Проверенный Водолей ру
Леонар, передайте мне эти ножницы!
Леонар задевает меня, чувствую махровую ткань. Летиция издает тихие нечленораздельные звуки, что-то между всхлипываниями и криком. Теннисные туфли задевают мое лицо, запах кожи и земли. Что-то дергается, потом сверху на меня падает тяжесть, у меня перехватывает дыхание. Пытаюсь поддержать тело здоровой рукой, мне помогает Леонар, я чувствую запах его одеколона. Нащупываю волосы, лицо, мне сводит руку, но я заставляю себя провести ею по этому лицу. Широко раскрытые глаза. Странное впечатление от ресниц, щекочущих мою ладонь — все это похоже на дурной сон. Я провожу пальцами по переносице, по холодным мягким губам, по высунутому влажному языку… внезапный позыв к рвоте… я спускаюсь ниже, ищу сонную артерию. Ничего. Запыхавшаяся Иветт:
— Ну?
Она бьет по щекам, трясет безжизненное тело, повторяя: «Дыши, Бога ради, дыши!». Я не шевелюсь, я застыла, все звуки и запахи приобрели невероятную остроту. Магали лежит на моих коленях, как большая неподвижная кукла. Я знаю, что она мертва. От нее больше не исходит тепло, река жизни больше не течет под ее кожей. Теперь это всего лишь масса твердых частиц, как стул или мое кресло.
Беготня по коридору.
— Это немыслимо!
Юго торопится, вырывает тело из моих рук, пытается сделать массаж сердца. Его кулаки стучат по грудной клетке. Теперь Летиция беззвучно плачет. Леонар застыл рядом со мной. Он дрожит. От холода? От эмоций? Мне тоже холодно.
— Но как она смогла?.. — стонет Иветт. — Как ей пришло в голову взять бельевую веревку и перекинуть ее через балку? Наверное, видела в одном из этих проклятых фильмов! Мой троюродный брат умер именно так, играл, что вешается на радиаторе отопления Блокнот: «Где был стул?»
— Валялся, опрокинутый, — отвечает Иветт. — Ну, Юго?
— Думаю, это конец, — говорит он, задыхаясь. — Черт возьми! Где же «скорая»?
Топот в коридоре.
— Это там, — говорит Франсина.
Низкий голос:
— Нас вызывали на перелом ноги. Отпустите, отпустите! А, черт! Давайте, кладем! Раз, два, три, оп-па, подвиньтесь!
— Вы думаете… ? — спрашивает Иветт.
— Ничего я не думаю, дамочка, доктор вам все скажет. Но, честно говоря…
Снова топот. Удаляющийся звук сирены. Юго уехал с ними.
— Она умерла, да? — спрашивает Летиция, сморкаясь.
— По-моему, да, — говорит Иветт.
— Но что делала Магали в вашей комнате? — спрашивает Франсина.
Я задаю себе тот же вопрос. Франсина выходит, чтобы расспросить Мартину, бросив на ходу:
— Не одеться ли вам, Леонар?
Иветт кладет руку мне на плечо. Я прикрываю ее своей рукой. Магали было 22 года. Кажется, она была рыжая. Я до сих пор ощущаю ее лицо под своими пальцами. Ее глаза, не моргавшие под моей ладонью. Я ни на секунду не могу допустить, что она покончила с собой. Даже играя. Играя во что? И в моей комнате? Какая-то бессмыслица. Я совершенно разбита, я не могу вздохнуть полной грудью.
— Не надо здесь оставаться, — говорит Иветт, везя меня к лифту.
Все спускаются. Франсина предлагает нам чаю, а я бы охотно швырнула чайник ей в физиономию. Иветт позволяет себе откупорить бутылку коньяка и, никого не спрашивая, наливает нам по рюмке. От алкоголя ледяной кулак, сжимавший мне желудок, немного ослабевает. Шаги в коридоре. Узнаю походку Лорье, его манеру стучать каблуками.
— Жандармы, — тут же сообщает Жюстина.
