С каждой секундой становилось все темнее; охваченная паникой, я потеряла способность ориентироваться.Когда же развалины наконец кончились, я обнаружила, что стою у дальней стены аббатства, которое теперь лежало между мной и домом. Ничто не могло бы заставить меня повторить пройденный путь, – впрочем, это было бы нелегко сделать, не заблудившись снова. Поэтому я продолжала идти вперед, пока не вышла на дорогу. Прикинув, в какой стороне дом, я быстро зашагала по дороге, то и дело переходя на бег.Поравнявшись с небольшой рощицей, я вдруг увидела, как из-за деревьев появилась человеческая фигура, и на мгновение ко мне вернулся страх. Затем фигура приобрела знакомые очертания, и знакомый голос произнес:– Привет! За вами что, черти гонятся?Вопрос прозвучал столь насмешливо, что мой страх тут же сменился раздражением.– Я заблудилась, мистер Редверз, – объяснила я, – но теперь, кажется, уже вышла на правильную дорогу.Он рассмеялся.– Могу показать вам более короткий путь... если позволите.– Разве эта дорога не ведет к дому?– Ведет, только очень долго. Если вы пройдете напрямик через эту рощу, то сократите путь на полмили. Разрешите вас проводить?– Благодарю, – холодно отозвалась я.Мы пошли рядом, Саймон подладился к моему шагу.– Как это вы оказались здесь одна в столь поздний час? – поинтересовался он.Я объяснила, что пошла искать пропавшую собаку.– Вам не следовало уходить так далеко от дома, – заметил он. – Вы же видите, как здесь легко заблудиться.– Днем этого бы не случилось.– Да, но сейчас уже вечер. А ваш Пятница, наверное, просто-напросто нашел себе подружку. Собака – она и есть собака.Я ничего не ответила. Вскоре мы вышли из рощи, и я увидела дом. Через пять минут мы уже были на месте.Габриель, Рут, Люк и доктор Смит встретили нас во дворе – они искали меня. Доктор снова заехал осмотреть сэра Мэтью и узнал о моем исчезновении. Задыхаясь после быстрой ходьбы, я рассказала, как в поисках Пятницы забрела в развалины, как заблудилась и как встретила Саймона Редверза.– Зачем же вы вышли в сумерки одна, – мягко пожурил меня доктор Смит.– Кто-нибудь из нас мог пойти с тобой! – строго заявил Люк.– Да, вы правы, – сказала я со счастливой улыбкой, радуясь, что вернулась домой. Потом повернулась с Саймону Редверзу и проговорила: – Я очень благодарна вам, мистер Редверз.Он насмешливо поклонился и пробормотал:– Был счастлив оказать услугу.– А что Пятница, вернулся? – спросила я Габриеля. Он покачал головой.– Завтра непременно вернется, – вставил Люк.– Надеюсь, – отозвалась я. Габриель взял меня под руку.– Сегодня мы все равно ничего больше не сможем сделать, – сказал он. – Пойдем, у тебя утомленный вид.Все стояли, глядя на нас.– Спокойной ночи, – пробормотала я и последовала за Габриелем в дом.– Никогда не видел тебя такой бледной и усталой, – заметил Габриель.– Я испугалась, что никогда не выберусь оттуда.Он со смехом обнял меня за плечи. Потом вдруг сказал:– У нас был такой чудесный медовый месяц! Жаль только, что короткий. Я бы с удовольствием съездил с тобой в Грецию.– «О Греция, где пламенная Сафо жила и пела!» – процитировала я звенящим голосом. Несмотря на беспокойство за Пятницу, я испытывала несказанное облегчение оттого, что благополучно вернулась домой.– Скажу, чтобы тебе принесли горячее молоко. Оно поможет тебе заснуть, – сказал Габриель.– Габриель, но куда же все-таки запропастился Пятница?– Не волнуйся, он появится. Иди в спальню, а я загляну на кухню.