Можно было подумать, что они только и ждали этого момента совместного освобождения, чтобы излить друг другу теплые чувства.– Господи, – закричал Роупер, радостно отстегивая ремень. – Женщины! Бесконечные вопросы! Дети! Томас, как хорошо, что ты здесь. Мэгс, дорогая, принеси нам по чашечке кофе. Для шампанского слишком рано. Кофе, Томас?– Неплохо бы, – вежливо отозвался бывший гостиничный служащий. И с обаятельной улыбкой добавил: – После вчерашнего представления Корки я могу выпить много.– Что за чушь он нес, якобы у тебя есть «роллер»?– Понятия не имею. Может быть, решил, что я собираюсь украсть твой.– Какой осел. Садись сюда. Не болтайся в проходе. Рогалики, Мэгс? Красное желе?Мэг – стюардесса из Теннесси.– Мистер Роупер, когда это я забывала рогалики?– Кофе, горячие рогалики, булочки, желе, все что можно. Бывает у тебя иногда такое чувство, Томас? Свободы? Нет ни детей, ни животных, ни слуг, ни инвесторов, ни гостей, ни любопытных женщин. Возвращение в свой мир. Свобода передвижения. Женщины, если им позволить, это просто ярмо у тебя на шее. Ты счастлива, Мэгс, зайчик?– Конечно, мистер Роупер.– Где сок? Ты забыла сок. Как обычно. Отставка, Мэгс. Ты уволена. Уходи прямо сейчас. Прыгай.Мэг невозмутимо протянула два подноса с завтраком потом принесла свежий апельсиновый сок, и кофе, и горячие рогалики, и красное желе. Мэг – сорокалетняя женщина с волосками над губой, несколько потрепанная, но и сейчас привлекательная.– Знаете что, Томас, – сказала она. – Он всегда так себя ведет со мной. Как будто ему сперва надо распсиховаться, прежде чем заработать очередной миллион. А я должна готовить красное желе. Я сижу дома и делаю ему желе. Это все, чем я занимаюсь, покуда мы никуда не летим. Мистер Роупер не признает никакого другого желе, только моего приготовления.Роупер расхохотался.– Очередной миллион? Что ты мелешь, женщина? Миллиона не хватит на смазку этого самолета. Лучшее в мире красное желе. Единственная причина, почему ты еще здесь. – Он смял булочку в кулаке. – Красиво жить – наша обязанность. Главная. Красивая жизнь – лучший реванш. Кто это сказал?– Кто бы ни сказал, сказал удивительно верно, – мягко заметил Джонатан.– Подними планку, пусть каждый старается перепрыгнуть. Только так. Оберни деньги – перевернешь мир. Ты работал в хороших отелях, Томас, и знаешь, что к чему. Желе перестояло, Мэгс. Уже бродит. Правда, Томас?– Напротив, за такое желе можно и умереть, – твердо ответил Джонатан, подмигнув Мэг.Все засмеялись. Шеф в хорошем настроении. Джонатан тоже. Вдруг оказалось, что у них все общее, включая Джед. Громады облаков обведены золотой каймой, солнечный свет течет в самолет. Они могли бы вместе лететь в рай. Тэбби сидит на хвосте. Фриски расположился впереди, у кабины пилотов. Двое Макдэнби в середине салона постукивают по клавишам компьютеров.– Женщины задают слишком много вопросов, правда, Мэгс?– Только не я, мистер Роупер. Никогда.– Помнишь, какая у меня была наставница? Мне шестнадцать, а этой шлюхе тридцать, помнишь?– Конечно, помню, мистер Роупер. Она преподала вам первый жизненный урок.