— Приветствую дам, — говорит Лорье.
— Она… ? — спрашивает Иветт.
— Умерла более получаса назад. Ничего сделать было нельзя. Мадам Ачуель, будьте любезны, сообщите бригадиру Шнабелю все необходимые сведении для составления акта. Надо также известить семью.
— Все у меня в кабинете. Пойдемте со мной, бригадир.
— Что делала Магали одна в комнате мадемуазель Андриоли? — продолжает Лорье.
Наверное, все взгляды обратились к Юго, потому что он бормочет:
— Я… я не знаю. У нас были креативные занятия, Магали их очень любит, вырезать, складывать паззлы…
— Вы не заметили ее отсутствия? — ледяным тоном обрывает его Лорье.
— Все были заняты делом, спокойны, я только дошел до кухни послушать результаты матча, минут на пять, не больше.. , — внезапно признается он.
— Какого матча? — спрашивает Лорье.
— По теннису. Женский финал.
Магали замечает напавшего на меня человека во время соревнований по сноуборду и умирает во время теннисного матча. Не знаю почему, но это кажется мне особенно жалостным.
— А когда вы вернулись? — интересуется Лорье, похлопывая себя записной книжкой по бедру.
— Я услышал, как Жюстина зовет из коридора, пошел посмотреть и вот.. , — устало бормочет Юго.
Он должен был отсутствовать добрых десять минут, чтобы у Магали хватило времени подняться в мою комнату, завязать бельевую веревку и…
— Мне нужно расписание всех присутствующих, поминутно, с завтрака до сего момента! — гремит Лорье. — Бригадир Мерканти запишет ваши показания. Кроме того, мне нужно расписание всех больных.
— Пансионеров, — машинально поправляет Мартина.
— Как вам угодно. Теперь с вами! — говорит он, кладя руку на мое плечо. — Можно подумать, что вы притягиваете смерть, как мед притягивает мух!
Блокнот: «Глупо и зло».
— Вы правы. Простите меня, но я немного нервничаю. Теперь еще эта девочка… И все же, это произошло в вашей комнате!
Он замолкает, думая неизвестно о чем. Так мы сидим некоторое время, молча, прислушиваясь к допросам, которые ведет бригадир Мерканти. Хорошо поставленный новый для меня голос свидетельствует о методичном холодном уме.
В предполагаемое время происшествия, то есть в конце обеда, Иветт прилегла вздремнуть. Петиция дулась у себя в комнате. Мартина беседовала с Франсиной. Леонар собирался в душ. Жюстина принимала меня у себя в комнате. Юго слушал матч по радио. А его подопечные? Жан-Клод лежал и смотрел телевизор, а об остальных ничего не известно. Существует пятнадцатиминутная «дырка». Они утверждают, что не выходили из игровой. Видел ли кто-нибудь, как выходила Магали? Нет, никто. «Магали не вы'адила!» — кричит Кристиан; наверное, он боится, что Магали будут ругать.
— А когда вышел Юго? — настаивает бригадир Мерканти.
— Юго не вы'адил! — кричит Кристиан. — Это ты вы'адил!
Бригадир вздыхает. Кристиан лает.
Остаток вечера проходит в мрачном смятении. Ян появляется около пяти, со сноубордом под мышкой, внося с собой аромат свежего воздуха, и каменеет, увидев наши помертвевшие лица. Его вводят в курс дела, спрашивают, где он был. Он ругается как извозчик, перечисляет трассы, имена приятелей, которых встретил в горах. Но около двух часов, нет, он не может точно сказать, где находился. Наверняка где-то в районе Собачьей головы. Он не умеет кататься, уткнувшись носом в циферблат, тем более что часы у него закрыты перчаткой. Мерканти записывает без комментариев.