Поднимаясь к себе в комнату, я думала о том, как Габриель заботлив, как внимателен к слугам. Ведь им целый день приходится сновать вверх-вниз по этим бесконечным лестницам.В спальне на глаза мне сразу попалась пустая корзина, и я опять расстроилась.Выйдя в коридор, я еще раз кликнула Пятницу. Может, он просто увлекся охотой на кроликов? Это было его излюбленное занятие, заставлявшее его забывать обо всем на свете. Утром он, конечно же, вернется, успокаивала я себя. Так или иначе, сегодня я сделала все, что могла. С этими мыслями и разделась и легла в постель.Я так устала, что уже почти спала, когда пришел Габриель. Усевшись в кресло возле кровати, он принялся увлеченно расписывать предстоящее путешествие в Грецию, – кажется, он действительно загорелся этой идеей.Вскоре служанка принесла на подносе стакан молока. Мне ничего не хотелось, но я выпила молоко, чтобы доставить удовольствие Габриелю, и через несколько минут крепко уснула.Разбудил меня громкий стук в дверь. Я с трудом вынырнула из глубин сна и села в постели. На пороге стояла Рут – бледная как мел, с неестественно расширенными глазами.– Кэтрин, – повторяла она, – проснись! Пожалуйста, проснись! – По ее голосу я поняла, что случилось что-то страшное.Я огляделась в поисках Габриеля, но его в спальне не было.– Дело в том, что Габриель... – сказала она. – Ты должна взять себя в руки...– Что? Что с ним случилось? – с трудом вымолвила я.– Он умер. Покончил с собой.Я не поверила. Это был кошмарный сон. Габриель мертв? Не может быть – ведь он только что сидел вот здесь, поил меня молоком и мечтал о Греции.– Лучше я скажу тебе все сразу, – продолжала Рут, пристально глядя на меня, и в ее глазах мне почудилось обвинение. – Он бросился с балкона. Один из конюхов только что обнаружил его.– Этого не может быть.– Тебе лучше встать и одеться.Я неловко выбралась из кровати, меня сотрясала дрожь, руки и ноги отказывались повиноваться, в голове стучала одна мысль: это неправда, Габриель не мог этого сделать. 3 Итак, не прошло и недели со дня моего приезда в Кирклендские Забавы, как трагедия обрушилась на этот дом.Я не могу сейчас точно восстановить в памяти все события того ужасного дня, помню только охватившее меня оцепенение, уверенность, что произошло неотвратимое – то, что угрожало мне и пугало меня с той минуты, как я ступила на порог.Помню, что все утро лежала, – на этом настояла Рут, и я впервые ощутила на себе силу и властность ее натуры. Пришел доктор Смит и дал мне успокоительное; он сказал, что это необходимо, и я проспала до самого обеда.Вечером спустилась в так называемую «зимнюю гостиную» – небольшую комнату на втором этаже, выходившую окнами во двор, которой обычно пользовались в холодное время года, поскольку она была теплее и уютнее других. Здесь уже собралась вся семья: сэр Мэтью, тетя Сара, Рут, Люк, а также Саймон Редверз. Когда я вошла, все взоры устремились на меня.– Иди сюда, дорогая, – проговорил сэр Мэтью. – Это ужасный удар для всех нас, а для тебя особенно, милое дитя.Я подошла к нему, ибо он вызывал у меня больше доверия, чем остальные, и села рядом. Тетя Сара тут же придвинула стул с другой стороны, уселась и взяла меня за руку.Задумчиво глядя в окно, Люк бестактно заметил:– Точно так же, как те, другие. Наверное, когда мы разговаривали о них, он все время думал...Я резко перебила его.– Я не верю в самоубийство Габриеля. Ни секунды.– Ты так потрясена, дорогая, – пробормотал сэр Мэтью.Тетя Сара придвинулась ближе и прислонилась ко мне. От нее исходил едва уловимый запах увядания.