано просто уничтожил бы ее.
И потому ей оставалось только тянуть время. Когда этим утром Хавьер спросил, какое решение она приняла, Кэти состроила благочестивую мину и ответила, что не может так быстро принять столь важное решение. На самом-то деле ей нужно было решить, каким образом вернуться вместе с Джонни в Англию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Но, несмотря на всю решимость сразить его своим взглядом, она вдруг почувствовала, как из глаз выкатились непрошеные слезы и, повергая ее в смятение, покатились по щекам. Она быстро опустила голову, понимая, что это проявление слабости еще больше унижает ее. И тут услышала, как он быстро и резко втянул в себя воздух, как будто ее слезы поразили его. Потом сделал шаг в сторону, опять вскочил в седло, приложил руку к полям своей шляпы и, когда жеребец танцующей поступью двинулся прочь, голосом, скрипучим, как наждак, проговорил:
— Нам надо серьезно поговорить. А пока что adios. Прощайте.
— Дон Хавьер вернулся, — прошептала Роза, едва шевеля губами и на цыпочках подходя к Кэти, стоявшей у кроватки спящего ребенка. — Он попросил меня передать вам, что хотел бы поужинать сегодня с вами. В девять часов.
О Господи! Кэти быстро отвернулась, делая вид, что хочет прикрыть деревянные ставни на окнах, а на самом деле — чтобы скрыть прилившую к лицу краску. Хавьер был в отъезде целых три дня. Она не видела его с тех пор, как они расстались у ограды, и с удовольствием не видела бы всю оставшуюся жизнь. Она просто не представляла, как ей удастся вынести новую встречу. Три прошедших дня не смягчили ее стыда. Что он думает обо мне? Нет, гораздо важнее, что я сама думаю о своем поведении!
— Esta bien? — тревожно спросила Роза, и Кэти обернулась к ней, заставив себя улыбнуться.
— Да, все в порядке. А вы приглядите за Джонни?
Этого можно было и не спрашивать. Роза обожала малыша. Она улыбнулась и шепотом подтвердила:
— Конечно. В любое время, вы же знаете. — Ее глаза засияли, когда она заглянула в кроватку. — Я не такая современная, как мои сестры. Одна изучает право, другая работает переводчицей в Брюсселе. А я мечтаю только об одном: выйти замуж и завести дюжину детей! А вы? — Не дождавшись ответа, Роза продолжила, и ее большие карие глаза стали печальными: — В один прекрасный день вы тоже выйдете замуж. И у вас будут еще дети. — Пальцы Розы осторожно пробежали по мягкому одеяльцу, которым она укрыла Джонни. — Наверное, вам было очень грустно, когда умер дон Франсиско. Но когда-нибудь другой человек займет его место в вашем сердце.
Для Кэти было невыносимо лгать и притворяться, особенно стыдно было обманывать Розу и принимать это незаслуженное сочувствие. Она едва не поддалась порыву рассказать всю правду. Если бы дело не касалось Джонни, она так бы и поступила. Но она не имела права рисковать и потому ответила внезапно охрипшим голосом:
— Может быть. А теперь, пожалуй, мне пора одеваться.
Дело не в том, что мне нужен целый час, чтобы приготовиться к ужину с Хавьером, подумала она раздраженно, когда Роза тихонечко вышла из комнаты, просто мне вообще не хочется с ним общаться.
Она не знала, как вынесет весь этот ужин, который, если судить по первому разу, растянется как минимум на пару часов. Но у нее не оставалось иного выбора, как подчиниться королевскому приказу. Если отказаться, он наверняка заподозрит, что память обо всем, что произошло в сосновой роще, преследовала ее все эти дни, лишила покоя и сна.
Оставалось только делать вид, что ничего особенного не произошло. Пусть он сочтет, что такого рода приключения бывают у нее чуть ли не каждый день и не занимают практически никакого места в ее памяти, потому что их слишком много.
Кэти быстро приняла душ, надела простую голубую хлопчатобумажную юбку и более темную блузку без рукавов, а волосы заплела в косу, уложив ее вокруг головы наподобие короны. Теперь он не сможет пожаловаться на то, что ее вид нарушает стиль его дома, и, что гораздо важнее, не сможет обвинить ее в том, что она вырядилась ради него.
Когда она вошла в столовую, у нее невыносимым узлом стянуло живот, нервы были на пределе. Но часом позже, когда они уже пили кофе во внутреннем дворике — patio, — это ощущение полностью исчезло.
В самом начале ужина Хавьер предложил ей бокал ?Fino?, от которого она решительно отказалась. Он занимал все ее мысли, и она не знала, как справиться со своими чувствами, с желанием, которое моментально и со страшной силой затопило все ее существо. Желанием почувствовать его губы, его руки на своем теле еще и еще раз, вновь вернуть те восхитительные ощущения, которые он подарил ей в мягкой тени сосен.