Закончив давать показания, Ян бросается на диван рядом со мной, предлагает мне коньяку. Я отказываюсь. Хочу сохранить ясность мыслей. Я как солдат под бомбежкой из фильма про войну. Идти вперед, медленно, шаг за шагом, выйти любой ценой. Я знаю, что Джонни только что убили, что у Фрэнка оторвало обе ноги, что лейтенант погибнет, я знаю это, мне от этого больно, но я должна идти. К спасению. А в данном случае — к правде.
По полу скользят ходунки.
— Ее родители пришлют своего юриста для всех формальностей, — говорит Летиция. — У них гостиница в Фор-де-Франс, а сейчас разгар сезона. У них просто нет времени заниматься трупом своей дочери!
— Мать Магали ни разу не захотела увидеть ее с тех пор, когда поняла, что девочка не будет нормально развиваться, — объясняет мне Ян. — Довольно редкая реакция отторжения, впрочем, не настолько редкая, как думают. Мартина вам скажет, что таким матерям кажется, будто они родили чудовище, и один вид ребенка бесконечно пробуждает в них невыносимое чувство вины. Тут уж лучше, чтобы они сдавали детей в специальные заведения. В противном случае дело часто доходит до детоубийства, замаскированного под несчастный случай. Или до настоящих несчастных случаев.
А смерть Магали — это настоящий несчастный случай?
Блокнот: «Откуда она взяла бельевую веревку?»
— Хороший вопрос, — звучит холодный голос бригадира Мерканти. — Хозяйственные принадлежности обычно лежат на чердаке, постоянно запертом на ключ. У каждого сотрудника есть дубликат этого ключа.
«Оттуда пропала веревка?»
— По словам мадам Реймон, нет, — отвечает он. — Моток, который она хранит про запас, так там и лежит.
«Это та же самая веревка?»
Вздох.
— Точно. Такую марку продают в здешних супермаркетах. Прошу прощения…
Он уходит.
«Что за человек Мерканти?»
— Снулая рыба, — говорит Иветт. — Весь бежевый, глаза светло-голубые. Этакий робот, переодетый жандармом.
Я опять погружаюсь в свои лихорадочные мысли. Если веревка не пропала, значит, Магали где-то нашла ее. Трудно представить, чтобы она отправилась покупать ее в супермаркет! Значит, ей ее дали. Отсюда можно заключить, что ей накинули веревку на шею… но тогда она бы кричала, отбивалась, ведь она была довольно крепкая! Если только ее не убедили, что это такая игра. «Встань на стул, вот увидишь…». Не очень убедительно. Я замечаю, что вся дрожу. Кладу здоровую руку на радиатор отопления: обжигающе горячий.
— Ян, — говорит Жюстина, — не выведете меня глотнуть свежего воздуха?
Ян соглашается без малейшего энтузиазма, но тем не менее Ян встает. Скрип дивана.
— Видели бы вы ее! — шипит мне в ухо Летиция. — Вечно жеманничает, прямо смех! Мадам Ачуель говорила, что она, может быть, уедет раньше, чем собиралась, на выставку в Берлине, помоему, ну, и тем лучше! Пусть заберет свою мазню и оставит нас в покое.
«Мне показалось, что мой портрет удачен».
— Да, согласна, он как-то выделяется из ее работ, сила какая-то, не знаю, но это не мешает ей оставаться… оставаться настоящей потаскухой! — бросает напоследок Летиция.
Перевожу: очень соблазнительная женщина. Которая постаралась завлечь меня к себе в комнату как раз в тот момент, когда Магали… Безупречное алиби. То же в отношении Леонара, ведь я собственноручно удостоверилась, что в роковой час он находился у себя в комнате в костюме Адама. Вы скажете, что он не просил меня ошибаться дверью. Значит, он не мог предвидеть моего прихода. Значит, он действительно раздевался и при этом пел.
Пел? Черт, я и забыла. Он пел! Как любой другой человек. Совершенно чисто. Красивый контртенор, мне даже показалось, что это радио. Разве человек, который так заикается при разговоре, может петь без запинок? Человек, знавший мужа первой из жертв.
«Пожалуйста, позовите Лорье».