– Нервы, видишь ли. Девственность. – Они сидели бок о бок и могли исповедоваться, не глядя друг другу в глаза. – Не у нее, у меня. – Опять смех. – Я не знал, как к ней подступиться и прикинулся этаким серьезным студентиком. Решил, что у нее обязательно должны быть проблемы. «Бедняжка, как же вы дошли до жизни такой?» Думал, что она расскажет мне, что у ее старого отца было только сто долларов, ее мамаша удрала с водопроводчиком, а ей, малышке, было тогда всего двенадцать. Смотрит на меня. Взгляд отнюдь не приветливый. «Как тебя зовут?» – спрашивает. Маленький стаффордширский терьер. Вислозадый. От силы пять футов. «Я Дикки», – сказал я. «Теперь слушай меня, Дикки, – это она мне, – ты можешь трахнуть мое тело, и это будет стоить тебе пятерку. Но ты не можешь трахнуть мою душу, потому что она принадлежит только мне!» Я никогда не забывал этого, а, Мэгс? Чудесная женщина! Надо было жениться на ней. Не на Мэгс. На шлюхе. – И опять подтолкнул Джонатана плечом. – Хочешь знать, в чем суть?– Если это не государственная тайна.– Операция «фиговый листок». Ты фиговый листок. Соломенное чучело, как говорят немцы. Только вся штука в том, что ты даже не чучело. Тебя нет, ты не существуешь. Тем лучше. Дерек Томас, коммерсант современного типа, обычный парень, прыткий, представительный, сметливый. Хорошая репутация в торговом мире, никаких темных делишек в прошлом, положительные отзывы. Это Дикки и Дерек. Может быть, мы уже сотрудничали. Это никого не касается, кроме нас. Я иду к клоунской братии – брокерам, посредникам, сговорчивым банкирам – и говорю: «Здесь очень аппетитный кусочек. Блестящий план, быстрая прибыль, нужна поддержка, строго между нами. Тракторы, турбины, детали машин, минералы, земля, чего только нет. Представлю тебя ему позже, если будешь себя хорошо вести. Он молод, имеет связи, не спрашивай где, очень изобретателен, ориентируется в политической ситуации, умеет заводить нужные знакомства, в общем, такой шанс представляется раз в жизни. Не хочу, чтоб ты его упустил. Удвоим твои деньги максимум за четыре месяца. Ты будешь покупать бумагу. Если тебе не нужна бумага, не отнимай у меня времени. Мы говорим об облигациях на предъявителя, без имен, никакого беспокойства, никакой связи с другими фирмами, даже с моей. Это еще одна сделка, основанная на доверии Дикки. Я участвую, но меня нет. Компания создается в том районе земного шара, где не надо вести бухгалтерские книги, никакой связи с Британией, не наша колония, чужая похлебка. Когда дело сделано, компания перестает торговать. Закрываешь крышку, закрываешь счета, и привет, увидимся еще. Очень тесный круг, как можно меньше народу, без глупых вопросов, либо соглашаешься, либо забудем этот разговор, станешь одним из немногих». Пока все ясно?– Они верят тебе?Роупер засмеялся.– Вопрос поставлен неверно. Сработает ли эта история? Сумеют ли они купить на нее своих клиентов, чтобы те сделали ставки? Придешься ли ты им по вкусу? Приятное ли у тебя лицо на обложке проспекта? Играй правильно, и тебе всегда скажут «да».– А что, есть уже проспект?Роупер опять громко расхохотался.– Этот парень хуже проклятой женщины! – удовлетворенно сказал он Мэг, подливавшей кофе. – Почему? Почему? Почему? Как? Где? Когда?– Я никогда не была такой, мистер Роупер, – строго сказала Мэг.– Ты, Мэгс, нет. С тобой можно в разведку идти.– Мистер Роупер, опять шлепаете меня по заду.– Извини, Мэгс, я, наверное, решил, что я дома. – И, обращаясь к Джонатану: – Нет, проспекта нет. Это я в переносном смысле. К тому времени, как мы напечатаем проспект, компании уже не будет.