Ее лицо, все ее тело заливало краской, и ей пришлось изо всех сил стиснуть руки, так что побелели костяшки пальцев под уже слегка загоревшей кожей, чтобы унять дрожь. Но даже если он что-то и заметил, то никак не отреагировал и вел себя так, будто между ними ничего не произошло: рассказывал о том, что провел три дня в Севилье по делам, описывал город, его музеи, роскошные магазины и все, чем обычно интересуются приезжие.
Он был вежлив и безразличен, а его непринужденность позволила ей расслабиться, забыть о том, что стояло между ними.
— Если вы приедете в Севилью — очень советую, ведь это совсем рядом, — вам надо сесть за столик с бокалом вина в каком-нибудь кафе на Пласа-дель-Триунфо и не отрываясь смотреть на Гиральду — самый красивый в мире минарет, — говорил он ей, провожая в patio. — Лучше всего вечером, как это делают жители Севильи. Они прогуливаются по улицам и разглядывают прохожих.
— Звучит заманчиво. — Теперь Кэти уже настолько пришла в себя, что могла отпускать какие-то реплики. Ей не хотелось напоминать ему, что такое путешествие маловероятно с младенцем на руках и очень скромным количеством денег в кошельке. В голову ей закралось подозрение, что, возможно, он пытается избавиться от нее из каких-то хитроумных соображений, но она тут же отмела его и уселась за стол возле стены, увитой пурпурной бугенвиллеей. Надо выпить всего лишь чашечку кофе, а потом, уже не рискуя показаться невежливой, я смогу удалиться, думала она. Причем ничего неприятного или двусмысленного сегодня сказано не было.
Она потянулась за кофейником, но Хавьер тут же доказал ей, что она заблуждается, ошеломив ее словами:
— Я хотел бы официально усыновить Хуана и вырастить его здесь как коренного андалузца… Нет уж, выслушайте меня до конца, — приказал он с полной достоинства вежливостью, едва Кэти открыла рот, чтобы решительно отвергнуть даже саму возможность подобного. — Ему надо привыкнуть к своему наследству, жить и расти вместе с ним, уметь управлять им с ответственностью за всю деловую империю, которая в один прекрасный день станет его собственной. И это не только виноградники и винодельни, но и участие семьи Кампусано в производстве пшеницы, оливок, молочных продуктов, в конных заводах, отелях и иностранных инвестициях. Как я уже говорил вам, сын Франсиско — мой наследник. И он вряд ли будет благодарен вам, если по прошествии лет, когда он должен будет заменить меня, выяснится, что он понятия не имеет, как со всем этим управляться. — Серые глаза Хавьера под нахмуренными бровями были темными и мрачными, как будто он был твердо намерен навязать ей свою волю.
Кэти сидела не шевелясь. Ее до костей пробирала дрожь, несмотря на теплый вечерний воздух. Голос Хавьера был темен и страшен, в нем отчетливо слышалась угроза, а неоспоримость и важность доводов просто подавляла.
— У меня прекрасный штат управляющих, они руководят каждодневной работой наших разнообразных предприятий. Но в конечном итоге все нити сходятся к главе семьи. Основные решения принимать ему, и только ему, причем решения эти зачастую очень непростые, жизненно важные. И чтобы принимать их с полной ответственностью, глава семьи в любое время должен прекрасно представлять, что он делает. Вы понимаете меня?
Кэти изо всех сил старалась не понимать и потому быстро и, пожалуй, чересчур резко сказала:
— У Джонни есть и английские корни. Или вы предпочитаете забыть о них? — Говоря это, она прекрасно знала, что именно это он и предпочитает. Андалузская гордость заставляла его напрочь забыть об англичанке, которая хоть и дала жизнь его племяннику, но больше ничего собой не представляла. Карьера второстепенной модели — позади, и весьма смутная надежда на карьеру живописца — впереди. Зачем вообще принимать ее в расчет?
— Конечно же, нет, — возразил он, но каким-то слишком спокойным голосом. — Хуан получит образование в Англии, как когда-то его получили там и Франсиско, и я. Если пожелаете, вы тоже можете остаться здесь, тогда вы будете уверены, что он получит всю ту заботу и ласку, которой заслуживает. Смею вас уверить, всего этого у него будет в избытке. Наверное, не стоит даже и говорить о том, что финансовых средств у нас для этого достаточно. — Хавьер откинулся на спинку кресла, приглушенные отблески света упали ему на лицо. — Что вы на это скажете?
— Нет.
Видеть любимое дитя под полной властью этого… этого жестокосердого деспота и его матери, которая так и не удосужилась взглянуть на собственного внука? Никогда! Да еще и мне придется торчать здесь бледной тенью, лишь издали беспомощно наблюдая за Джонни, за тем, как он живет расписанной по минутам жизнью. Ни за что!
— Сеньор, — выдавила она из себя, с трудом соблюдая спокойствие. — Если я и не в состоянии дать Джонни все те финансовые преимущества, которые можете дать ему вы, то я могу дать ему все остальное, включая и будущую карьеру по его собственному выбору. Я его… его мать. — Язык виновато споткнулся на этой откровенной лжи. — И я не отдам его вам. Но, — быстро добавила она, понимая, что иначе он немедленно отправится в суд, — я разрешаю вам видеться с ним каждый раз, когда вы бываете в Лондоне, и привозить его сюда на праздники, когда он подрастет и будет осознавать, что наполовину испанец.