Летиция выполняет просьбу. Приходит Лорье.
— Здесь чересчур жарко. Вы хотели меня увидеть… э-э… поговорить… э-э… мне сообщить?
«Леонар де Ки нсей был знаком с Эннекеном, мужем».
— Да, я знаю. Шапочное знакомство по лицею. У Кинсея никогда не было много друзей — из-за болезни и из-за того, что он учился гораздо лучше остальных.
«Эннекен знал Соню?»
— Не вижу связи…
Я тоже. Но надо вытащить на свет божий все тайные связи. Где-то все эти люди связаны между собой. Может быть, что-то в их прошлом. Но это всего лишь интуиция, это слишком сложно изложить в письменном виде.
— Были ли знакомы Марион и Соня? — продолжает размышлять вслух Лорье. — Надо проверить.
Он удаляется, я слышу, как он зовет Леонара.
— Уже темно, — говорит Иветт.
Темно и холодно, как в могиле.
8
Сияет солнце. Я ощущаю его тепло на щеках. Мы устроились у подножия горы, рядом с нами — Тентен. Я написала Иветт, что мне необходимо побыть на свежем воздухе, вырваться из удушающей атмосферы Центра. Там даже бесконечные тортики с черникой не приносят удовольствия.
Врач отправил тело Магали в Ниццу, оттуда его перевезут на Мартинику, к ее родителям. Результаты вскрытия показали, что она умерла от удушения. Я испытываю все большую уверенность, что речь идет об убийстве. Может быть, Магали действительно узнала Вора по телевизору. Он убил ее и повесил у меня в комнате — как наказание, предупреждение или послание?
— Я схожу в туалет, — сообщает мне Иветт.
Полицейские опросили всех инструкторов лыжной школы, а также весь персонал. Выяснилось, что только у трех человек нет алиби ни на ночь убийства Сони, ни на время нападения на меня. Только трое и целых трое: два инструктора — Эрве Пайо и Вероник Ганс, и один отвечающий за выдачу лыж — Кевен Дестрей. А что касается убийства Марион, тут все чисто: Дестрей утверждает, что был в клубе в Ницце, провел ночь в машине и только к полудню вернулся и вышел на работу. Пайо говорит, что играл в покер до трех утра с какими-то курортниками. А Ганс провела ночь в постели прекрасного незнакомца по имени Сэмми, с которым познакомилась в клубе и которого с тех пор больше не видела. По своим габаритам и Пайо, и Дестрей вполне могут быть Вором. Ганс вне подозрений. Потому что Вор разговаривал со мной, и я на 70% уверена, что это мужчина.
— Ну, конечно, мыла там не было! Слава Богу, я в прошлый раз взяла влажные салфетки из ресторана! — возмущается вернувшаяся Иветт.
А если ты ошибаешься, Элиз? Если Вор — женщина? Он всегда говорил со мной шепотом. А стеганый лыжный костюм на худенькой и мускулистой спортсменке запросто мог сбить с толку Магали. Так, Веронике Ганс около тридцати лет, то есть примерно столько же, сколько было Соне Овар и Марион Эннекен. Это ее подруги? Но зачем убивать двух молодых женщин с жестокостью, больше присущей убийце-мужчине? Согласна, Психоаналитик, это замечание необъективно. Но плевать я на тебя хотела, ведь ты мне не помогаешь, ведь мне плохо, мне трудно, мне страшно, я сыта этим по горло! По горло! Я хочу стать прежней Элиз! Я так больше не могу!
— Элиз!
Ян.
— Никому не рассказывайте, но я сбежал.
— Какой глупый! — смеется Иветт. — Хотите кофе?