Роупер заканчивал инструктаж, и Джонатан слушал и отвечал, хотя им владели совсем другие мысли. Он думал о Джед, и она настолько живо представлялась ему, что даже казалось странным, почему Роупер, сидевший совсем рядом, не чувствует ее почти материального присутствия. Он ощущал ее руки на своем лице и ее изучающий взгляд и задавался вопросом, что же она в нем увидела. Он вспоминал о том, как Рук и Берр наставляли его в Лондоне, и, слушая Роупера, расписывающего в красках молодого энергичного управляющего Томаса, понимал, что опять позволяет играть с собой. Когда Роупер сообщил, что Лэнгборн отправился расчищать путь, у Джонатана мелькнула идея воспользоваться этим случаем, чтобы предупредить, что Кэролайн предает шефа у него за спиной, и таким образом заслужить еще большее доверие Роупера. Но потом он решил, что шефу это и так известно – иначе с чего бы допытывалась Джед о его грехах? Он стал размышлять, уже не в первый раз, о том, что оставалось для него непостижимой тайной, – о понимании Роупером добра и зла и вспомнил слова Софи: «Самый страшный человек в мире еще и моралист, завоевывающий авторитет в собственных глазах наплевательством на свои же убеждения. Он разрушает, наживает огромные суммы и потому считает себя божеством». Ожесточаясь, она говорила парадоксами.– Ало, конечно, узнает тебя, – говорил Роупер. – Скажите, пожалуйста, тот тип, которого он встретил на Кристалле, – еще у Майстера работал – оказывается, кореш Дикки. Не вижу тут никакой проблемы. В любом случае Апо на другой стороне.Джонатан быстро повернулся к нему, будто что-то вспомнил.– Я вообще хотел тебя спросить, что это за другая сторона? В смысле продавать-то, конечно, здорово, но кто покупатель?Роупер притворно застонал.– Ну и парень достался нам, Мэгс! Сомневается во мне! Ничего не упустит!– Мистер Роупер, я ни чуточки его не виню. Когда у вас есть настроение, вы можете быть очень нечестным. Уж я-то знаю об этом! Нечестным и хитрым и очень, очень обаятельным.Роупер задремал, за компанию задремал и Джонатан, прислушиваясь к щебету компьютеров Макдэнби на фоне рева двигателей. Он проснулся, когда Мэг принесла шампанского и бутербродов с копченой семгой, они еще говорили, смеялись, дремали. Он проснулся снова и увидел, что самолет делает круги над по-голландски игрушечным городом, окутанным белым туманом. В тумане время от времени мелькали вспышки, напоминавшие разряды артиллерийских орудий, – это в трубах Виллемстадского нефтеперерабатывающего завода сгорал избыточный газ.– Я возьму твой паспорт, если не возражаешь, Томми, – тихо сказал Фриски, когда они шли по мерцающей взлетной полосе. – На время, идет? Как у тебя с наличными?– У меня их нет, – признался Джонатан.– Тогда хорошо. Значит, не о чем беспокоиться. Только кредитные карточки, которые дал тебе Корки, они, знаешь ли, больше для видимости, Томми. При их помощи нельзя получить слишком много удовольствия, понимаешь, что я имею в виду?Роупер уже проскользнул через таможню и здоровался за руку с теми, кто уважал его. Рук сидел на оранжевой скамейке, читая «Файнэншл таймс» в очках в роговой оправе, которые надевал только для дали. Команда девушек-миссионерок, возглавляемая одноногим человеком, пела «Иисусе, Ты отрада» детскими голосами. Увидев Рука, Джонатан почти спустился с облаков на землю. * * * Их гостиница находилась на окраине города и представляла собой группку развернувшихся подковой краснокрыших домов с двумя пляжами и рестораном, откуда открывался вид на неспокойное ветреное море. В центральном – самом горделивом доме в анфиладе просторных комнат на верхнем этаже устроилась компания Роупера. Апартаменты шефа – с одной стороны, и Дерека С. Томаса, управляющего, – с другой. В гостиной у Джонатана был балкон со столом и стульями, а на кровати в спальне могли бы улечься четыре человека, только подушки не пахли древесным дымом. На столе его ждала бутылка шампанского, как у Майстера – к приезду дорогих гостей, и гроздь зеленого винограда, который уписывал Фриски, пока Джонатан располагался. В номере был еще и телефон – и не зарыт глубоко под землей! – зазвонивший, едва Джонатан распаковал вещи. Фриски наблюдал за ним, когда он поднял трубку.