– А что, по-твоему, случилось? – спросила она; ее голубые глаза блестели любопытством.Я отшатнулась от нее и крикнула:– Не знаю! Но он не покончил с собой!– Милая Кэтрин, – вмешалась Рут, – ты сейчас слишком взвинчена. Все мы, разумеется, тебе сочувствуем, но... ты слишком мало знала Габриеля. Ведь он был одним из нас, всю жизнь прожил с нами...Голос Рут дрогнул, но я не поверила в искренность ее горя. У меня мелькнула мысль: а ведь теперь дом перейдет к Люку! Ты довольна, Рут?– Вчера вечером он говорил о путешествиях, – не унималась я. – Мечтал поехать в Грецию.– Возможно, не хотел, чтобы ты догадалась о его намерении, – предположил Люк.– Ему не удалось бы ввести меня в заблуждение. Зачем было говорить о Греции, если он собирался... сделать такую ужасную вещь!Тут в разговор вступил Саймон. Его голос был холодным и отстраненным.– Люди не всегда высказывают то, что у них на уме.– Но я знаю... Говорю вам, я точно знаю!Сэр Мэтью закрыл глаза рукой, и до меня донеслись слова:– Мой мальчик... мой единственный сын...Раздался стук в дверь, вошел Уильям и, обращаясь к Рут, объявил:– Приехал доктор Смит, мадам.– Просите его, – распорядилась Рут.Через несколько секунд в дверях показался доктор и направился ко мне. В глазах его было сочувствие.– Не могу выразить степень своего сожаления, – тихо произнес он. – Меня беспокоит, как это отразится на вашем здоровье.– Не стоит беспокоиться, – ответила я. – Это было ужасное потрясение, но я оправлюсь. – Я вдруг истерично засмеялась и сама пришла в ужас.Доктор положил руку мне на плечо.– Я дам вам снотворное, – сказал он, – выпьете вечером. А когда проснетесь, ночь будет отделять вас от сегодняшнего кошмара.Тетя Сара вдруг сказала пронзительным голосом:– Она не верит, что это было самоубийство, доктор.– Я понимаю... – успокаивающе отозвался доктор. – В это действительно трудно поверить. Бедный Габриель!«Бедный Габриель!» Эти слова эхом разнеслись по комнате, повторенные почти всеми присутствующими.Мой взгляд остановился на Саймоне Редверзе. «Бедный Габриель», – произнес он и посмотрел на меня с холодным блеском в глазах. Мне захотелось крикнуть ему: «Вы что, обвиняете в случившемся меня? Габриель был со мной счастливее, чем когда-либо в жизни! Он сам все время говорил мне об этом!» Но я промолчала.Доктор Смит вновь обратился ко мне.– Вы сегодня выходили из дома, миссис Роквелл? Я покачала головой.– Вам было бы полезно прогуляться. Если не возражаете, я мог бы составить вам компанию.Догадавшись, что он хочет побеседовать со мной наедине, я тут же встала.– Надень плащ, – посоветовала Рут. – Сегодня прохладно. Прохладно, подумала я. Разве может эта прохлада сравниться с леденящим холодом в моем сердце... Что теперь со мной будет? Моя жизнь повисла между Глен-Хаусом и Кирклендскими Забавами, и будущее было покрыто густым туманом.Рут позвонила, и спустя несколько минут появилась служанка с моим плащом. Саймон взял у нее плащ и накинул мне на плечи. Я взглянула на него через плечо, пытаясь прочесть его мысли, но безуспешно.Покинув гостиную и оказавшись наедине с доктором, я испытала чувство облегчения. Молча мы вышли из дома и зашагали в направлении аббатства. Неужели только вчера я бродила здесь в поисках Пятницы и заблудилась?..– Дорогая моя миссис Роквелл, – сказал наконец доктор, – я понял, что вам тягостно находиться в доме, поэтому и предложил эту прогулку. Вы ошеломлены случившимся, не так ли?– Да. Но в одном я совершенно уверена.– Вы считаете, что Габриель не мог покончить с собой?– Именно.– Потому что вы были очень счастливы вместе?