— Спасибо, лучше «Сюз» — отвечает Ян. Судя по всему, он в хорошем настроении. — Знаете, — продолжает он, — я много думал. Никто не мог знать, что Юго пойдет послушать репортаж. Значит, никто не мог предвидеть, что Магали забредет к вам в комнату. Значит, кто-то за ней следил. Кто-то, кто находился в доме, — заканчивает он мрачно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Леонар задевает меня, чувствую махровую ткань. Летиция издает тихие нечленораздельные звуки, что-то между всхлипываниями и криком. Теннисные туфли задевают мое лицо, запах кожи и земли. Что-то дергается, потом сверху на меня падает тяжесть, у меня перехватывает дыхание. Пытаюсь поддержать тело здоровой рукой, мне помогает Леонар, я чувствую запах его одеколона. Нащупываю волосы, лицо, мне сводит руку, но я заставляю себя провести ею по этому лицу. Широко раскрытые глаза. Странное впечатление от ресниц, щекочущих мою ладонь — все это похоже на дурной сон. Я провожу пальцами по переносице, по холодным мягким губам, по высунутому влажному языку… внезапный позыв к рвоте… я спускаюсь ниже, ищу сонную артерию. Ничего. Запыхавшаяся Иветт:
— Ну?
Она бьет по щекам, трясет безжизненное тело, повторяя: «Дыши, Бога ради, дыши!». Я не шевелюсь, я застыла, все звуки и запахи приобрели невероятную остроту. Магали лежит на моих коленях, как большая неподвижная кукла. Я знаю, что она мертва. От нее больше не исходит тепло, река жизни больше не течет под ее кожей. Теперь это всего лишь масса твердых частиц, как стул или мое кресло.
Беготня по коридору.
— Это немыслимо!
Юго торопится, вырывает тело из моих рук, пытается сделать массаж сердца. Его кулаки стучат по грудной клетке. Теперь Летиция беззвучно плачет. Леонар застыл рядом со мной. Он дрожит. От холода? От эмоций? Мне тоже холодно.
— Но как она смогла?.. — стонет Иветт. — Как ей пришло в голову взять бельевую веревку и перекинуть ее через балку? Наверное, видела в одном из этих проклятых фильмов! Мой троюродный брат умер именно так, играл, что вешается на радиаторе отопления Блокнот: «Где был стул?»
— Валялся, опрокинутый, — отвечает Иветт. — Ну, Юго?
— Думаю, это конец, — говорит он, задыхаясь. — Черт возьми! Где же «скорая»?
Топот в коридоре.
— Это там, — говорит Франсина.
Низкий голос:
— Нас вызывали на перелом ноги. Отпустите, отпустите! А, черт! Давайте, кладем! Раз, два, три, оп-па, подвиньтесь!
— Вы думаете… ? — спрашивает Иветт.
— Ничего я не думаю, дамочка, доктор вам все скажет. Но, честно говоря…
Снова топот. Удаляющийся звук сирены. Юго уехал с ними.
— Она умерла, да? — спрашивает Летиция, сморкаясь.
— По-моему, да, — говорит Иветт.
— Но что делала Магали в вашей комнате? — спрашивает Франсина.
Я задаю себе тот же вопрос. Франсина выходит, чтобы расспросить Мартину, бросив на ходу:
— Не одеться ли вам, Леонар?
Иветт кладет руку мне на плечо. Я прикрываю ее своей рукой. Магали было 22 года. Кажется, она была рыжая. Я до сих пор ощущаю ее лицо под своими пальцами. Ее глаза, не моргавшие под моей ладонью. Я ни на секунду не могу допустить, что она покончила с собой. Даже играя. Играя во что? И в моей комнате? Какая-то бессмыслица. Я совершенно разбита, я не могу вздохнуть полной грудью.
— Не надо здесь оставаться, — говорит Иветт, везя меня к лифту.
Все спускаются. Франсина предлагает нам чаю, а я бы охотно швырнула чайник ей в физиономию. Иветт позволяет себе откупорить бутылку коньяка и, никого не спрашивая, наливает нам по рюмке. От алкоголя ледяной кулак, сжимавший мне желудок, немного ослабевает. Шаги в коридоре. Узнаю походку Лорье, его манеру стучать каблуками.
— Жандармы, — тут же сообщает Жюстина.