Это был Рук – он хотел говорить с Томасом.– Томас слушает, – сказал Джонатан голосом идеального управляющего.– Сообщение от Мэнди, она уже в пути.– Не знаю никакой Мэнди. Кто это?Пауза. Рук на другом конце разыгрывает растерянность.– Это мистер Питер Томас?– Нет. Это Дерек. Другой Томас.– Извините, тот, должно быть, в двадцать втором.Джонатан повесил трубку и пробормотал «идиот». Принял душ, оделся и вернулся в гостиную, где нашел Фриски, ссутулившегося в кресле над очередным порнографическим журналом. Он позвонил в двадцать второй номер и услышал «алло», сказанное голосом Рука.– Это мистер Томас из 319-го. Будьте добры, у меня надо забрать кое-что в стирку. Я оставлю за дверью.– Сию же минуту, – сказал Рук.Он пошел в ванную, вытащил пачку исписанных листков, запрятанную за трубами, завернул их в грязную рубашку, положил рубашку в полиэтиленовый пакет для прачки, бросил туда же носки, носовой платок и трусы, написал список вещей, положил его в пакет и повесил пакет на ручку двери с наружной стороны. Закрывая дверь, он заметил спешащую по коридору Милли из лондонской команды Рука, в строгом хлопковом платье и щеголяющую значком с надписью «Милдред». * * * Шеф велел убивать время, пока не будет дальнейших приказов, сообщил Фриски.И, к восторгу Джонатана, они убивали время. Фриски вооружился радиотелефоном, а Тэбби угрюмо торчал у него за спиной для усиления убийственного эффекта. Но Джонатан, несмотря на все тревоги, впервые за свою начавшуюся в Ланионе одиссею чувствовал облегчение. Невероятная красота старых построек наполняла его радостной ностальгией. Плавучий рынок и плавучий мост по-настоящему очаровали его. Подобно узнику, выпущенному из тюрьмы, он влюбленно глядел на шумные толпы загорелых туристов и восхищенно слушал аборигенское «папьяменто», мешающееся со всполошным голландским говором. Он опять был среди настоящих людей. Людей, смеющихся и глазеющих, покупающих и толкающихся и жующих сладкие булочки на улице. И ничего, абсолютно ничего не знающих о том, чем он занимается.Один раз он углядел Рука и Милли, пивших кофе в одном из уличных ресторанчиков, и в порыве легкомыслия чуть не подмигнул им. В другой раз узнал человека по имени Джек показавшего ему еще в Лондоне, в Лиссон-Гроув, как использовать копировальную бумагу для тайнописи. Джек, как у тебя дела? Он оглянулся и не увидел ни Фриски, ни Тэбби: их место в его воображении заняла Джед с развевающимися на ветру каштановыми волосами.«Я не понимаю, Томас. Разве человека любят за то, чем он занимается? Со мной такого не бывает».«Что, если он грабит банки?»«Все грабят банки. Банки грабят всех».«Что, если он убил твою сестру?»«Томас, ради Бога».«Зови меня просто Джонатан», – сказал он.«Почему?»«Это мое имя. Джонатан Пайн».«Джонатан, – повторила Джед. – Джонатан. О черт! Как будто на спортплощадке тебе опять велят начать все сначала. Джонатан... Да мне и не нравится... Джонатан... Джонатан...»«Может быть, привыкнешь», – предположил он.Вернувшись в гостиницу, в вестибюле они наткнулись на Лэнгборна, окруженного группой делателей денег в темных костюмах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68