– Да, мы были счастливы.– Может быть, именно это и толкнуло Габриеля на такой шаг.– Я вас не понимаю.– Вам известно, что он был тяжело болен?– Он сказал мне об этом еще до свадьбы.– Значит, он не стал скрывать это от вас. У него было слабое сердце, которое могло остановиться в любую минуту. Впрочем, вы об этом знали.Я кивнула.– Наследственная болезнь. Бедный Габриель, на него она обрушилась слишком рано. Как раз вчера я говорил с ним о его... недомогании. И теперь задаю себе вопрос: не мог ли наш разговор подтолкнуть его к трагическому решению? Могу я быть с вами откровенным? Вы еще очень молоды, но уже побывали замужем, и я должен кое-что сказать вам.– Не скрывайте от меня ничего.– Благодарю. С самого начала меня поразили ваши рассудительность и здравый смысл, и я обрадовался столь удачному выбору Габриеля. Вчера Габриель обратился ко мне за советом по поводу... своей супружеской жизни.Я почувствовала, что румянец заливает мне щеки, и проговорила:– Будьте добры, объясните, что вы имеете в виду.– Он спросил меня, является ли его слабое сердце препятствием к исполнению им супружеских обязанностей.– О-о... – Еле слышно выдохнула я, не решаясь поднять глаза на доктора. К этому моменту мы уже подошли к развалинам, и я устремила взгляд на квадратную башню. – Ну и... что же вы ответили?– Что, по моему мнению, такие отношения для него весьма опасны.– Понимаю.Он попытался заглянуть мне в лицо, но я отвернулась. Я не желала обсуждать с ним то, что происходило между мной и Габриелем. Разговор на подобную тему смущал меня, и, хоть я и напоминала себе, что мой собеседник врач, неловкость только усиливалась. Впрочем, я уже поняла, что он хотел сказать, так что дальнейшие объяснения были излишними; однако доктор продолжал:– Он был вполне нормальным молодым человеком, если не считать больного сердца. Он был горд и не любил проявлять свою слабость. Мои слова, очевидно, явились для него ударом, – но тогда я еще не понял, насколько тяжелым.– Так вы полагаете, что ваше... предостережение... толкнуло его…– Этот вывод напрашивается сам собой. А что думаете вы, миссис Роквелл? Не было ли в прошлом между вами... э-э...Я провела рукой по камням обвалившейся стены и произнесла голосом холодным, как эти камни:– Не думаю, чтобы ваши слова могли заставить моего мужа наложить на себя руки.Доктор, похоже, был доволен моим ответом.– Мне было бы неприятно сознавать, что мои слова…– Не мучьте себя. Любой врач на вашем месте сказал бы Габриелю то же самое.– Но, мне кажется, это могло послужить причиной...– Не вернуться ли нам в дом? – предложила я. – Становится холодно.– Извините меня, я не должен был приводить вас сюда. Вас знобит от перенесенного потрясения. С моей стороны было жестоко обсуждать с вами такой деликатный вопрос, когда вы только что...– Нет-нет, вы были очень тактичны. Но я еще не могу прийти в себя... поверить, что вчера в это время…– Положитесь на время, оно действительно лучший лекарь. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Вы еще так молоды. Вы уедете отсюда, – во всяком случае, я так думаю... Зачем вам хоронить себя здесь?– Я еще не знаю, что буду делать. Не думала об этом.– Разумеется, вам было не до того. Я просто хотел сказать, что перед вами вся жизнь. Пройдет несколько лет, и все это будет казаться вам дурным сном.– Бывают сны, которые невозможно забыть.– Ну-ну, не стоит отчаиваться. Трагедия еще столь свежа, что вы не можете взглянуть на нее со стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36