— Приветствую дам, — говорит Лорье.
— Она… ? — спрашивает Иветт.
— Умерла более получаса назад. Ничего сделать было нельзя. Мадам Ачуель, будьте любезны, сообщите бригадиру Шнабелю все необходимые сведении для составления акта. Надо также известить семью.
— Все у меня в кабинете. Пойдемте со мной, бригадир.
— Что делала Магали одна в комнате мадемуазель Андриоли? — продолжает Лорье.
Наверное, все взгляды обратились к Юго, потому что он бормочет:
— Я… я не знаю. У нас были креативные занятия, Магали их очень любит, вырезать, складывать паззлы…
— Вы не заметили ее отсутствия? — ледяным тоном обрывает его Лорье.
— Все были заняты делом, спокойны, я только дошел до кухни послушать результаты матча, минут на пять, не больше.. , — внезапно признается он.
— Какого матча? — спрашивает Лорье.
— По теннису. Женский финал.
Магали замечает напавшего на меня человека во время соревнований по сноуборду и умирает во время теннисного матча. Не знаю почему, но это кажется мне особенно жалостным.
— А когда вы вернулись? — интересуется Лорье, похлопывая себя записной книжкой по бедру.
— Я услышал, как Жюстина зовет из коридора, пошел посмотреть и вот.. , — устало бормочет Юго.
Он должен был отсутствовать добрых десять минут, чтобы у Магали хватило времени подняться в мою комнату, завязать бельевую веревку и…
— Мне нужно расписание всех присутствующих, поминутно, с завтрака до сего момента! — гремит Лорье. — Бригадир Мерканти запишет ваши показания. Кроме того, мне нужно расписание всех больных.
— Пансионеров, — машинально поправляет Мартина.
— Как вам угодно. Теперь с вами! — говорит он, кладя руку на мое плечо. — Можно подумать, что вы притягиваете смерть, как мед притягивает мух!
Блокнот: «Глупо и зло».
— Вы правы. Простите меня, но я немного нервничаю. Теперь еще эта девочка… И все же, это произошло в вашей комнате!
Он замолкает, думая неизвестно о чем. Так мы сидим некоторое время, молча, прислушиваясь к допросам, которые ведет бригадир Мерканти. Хорошо поставленный новый для меня голос свидетельствует о методичном холодном уме.
В предполагаемое время происшествия, то есть в конце обеда, Иветт прилегла вздремнуть. Петиция дулась у себя в комнате. Мартина беседовала с Франсиной. Леонар собирался в душ. Жюстина принимала меня у себя в комнате. Юго слушал матч по радио. А его подопечные? Жан-Клод лежал и смотрел телевизор, а об остальных ничего не известно. Существует пятнадцатиминутная «дырка». Они утверждают, что не выходили из игровой. Видел ли кто-нибудь, как выходила Магали? Нет, никто. «Магали не вы'адила!» — кричит Кристиан; наверное, он боится, что Магали будут ругать.
— А когда вышел Юго? — настаивает бригадир Мерканти.
— Юго не вы'адил! — кричит Кристиан. — Это ты вы'адил!
Бригадир вздыхает. Кристиан лает.
Остаток вечера проходит в мрачном смятении. Ян появляется около пяти, со сноубордом под мышкой, внося с собой аромат свежего воздуха, и каменеет, увидев наши помертвевшие лица. Его вводят в курс дела, спрашивают, где он был. Он ругается как извозчик, перечисляет трассы, имена приятелей, которых встретил в горах. Но около двух часов, нет, он не может точно сказать, где находился. Наверняка где-то в районе Собачьей головы. Он не умеет кататься, уткнувшись носом в циферблат, тем более что часы у него закрыты перчаткой. Мерканти записывает без комментариев.
Закончив давать показания, Ян бросается на диван рядом со мной, предлагает мне коньяку. Я отказываюсь. Хочу сохранить ясность мыслей. Я как солдат под бомбежкой из фильма про войну. Идти вперед, медленно, шаг за шагом, выйти любой ценой. Я знаю, что Джонни только что убили, что у Фрэнка оторвало обе ноги, что лейтенант погибнет, я знаю это, мне от этого больно, но я должна идти. К спасению. А в данном случае — к правде.