Хавьер ничего не ответил. Долгое молчание стало невыносимым. Причем говорило оно гораздо больше, чем любые слова. Это полностью выбивало ее из колеи, и, когда стало уже невмоготу, Кэти рывком поднялась на ноги. Хавьер встал тоже, его дыхание коснулось ее щеки.
— Тогда я женюсь на вас, — спокойно сказал он. — Пожалуйста, сядьте.
Кэти села. Ничего другого не оставалось, ибо ноги отказывались держать ее. Выйти за него замуж?
Усевшись тоже, на этот раз напротив нее, спиной к свету, видимо, чтобы она не смогла видеть выражение его лица, Хавьер признался:
— Когда я впервые пришел к вам в Лондоне, я был уверен, что вы предпочтете свободу и финансовую независимость всем сложностям, всем проблемам и жертвам, связанным с воспитанием ребенка без отца. Но оказалось, что я не прав. — Удивление, послышавшееся в его голосе, в другое время, может, и позабавило бы ее, но только не в этот раз. Сейчас же ее била отчаянная дрожь. А он продолжал — с мягкой, но твердой решимостью: — Для блага Хуана я готов жениться на вас и официально усыновить его как собственного сына. По понятной вам причине я не хотел доводить дело до этого, однако… — Хавьер легко пожал широкими плечами, но благодаря безупречному покрою его костюма этого нельзя было не заметить. — Наш брак станет идеальным выходом из создавшегося положения. И конечно же… — он встал во весь рост, — этот брак будет чисто формальным. Пойдемте. — Он протянул руку. — Я провожу вас в вашу комнату. Вы замерзли.
Кэти ничуть не замерзла. Она дрожала от внутреннего напряжения. Но тем не менее встала и, игнорируя его руку, пошла следом за ним через двор, тщательно выдерживая дистанцию. Как о чем-то само собой разумеющемся, он заявил:
— Выйдя за меня замуж, вы будете под защитой моего имени, а Хуан станет законнорожденным. Но вам надо очень тщательно все взвесить, прежде чем дать окончательный ответ. У моей жены репутация должна быть вне всяческих подозрений. Сможете ли вы соответствовать этому целомудренному будущему?
Кэти чуть не задохнулась, подавив готовый было вырваться крик, и ничего не ответила. Они дошли до двери ее комнаты в полном молчании, и она так и ушла бы, если бы он не заступил ей путь.
— Завтра мы едем в Херес, чтобы моя матушка могла познакомиться со своим внуком. Ваш ответ нужен мне утром. Если вы согласитесь, мы сразу сможем объявить ей об этом. Она очень консервативна в своих взглядах, и ей будет приятнее, если я усыновлю Хуана как собственного сына. Должен предупредить вас: если ответ будет отрицательным, я пройду через все возможные и невозможные суды, чтобы обрести законную опеку над сыном моего брата.
В первый раз с тех пор, как он сделал ей это оскорбительное предложение о замужестве, Кэти увидела его лицо. Выражение было серьезным, пожалуй, даже высокомерным. Но в глазах стоял лед.
Никогда в жизни Кэти не чувствовала себя такой одинокой и запуганной.
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Сколько времени вам нужно? — тихо спросил он, учитывая, что сзади сидели Роза и Джонни, однако в голосе слышалась нотка нетерпения. И это сразу же вернуло Кэти к действительности.
Как бы защищаясь от всего происходящего с ней, она сконцентрировала внимание на старых кварталах Хереса и старалась, чтобы Хавьер не попадал в поле ее зрения. Лишь иногда она мысленно восхищалась тем, как он управляет большим автомобилем: с легкостью, которой можно только позавидовать, вписывается в тесный лабиринт старинных улочек.
Как ни странно, она хорошо спала прошлой ночью, отогнав от себя все мысли о предложении Хавьера, потому что думать тут было не о чем.
Даже если бы она была родной матерью Джонни, она никогда не связала бы себя с человеком, которому брак нужен только для того, чтобы все выглядело пристойно. Она никогда добровольно не приговорила бы себя к той безрадостной жизни, которую он ей обещал, — жизни, лишенной любви, взаимоуважения и дружеских отношений.
А так как она была не матерью Джонни, а всего лишь теткой, предложение Хавьера было вдвойне неприемлемо, хоть он и не знал об этом. Если б она согласилась на замужество, конечно, только ради благополучия ребенка, тогда вся ее ложь сразу выплыла бы наружу и Хавьер Кампусано просто уничтожил бы ее.
И потому ей оставалось только тянуть время. Когда этим утром Хавьер спросил, какое решение она приняла, Кэти состроила благочестивую мину и ответила, что не может так быстро принять столь важное решение. На самом-то деле ей нужно было решить, каким образом вернуться вместе с Джонни в Англию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22