По полу скользят ходунки.
— Ее родители пришлют своего юриста для всех формальностей, — говорит Летиция. — У них гостиница в Фор-де-Франс, а сейчас разгар сезона. У них просто нет времени заниматься трупом своей дочери!
— Мать Магали ни разу не захотела увидеть ее с тех пор, когда поняла, что девочка не будет нормально развиваться, — объясняет мне Ян. — Довольно редкая реакция отторжения, впрочем, не настолько редкая, как думают. Мартина вам скажет, что таким матерям кажется, будто они родили чудовище, и один вид ребенка бесконечно пробуждает в них невыносимое чувство вины. Тут уж лучше, чтобы они сдавали детей в специальные заведения. В противном случае дело часто доходит до детоубийства, замаскированного под несчастный случай. Или до настоящих несчастных случаев.
А смерть Магали — это настоящий несчастный случай?
Блокнот: «Откуда она взяла бельевую веревку?»
— Хороший вопрос, — звучит холодный голос бригадира Мерканти. — Хозяйственные принадлежности обычно лежат на чердаке, постоянно запертом на ключ. У каждого сотрудника есть дубликат этого ключа.
«Оттуда пропала веревка?»
— По словам мадам Реймон, нет, — отвечает он. — Моток, который она хранит про запас, так там и лежит.
«Это та же самая веревка?»
Вздох.
— Точно. Такую марку продают в здешних супермаркетах. Прошу прощения…
Он уходит.
«Что за человек Мерканти?»
— Снулая рыба, — говорит Иветт. — Весь бежевый, глаза светло-голубые. Этакий робот, переодетый жандармом.
Я опять погружаюсь в свои лихорадочные мысли. Если веревка не пропала, значит, Магали где-то нашла ее. Трудно представить, чтобы она отправилась покупать ее в супермаркет! Значит, ей ее дали. Отсюда можно заключить, что ей накинули веревку на шею… но тогда она бы кричала, отбивалась, ведь она была довольно крепкая! Если только ее не убедили, что это такая игра. «Встань на стул, вот увидишь…». Не очень убедительно. Я замечаю, что вся дрожу. Кладу здоровую руку на радиатор отопления: обжигающе горячий.
— Ян, — говорит Жюстина, — не выведете меня глотнуть свежего воздуха?
Ян соглашается без малейшего энтузиазма, но тем не менее Ян встает. Скрип дивана.
— Видели бы вы ее! — шипит мне в ухо Летиция. — Вечно жеманничает, прямо смех! Мадам Ачуель говорила, что она, может быть, уедет раньше, чем собиралась, на выставку в Берлине, помоему, ну, и тем лучше! Пусть заберет свою мазню и оставит нас в покое.
«Мне показалось, что мой портрет удачен».
— Да, согласна, он как-то выделяется из ее работ, сила какая-то, не знаю, но это не мешает ей оставаться… оставаться настоящей потаскухой! — бросает напоследок Летиция.
Перевожу: очень соблазнительная женщина. Которая постаралась завлечь меня к себе в комнату как раз в тот момент, когда Магали… Безупречное алиби. То же в отношении Леонара, ведь я собственноручно удостоверилась, что в роковой час он находился у себя в комнате в костюме Адама. Вы скажете, что он не просил меня ошибаться дверью. Значит, он не мог предвидеть моего прихода. Значит, он действительно раздевался и при этом пел.
Пел? Черт, я и забыла. Он пел! Как любой другой человек. Совершенно чисто. Красивый контртенор, мне даже показалось, что это радио. Разве человек, который так заикается при разговоре, может петь без запинок? Человек, знавший мужа первой из жертв.
«Пожалуйста, позовите Лорье».
Летиция выполняет просьбу. Приходит Лорье.
— Здесь чересчур жарко. Вы хотели меня увидеть… э-э… поговорить… э-э… мне сообщить?
«Леонар де Ки нсей был знаком с Эннекеном, мужем».
— Да, я знаю. Шапочное знакомство по лицею. У Кинсея никогда не было много друзей — из-за болезни и из-за того, что он учился гораздо лучше остальных.
«Эннекен знал Соню?»
— Не вижу связи…
Я тоже. Но надо вытащить на свет божий все тайные связи. Где-то все эти люди связаны между собой. Может быть, что-то в их прошлом. Но это всего лишь интуиция, это слишком сложно изложить в письменном виде.
— Были ли знакомы Марион и Соня? — продолжает размышлять вслух Лорье. — Надо проверить.
Он удаляется, я слышу, как он зовет Леонара.
— Уже темно, — говорит Иветт.
Темно и холодно, как в могиле.
8
Сияет солнце. Я ощущаю его тепло на щеках. Мы устроились у подножия горы, рядом с нами — Тентен. Я написала Иветт, что мне необходимо побыть на свежем воздухе, вырваться из удушающей атмосферы Центра. Там даже бесконечные тортики с черникой не приносят удовольствия.
Врач отправил тело Магали в Ниццу, оттуда его перевезут на Мартинику, к ее родителям. Результаты вскрытия показали, что она умерла от удушения. Я испытываю все большую уверенность, что речь идет об убийстве. Может быть, Магали действительно узнала Вора по телевизору. Он убил ее и повесил у меня в комнате — как наказание, предупреждение или послание?
— Я схожу в туалет, — сообщает мне Иветт.
Полицейские опросили всех инструкторов лыжной школы, а также весь персонал. Выяснилось, что только у трех человек нет алиби ни на ночь убийства Сони, ни на время нападения на меня. Только трое и целых трое: два инструктора — Эрве Пайо и Вероник Ганс, и один отвечающий за выдачу лыж — Кевен Дестрей. А что касается убийства Марион, тут все чисто: Дестрей утверждает, что был в клубе в Ницце, провел ночь в машине и только к полудню вернулся и вышел на работу. Пайо говорит, что играл в покер до трех утра с какими-то курортниками. А Ганс провела ночь в постели прекрасного незнакомца по имени Сэмми, с которым познакомилась в клубе и которого с тех пор больше не видела. По своим габаритам и Пайо, и Дестрей вполне могут быть Вором. Ганс вне подозрений. Потому что Вор разговаривал со мной, и я на 70% уверена, что это мужчина.
— Ну, конечно, мыла там не было! Слава Богу, я в прошлый раз взяла влажные салфетки из ресторана! — возмущается вернувшаяся Иветт.
А если ты ошибаешься, Элиз? Если Вор — женщина? Он всегда говорил со мной шепотом. А стеганый лыжный костюм на худенькой и мускулистой спортсменке запросто мог сбить с толку Магали. Так, Веронике Ганс около тридцати лет, то есть примерно столько же, сколько было Соне Овар и Марион Эннекен. Это ее подруги? Но зачем убивать двух молодых женщин с жестокостью, больше присущей убийце-мужчине? Согласна, Психоаналитик, это замечание необъективно. Но плевать я на тебя хотела, ведь ты мне не помогаешь, ведь мне плохо, мне трудно, мне страшно, я сыта этим по горло! По горло! Я хочу стать прежней Элиз! Я так больше не могу!
— Элиз!
Ян.
— Никому не рассказывайте, но я сбежал.
— Какой глупый! — смеется Иветт. — Хотите кофе?
— Спасибо, лучше «Сюз» — отвечает Ян. Судя по всему, он в хорошем настроении. — Знаете, — продолжает он, — я много думал. Никто не мог знать, что Юго пойдет послушать репортаж. Значит, никто не мог предвидеть, что Магали забредет к вам в комнату. Значит, кто-то за ней следил. Кто-то, кто находился в доме, — заканчивает он мрачно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36